Империи норманнов: Создатели Европы, завоеватели Азии - Роуч Леви
Более показательно другое свидетельство. Это запись об Эдуарде, Эдите и Эдгаре Этелинге в Liber Vitae в Нью-Минстере (Новом соборе) в Уинчестере. Текст должен относиться ко времени между прибытием Эдгара в Англию (1057 год) и смертью самого короля (5 января 1066 года), поскольку все записи относятся к живым людям; вероятно, его следует датировать последними тремя годами пребывания Исповедника на престоле. Важно, что имя Эдгара стоит здесь рядом с именами короля и королевы – именно там, где в ином случае мы могли бы ожидать упоминания их сына. Более того, в тексте указан латинский титул Эдгара clito, или «принц», который давался королевским потомкам, достойным трона. В глазах некоторых людей Эдгар явно унаследовал роль своего отца как вероятного преемника на престоле {67}.
Смерть Изгнанника помешала планам Эдуарда, но он по-прежнему был полон решимости преградить Годвинам путь к трону. Именно эти устремления, а вовсе не обещания, данные герцогу Вильгельму, предопределили трагические события 1066 года. Когда в начале января Эдуард умер, Гарольд воспользовался молодостью Эдгара. Убедив крупнейших феодалов королевства (многие из которых были его братьями), что стране нужна твердая рука зрелого человека, Гарольд захватил власть. Ему помогло то, что в момент смерти Эдуарда он оказался в Лондоне. Вопреки всем традициям, его избрали и короновали уже на следующий день (тогда как Исповедник после смерти Хардекнуда ждал коронации больше девяти месяцев). Все было сделано так быстро в расчете подавить инакомыслие.
Попытка сделать преемником Эдуарда Изгнанника или его сына Эдгара призвана была сохранить материальное наследие короля, но в последние годы жизни он позаботился и о том, чтобы обеспечить свое духовное благополучие. Бездетные монархи часто брались за крупные религиозные проекты. Не имея кровных наследников, они обращали свой взор в мир иной, стремясь сделать то, что послужит Церкви здесь и сейчас, а их душе – после смерти. В первые годы столетия бездетный германский император Генрих II основал новое епископство в Бамберге; теперь Эдуард делал нечто подобное в Вестминстере {68}. Монастырь к западу от Лондона (отсюда и его название, буквально означающее «западная церковь») уже существовал, но Эдуард с размахом его перестроил. Неизвестно, когда началось строительство, однако к 1050-м годам оно было в самом разгаре.
Церковь создавалась в новом стиле – романском. Для него характерны мощные стены и большие округлые арки. Он демонстрирует элегантную простоту по сравнению с более поздним готическим стилем, который мы часто ассоциируем со Средневековьем. Романская архитектура уже набирала популярность на континенте, но на Британских островах такая церковь стала первой. Ее новизна не осталась незамеченной современниками, и хронист Уильям Мальмсберийский с одобрением отметил, что она создана «в новой манере строительства» {69}. Эдуарда явно вдохновляла архитектура Нормандии, и возведенное здание обнаруживало сильное сходство с монастырем в Жюмьеже, также построенным в эти годы. Неслучайно, что на момент планирования строительства церкви епископом в Лондоне был Роберт – некогда монах из Жюмьежа {70}.
Вестминстер стал главным достижением Эдуарда. Собор, освященный 28 декабря 1065 года, незадолго до кончины короля, был самым грандиозным на Британских островах и одним из грандиознейших в западном христианском мире. Однако Эдуард уже стоял на пороге смерти. Он заболел перед Рождеством 1065 года и не смог даже присутствовать на освящении. Тем не менее его наследие теперь было увековечено – по крайней мере, так должно было казаться, – и король мог умереть спокойно. 6 января 1066 года, на следующий день после кончины, Эдуарда с должной пышностью похоронили в новой церкви.
Вестминстерская церковь – последнее пристанище Эдуарда – символизирует его правление. Пусть ее строили из английских материалов и руками англичан, по духу и стилю она напоминала Нормандию. На самом деле поразительно, насколько нормандской стала Англия. Почти все признаки, которые мы традиционно связываем с более поздним завоеванием 1066 года, – франкоязычные аристократы, церковные реформаторы, каменные крепости, романский стиль в архитектуре – можно было заметить еще при Исповеднике. Это не должно вызывать удивления: в конце концов, он был нормандцем и по рождению, и по выбору. Ни одна стрела еще не была пущена, но «нормандизация» Англии уже началась.
5
Вильгельм I: король-завоеватель, Нормандия и Англия, 1035–1066
Когда тело Вильгельма Завоевателя перевозили в Кан, вокруг теснились толпы людей. Последним пристанищем короля должна была стать церковь аббатства Святого Стефана, основанного Вильгельмом в 1059 году. Но когда процессия прибыла в город, вспыхнул пожар, вызвавший панику среди зрителей и сорвавший шествие. Это оказалось не единственной проблемой, сопутствовавшей похоронам. Месса в аббатстве прошла без происшествий, затем епископ Гилберт из Эврё произнес блестящую проповедь. Но когда настало время погребения, явился какой-то местный житель и заявил, что земля, на которой стоит церковь, принадлежит его семье и четверть века назад при основании аббатства эту землю незаконно отняли. В результате скорого разбирательства претензии были признаны справедливыми, и священнослужители расплатились с претендентом. Однако проблемы продолжались. Останки Вильгельма стали опускать наконец в каменный саркофаг, когда обнаружилось, что тот слишком мал. Распухшее тело нормандского герцога лопнуло, и все вокруг наполнилось ужасным смрадом {71}.
Таков был бесславный – и заслуженный, по крайней мере по мнению некоторых, – конец Вильгельма Завоевателя, короля, внушавшего окружающим ужас. Он выделялся своей кровожадностью даже в тот жестокий век. И даже сочувствующие ему авторы были обеспокоены дурными знаками, сопровождавшими его похороны. Богобоязненным людям полагалось мирно умереть и торжественно лечь в могилу. Смерть Вильгельма оказалась мучительной и затяжной, а похороны превратились в комедию ошибок. Говорят, что земля раскрывается, чтобы принять останки святых. Неприятие ею Вильгельма не оставляло сомнений в том, что он был грешником. Даже в смерти этот правитель оказался фигурой противоречивой. Чувства, которые он вызывал, отражают масштаб как его достижений, так и жертв, которых они потребовали.
Суровый нрав Вильгельма объясняется трудным детством. В 1035 году, после 90 лет мира и процветания, Нормандия погрузилась в хаос, когда во время паломничества внезапно умер отец Вильгельма, герцог Роберт I, второй сын Ричарда II. Результатом стал кризис, напоминающий ситуацию 940-х годов. Местные лорды стали стремиться к независимости, завистливые соседи также воспользовались неопределенностью, отхватив часть нормандских земель.
Ситуация осложнялась тем, что Вильгельм родился в неофициальном союзе. Уже при жизни его называли «бастардом», а возникшие легенды представляли Вильгельма плодом любви герцога Роберта к дочери простого кожевника. Но мы не будем верить легендам. Старофранцузское слово bâtard означало не ребенка, рожденного вне брака (бастарда в современном смысле), а ребенка от мезальянса – неравного союза, обычно между дворянином и женщиной более низкого происхождения. В случае Вильгельма это значило, что его мать Герлева была дочерью торговца или мелкого аристократа (есть также основания полагать, что ее отец был бальзамировщиком) {72}. При обычных обстоятельствах бастард оказывался не первым в очереди на наследство, однако такие дети могли стать наследниками – и становились {73}. Так произошло с Ричардом I в 942 году, и Вильгельм был настроен повторить этот путь. Более серьезную проблему, как и в случае Ричарда, представлял возраст мальчика: на момент смерти Роберта Вильгельму было не больше восьми лет, а возможно, всего шесть. В последние годы в государстве уже наблюдались признаки нестабильности, и восхождение на трон ребенка усугубило ситуацию.
