Понсон дю Террайль - Грешница
Тюркуаза вдруг перестала говорить.
Леон слышал очень хорошо, как она встала, прошла на цыпочках, открыла двери и крикнула" свою прислугу.
Он было сделал особенное усилие, чтобы прервать это странное, ужасное состояние, и ничего не мог сделать.
Затем он услышал, как вошел Вантюр в сопровождении почтаря.
— Друзья мои, — сказала она, — я не поеду сегодня дальше… мой муж…
И она сделала резкое и сильное ударение на двух последних словах.
— Мой муж спит, он провел две бессонные ночи.
— Бедняжка! — пробормотал довольно громко Вантюр.
— Приготовьте лошадей к утру.
— Слушаю, сударыня!..
— А теперь потрудитесь перенести моего мужа на кровать, и как можно осторожнее… право, было бы грешно разбудить его… он спит так хорошо и сладко…
Леон слышал все, но тщетно старался отделаться от сна, сковавшего все его члены… можно было сказать, что он умер.
Вантюр и Рокамболь, все еще переодетый почтарем, взяли Леона Роллана и перенесли его на кровать.
Леон не мог пошевелиться… Он, однако, слышал еще через двери, как Тюркуаза сказала:
— Надо дать выспаться моему бедному другу — положите дров, я просижу ночь у камина.
Приказания, данные Тюркуазой, были исполнены. Леон мог узнать это, услышав, как в камин положили дров и затопили его. Он тщетно старался выйти из своего оцепенения или, по крайней мере, понять причину его и, наконец, стал убеждаться, что действительно спит и видит все это во сне.
Так прошло около часу, и вдруг до него долетел с улицы настоящий гвалт, звон бубенчиков.
Послышались усиленное хлопанье бича, грохот колес и топот нескольких лошадей. Кто-то остановился у дверей харчевни…
В то же время в дверь харчевни постучались, и какой-то незнакомый голос закричал:
— Эй! трактирщик, эй! отворяй живей.
При звуке этого голоса Леон услышал, как Тюркуаза с ужасом вскрикнула:
— Это он!
— Кто он? — подумал Леон, все еще стараясь преодолеть свое оцепенение.
В это самое время Роллан услышал, как хозяин харчевни, то есть Вантюр, отворил дверь и громко крикнул:
— Кто меня спрашивает?
— Тут почтовая станция?
— Тут, но у меня нет лошадей, — ответил Вантюр.
— Не видели ли вы кого-нибудь из проезжавших в карете? — продолжал голос.
— Как не видать… тут проехали даже две кареты… в первой ехал какой-то англичанин…
— А во второй?
— Дама со своим мужем. Тогда раздался голос:
— Это она!..
— Давно ли она проехала? — спросил опять приехавший.
— Да она еще не проехала.
— Как!
— Она остановилась здесь. Эта дама и ее муж спят там наверху.
Леон услышал тогда энергичную брань и крик ярости.
— А! — вскрикнул голос. — Это сам ад посылает их мне.
И почти вслед за этим на лестнице послышались торопливые шаги, дверь в комнату, где была Тюркуаза, отворилась с треском, и Роллан в то же мгновение услышал, как вскрикнула Тюркуаза.
Леон отдал бы половину своей жизни; чтобы иметь теперь возможность говорить и двигаться.
— А! так вы тут! — загремел голос… — Тут!., наконец-то я догнал вас…
— Пощадите! — вскрикнула Тюркуаза.
— Нет!., нет! и нет… я убью вас обоих.
— — Пощадите! Пощадите! — молила отчаянным голосом молодая женщина, которая, как казалось Леону, упала на колени… — Поль, простите меня! — Никогда!.. — ревел неизвестный голос.
— Пощадите, Поль, хоть его, — повторяла растерявшаяся Тюркуаза.
И Леон услышал, как она поднялась со стула и встала перед дверью комнаты, где он лежал.
— А… — проворчал тогда неизвестный голос, — так это тут лежит тот человек, для которого вы изменили мне и с которым бежали… Ну… так он будет убит.
И в эту минуту до слуха Леона Роллана долетел резкий звук взводимого пистолетного курка.
— Поль! Поль!.. — повторила Тюркуаза отчаянным голосом.
— Ради бога, не убивайте его… я сделаю все, что вы только потребуете от меня.
— А!
— Я буду повиноваться вам… буду вашей рабой… буду любить вас от всего сердца…
Сердце Леона ужасно билось… он делал страшные усилия, чтобы только порвать эти невидимые узы, связывавшие все его члены.
— А! Вы будете меня любить? — проговорил между тем резко и насмешливо неизвестный голос.
— Клянусь вам!
— Вы будете мне повиноваться?
— Да.
— Вы поедете со мной?
— Куда хотите.
Леон почувствовал, что сердце его разрывается, и подумал, что он умирает.
— Нет, нет! — проговорил еще раз неизвестный. — Я не верю больше вашим обещаниям. Вот посмотрите, как я убью его.
Незнакомец подбежал к алькову, где спал Леон Роллан. Тюркуаза снова вскрикнула, и между ней и им завязалась борьба.
Но он одолел ее и, бросив Тюркуазу на пол, вошел в альков.
Леон слышал и чувствовал, как на него направлялся пистолет.
— Смотрите… — проговорил опять неизвестный голос, — я сразу убью его и не заставлю нисколько страдать… я человек вполне гуманный…
Тюркуаза глухо простонала.
— Видите, я мечу в висок, — продолжал опять тот же голос.
Леон почувствовал, что он . умирает. Он подумал о своей жене, о ребенке, и, поручив душу богу, приготовился к смерти.
Но между тем выстрела все еще не раздавалось. Прошло около двух минут.
— Впрочем, — сказал вдруг незнакомец, — ведь не он, однако, виноват, а только вы… а так как вы сказали мне, что поедете за мной, и так как вы поклялись, что никогда больше не увидитесь с ним… , ,
— Никогда! — вскричала Тюркуаза.
— В таком случае я прощаю его… едем сейчас!..
И Леон, ожидавший каждое мгновение смерти, расслышал шаги удалявшегося человека, за которым последовала Тюркуаза.
Он ясно понял, что тот, кого она называла Полем, отнял у него навсегда Тюркуазу, и попробовал опять сделать несколько тщетных усилий.
Но кто же приезжал за бежавшей?
Это мы сейчас узнаем.
Этот человек был виконт де Камбольх.
Бывший приемыш старухи Фипар выучился от своего знаменитого учителя сэра Вильямса неподражаемо менять свой голос и физиономию.
Таким образом, только что разыгранная сцена была сочинена гением сэра Вильямса.
Зачем?
Мы узнаем это несколько позже.
Когда Тюркуаза и Рокамболь вышли из комнаты, где спал Леон, и сошли вниз к Вантюру, то они все трое невольно расхохотались.
— Бедняга! — пробормотала Тюркуаза.
— Ну, милая, — заметил виконт, — ты будешь великолепною актрисою, ты отлично умеешь плакать и даже рыдать…
— Вы находите? — заметила гордо Тюркуаза.
— А этот Леон, вероятно, уверен, что ты жертвуешь собой ради любви к нему.
— Конечно, ну, а теперь вы, вероятно, сообщите мне подробности всего дела?
— О чем это?
