Александр Дюма - Графиня де Шарни
Естественным движением Питу было защитить своего бывшего учителя, чья вина была ему еще неизвестна.
— Господин Бийо! — воскликнул он, бросаясь навстречу фермеру.
— Отец! — вскричала Катрин и сделала настолько похожее движение вперед, словно она и Питу повиновались одному режиссеру.
Но достаточно было одного взгляда Бийо, чтобы Питу застыл по одну сторону от него, а Катрин — по другую. В этом человеке было нечто от орла и от льва, он словно воплощал в себе народный дух.
Подойдя к помосту, он выпустил из рук аббата Фортье и, указывая ему пальцем на воздвигнутое сооружение, промолвил:
— Вот он, алтарь отечества — алтарь, до которого ты никак не снисходишь. А я, Бийо, тебе говорю, что ты недостоин служить здесь обедню. Прежде чем подняться по этим священным ступеням, каждый должен спросить себя, испытывает ли он стремление к свободе, преданность отчизне и любовь к человечеству! Священник! Хочешь ли ты свободы для всего мира? Священник! Предан ли ты своей стране? Священник! Любишь ли ты своего ближнего больше самого себя? Тогда смело можешь подняться на этот алтарь и воззвать к Господу. Но если ты как гражданин не чувствуешь себя первым среди всех нас, уступи свое место более достойному, а сам уходи… исчезни… убирайся!..
— Несчастный! — воскликнул аббат, двинувшись прочь и на ходу грозя Бийо пальцем. — Ты сам не знаешь, кому объявляешь войну!
— Да нет, я-то знаю, — возразил Бийо. — Я объявляю войну волкам, лисам и змеям — всем, кто жалит, кусает, терзает в потемках. Что ж, — прибавил он, с силой ударив себя кулаком в грудь, — терзайте, кусайте, жальте — вот я!
Наступила тишина. Толпа расступилась перед убегающим священником и, сомкнувшись вновь, замерла в почтительном восхищении перед сильной личностью, подставлявшей себя под удары страшной силы, зовущейся духовенством и в те времена державшей еще в рабстве почти половину народа.
Не существовало больше ни мэра, ни его помощника, ни муниципального совета. Внимание всех присутствовавших было приковано к Бийо.
К нему подошел г-н де Лонпре.
— А ведь теперь мы остались без священника! — заметил мэр.
— Ну и что? — спросил Бийо.
— Раз у нас нет священника, значит, некому отслужить обедню!
— Подумаешь, какое горе! — воскликнул Бийо (со времени своего первого причастия он всего два раза заходил в церковь: когда венчался и когда крестил дочь).
— Я не говорю, что это большое горе, — продолжал мэр, решивший, что было вполне разумно, не спорить с Бийо, — но чем мы заменим обедню?
— Что ж, я вам, пожалуй, скажу, что́ у нас будет вместо обедни! — вскричал Бийо, чувствуя настоящее вдохновение. — Поднимитесь вместе со мной на алтарь отечества, господин мэр! И ты, Питу, поднимайся! Вы встанете по правую руку от меня, а ты, Питу, — по левую… Вот так. Чем мы заменим обедню? Слушайте все! — приказал Бийо. — Слушайте Декларацию прав человека — кредо свободы, Евангелие будущего.
Присутствовавшие единодушно зааплодировали: люди эти, освободившиеся только вчера — а вернее было бы сказать, едва сбросившие цепи, — жаждали узнать права, которые были ими отвоеваны, но которыми они еще не воспользовались.
Они с гораздо большей жадностью ожидали именно этих слов, а не тех речей, что аббат Фортье называл словом небесным.
Встав между мэром, представлявшим гражданскую власть, и Питу, представителем вооруженной силы, Бийо простер руку и наизусть, по памяти, — почтенный фермер не знал грамоты, как уже говорилось, — звучно произнес следующие слова (все до единого выслушали их стоя, в полном молчании и обнажив голову):
ДЕКЛАРАЦИЯ ПРАВ ЧЕЛОВЕКАСтатья 1. «Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах. Общественные различия могут основываться лишь на общей пользе».
Статья 2. «Цель всякого политического союза — обеспечение естественных и неотъемлемых прав человека. Таковые — свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению».
Бийо с чувством произнес слова: «сопротивление угнетению», ведь он видел собственными глазами, как рушились перед ним стены Бастилии, и знал, что ничто не может устоять перед силой народной, стоит только народу протянуть руку.
Слова эти вызвали в толпе крики, слившиеся в протяжный рев. Бийо продолжал:
Статья 3. «Источником суверенной власти является нация. Никакие учреждения, ни одна личность не может обладать властью, которая не исходит явно от нации».
Эта последняя фраза слишком живо напомнила слушателям спор, только что имевший место между Бийо и аббатом Фортье, в котором Бийо упомянул об этом самом принципе; вот почему фраза эта не могла остаться незамеченной, и голос Бийо заглушили крики: «Браво!» и аплодисменты.
Бийо подождал, пока стихнут крики и рукоплескания, и продолжал:
Статья 4. «Свобода состоит в возможности делать все, что не наносит вреда другому: таким образом, осуществление естественных прав каждого человека ограничено лишь теми пределами, которые обеспечивают другим членам общества пользование теми же правами. Пределы эти могут быть установлены только законом».
Эта статья была не совсем понятна простым слушателям и потому прошла, не вызвав столь же бурного отклика в их сердцах, как другие, несмотря на всю свою значимость.
Статья 5. «Закон, — продолжал Бийо, — имеет право запрещать лишь действия, вредные для общества. Все, что не запрещено законом, то дозволено, и никто не может быть принужден делать то, что не предписано законом».
— Это как же понимать? — спросил голос из толпы. — Раз закон не принуждает к испольщине и отменил десятину, стало быть, священники теперь не могут прийти ко мне на поле за десятиной, а король не заставит меня отрабатывать испольщину?
— Совершенно верно, — отвечал Бийо, — и мы отныне и во веки веков освобождены от этих постыдных притеснений.
— Раз так — да здравствует закон! — прокричал крестьянин.
И все в один голос подхватили: «Да здравствует закон!»
Бийо продолжал:
Статья 6. «Закон есть выражение общей воли».
Он замолчал и торжественно поднял палец.
— Внимательно слушайте, друзья, братья, граждане, люди! — обратился он к толпе и продолжал:
«Все граждане имеют право участвовать лично или через своих представителей в его создании».
Возвысив голос так, чтобы каждое слово было отчетливо слышно присутствовавшим, Бийо проговорил:
