Энн Бенсон - Огненная дорога
Он отказался сказать ей, куда они едут.
— Хочу сделать тебе сюрприз.
«Еще один сюрприз?» — подумала Джейни.
Вряд ли ее можно было удивить больше, чем это уже произошло.
— Просто доверься мне, — продолжал Том.
«Ох, как хотелось бы… но…»
Она взяла лежащий у ног маленький рюкзак и положила его на колени.
— Знаешь, это ведь почти все, что у меня есть в этом мире. Кое-какая одежда у тебя дома, то, что лежит в твоем сейфе, и вот это.
— Тебе недостает чего-то? — после паузы спросил Том.
Вопрос показался ей глупым.
— Мне недостает привычного порядка вещей.
— Думаю, на какое-то время нам всем придется отказаться от привычного порядка вещей. Пока облако не рассеется.
— Ты говоришь так, словно уверен, что оно рассеется.
— Все в этом мире проходит. Вопрос только когда.
«Пожалуйста, ох, пожалуйста, пусть мои подозрения исчезнут, и побыстрее».
Они мчались сквозь сгущающуюся тьму. Джейни откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.
— Есть кое-что конкретное, чего мне недостает, — сказала она спустя некоторое время.
— Чего же?
— Моего сада. Я много лет старалась сделать так, чтобы он действительно был моим. Мне будет недоставать его следующей весной, если я не смогу возродить его.
— Скорее всего, не сможешь.
— Почему ты так думаешь? — удивленно спросила она.
— Если эпидемия вернется хотя бы в половину той силы, что в прошлый раз, тебя меньше всего будет заботить восстановление дома и возрождение сада.
— Ты пугаешь меня, Том.
— Чего я и добиваюсь.
Джейни надолго замолчала, а потом сказала:
— Я чувствовала бы себя лучше, если бы ты объяснил, куда мы едем.
— Мы почти на месте.
Том кивнул на дорожный знак на обочине.
Фары осветили его, и Джейни увидела надпись:
«Огненная Дорога, 5 миль».
Джейни потрясенно смотрела на приветствующих ее людей. Одни были ей знакомы, другие нет. Наконец она снова обрела способность говорить.
— Не понимаю. Может, я просто попала в «Атлант расправил плечи»?[32]
Джон Сэндхауз, широко улыбаясь, оглядел комнату и снова посмотрел на Джейни.
— Ни архитекторов, ни баронов-разбойников. — Он перевел взгляд на Кристину. — Видишь тут хоть одного?
— Нет, — ответила девушка. — И вообще не понимаю, о чем вы.
— Для этого вы слишком молоды, — сказала Джейни. — Но когда-нибудь вы, без сомнения, прочтете эту книгу, и, судя по тому, как разворачиваются события, время для этого у вас может появиться уже нынешней зимой. — Она недоверчиво покачала головой. — Я просто… ошеломлена всем этим.
Она пробежала взглядом по лицам: Джон Сэндхауз, его жена Кэти, их дети, жмущиеся к ногам родителей; Кристина, как всегда, по-юношески полная энтузиазма; Линда Хорн — леди с «бабочками» — безмятежная, царственная, и мужчина рядом с ней, которого Джейни сочла ее мужем.
Еще один мужчина, до сих пор остававшийся в стороне, вышел вперед и протянул ей руку.
— Джейсон Дэвис. Бывший владелец этого заведения.
— Бывший?
Все взгляды обратились к Тому.
— И по-прежнему владелец по документам — для всех во внешнем мире, — сказал он, мягко положив руку на плечо Джейни. — Добро пожаловать в лагерь «Мейр».
Джейни снова перевела взгляд на Дэвиса.
— Как вы поступили бы, если бы я в разговоре с вами сказала, что хочу заглянуть сюда?
— Сделал бы соответствующие приготовления, — ответил он. — Нам ничего не стоит придать дому обычный сельский вид.
Комната, где они находились, очевидно, служила залом для собраний и меньше всего напоминала часть сельского дома. Остроконечная застекленная крыша, ритмично вращающиеся над головой бесшумные вентиляторы, колышущие листья растений. Однако вдоль всего конька крыши и там, где стены сходились с ней, висели драпировки, скатанные и подвязанные; без сомнения, их можно было быстро опустить, чтобы сбить с толку неожиданного посетителя. Еще здесь имелось множество окон, устроенных таким образом, что при необходимости они могли уйти в стену. Чистый, прохладный и влажный воздух сильно напоминал тот, который был в доме Линды Хорн.
Джейни перевела взгляд на бывшую лагерную медсестру.
— Никаких бабочек?
— Я не могу перевезти их сюда, пока мы окончательно не отгородимся от остального мира. Но я сделаю это, как только время придет.
— Скоро, надо полагать, — сказала Джейни.
— Думаю, вы правы.
Джейни посмотрела на Тома.
— Ты продолжаешь удивлять меня.
— Еще только начал.
— Верю. — Она снова обежала взглядом огромное пространство зала. — Потрясающе… Это и есть тот утопический рай, о котором ты говорил? Где мы будем прятаться от надвигающегося мора?
Послышались нервные смешки, однако ответ Тома прозвучал со всей серьезностью:
— Да, это он и есть.
Тридцать один
После долгих, мучительных и жарких дебатов было принято решение, что завтра утром вся армия отправится на оговоренное место встречи и будет ждать появления либо Каля, либо войска Наварры. Командиры разошлись по поляне, рассказывая солдатам, что предводитель не вернулся, что горнист поднимет их завтра задолго до рассвета, что они должны быть готовы быстро встать, перекусить, напиться, взять оружие, надеть доспехи и выступить на Компьенскую дорогу.
Кэт, однако, не ложилась; даже когда стемнело, она продолжала сидеть на холме, откуда открывался вид на дорогу, вслушиваясь, не раздастся ли стук копыт — звук, которого больше всего жаждала услышать ее душа. На все уговоры уйти она не обращала внимания. В конце концов, во исполнение данного Гильому обещания, Алехандро взял ее за руку и буквально затащил в дом.
Она рыдала в его объятиях, он утирал ей слезы, а потом, совершенно измотанная, обессиленная, она заснула у него на плече. Ее сердце было разбито, надежды развеялись, как дым; те же чувства испытывал и Алехандро.
«Кто знал, что мое отцовство не будет иметь конца?» — Думал он, баюкая у своей груди женщину-дитя и ощущая ее боль, как свою собственную.
Кто мог предположить, что дочь, даже не родная по крови, навсегда завладеет частью его души?
Частички его души были разбросаны по всей Европе. Одна осталась в Сервере, его родном городе в прекрасной испанской провинции Арагон. Значительная часть его души покоилась в Англии, вместе с Аделью; и в Авиньоне, где он в последний раз видел Эрнандеса и где, как он надеялся вопреки доводам разума, его престарелые родители нашли безопасное убежище. Часть души осталась и в Париже, с презираемым и одновременно вызывающим восхищение де Шальяком; даже против воли Алехандро она всегда будет тосковать по этому человеку. И здесь, на его плече, спала молодая женщина, владевшая настолько значительной частью его души, что, возможно, когда-нибудь это погубит его.