Ирина Цветкова - Скифская пектораль
Итак, что же ей сегодня делать? Надо провести этот день так, чтобы он запомнился. Значит, он не должен быть таким, как все обычные дни. Поэтому она не пойдёт ни в музей, ни в театр, ни в какое другое людное место – этого достаточно бывает в её профессии, когда ей надо взять интервью или написать о вернисаже или премьере.
Был ещё один внутренний червячок, который грыз её изнутри, но она старалась отмахнуться от этих мыслей и забыть. Её мать умерла несколько месяцев назад, и отец постоянно упрекал Татьяну за то, что она не бывает на кладбище. Конечно же, она чувствовала свою вину и обещала обязательно сходить к маме, но знала, что не пойдёт. Нет, когда-нибудь она обязательно пойдёт, но не сейчас. Кладбища наводили на неё ужас. Когда она шла по кладбищенским аллеям мимо аккуратных ухоженных могил, она, стараясь не подымать на них глаза, думала о том, что ведь и она когда-нибудь будет вот так же лежать в земле, придавленная сверху могильной плитой. Нет-нет, это же невозможно – она, Татьяна Боброва, красивая, жизнерадостная, одна из лучших журналисток страны, она, которая так любит жизнь и так радуется каждому новому дню, приносящему новые встречи, новые успехи – не может быть, чтобы и у неё был такой же финал. Нет, она не умрёт, она не может умереть, как все эти люди, ведь она не такая, как они. Она особенная, у неё особый внутренний мир, у неё талант, она столько всего видела и столько знает, что это просто не должно пропасть даром, кончиться вместе с ней, уйти под землю. Разве это будет справедливо? Иначе зачем тогда она стремится быть лучшей, идёт вперёд, самосовершенствуется, если всё равно лежать ей под могильной плитой так же, как и тем, кто никогда ни к чему не стремился или пьянствовал всю жизнь. Когда Татьяна окидывала глазом необозримые площади, занятые кладбищами, когда читала могильные таблички, то думала о том, что все эти люди когда-то были живы, ходили по земле, любили, страдали (или же сами строили кому-то козни), играли в казино, посещали театры и магазины, путешествовали на пароходах, ездили в кэбах, учились и учили в университетах, делали научные открытия, спорили в парламенте, возводили города и дворцы, писали книги… И все они, жившие когда-то, лежат сейчас под могильными плитами. Все ушли в землю. И те, кто живёт сейчас, беспечно расхаживает по улицам, ездит в авто и метро, сидит в ресторанах и библиотеках, смотрит телевизор и не отходит от компьютера, яростно пикируется в прессе, пишет диссертации, ходит на вечеринки, на балы и приёмы, лечит людей и защищает их в суде, равно как и те, кого лечат и защищают – все они тоже уйдут в землю. Татьяна представляла планету пустой. Все они, все те, кто живы сейчас, все они будут лежать здесь ровными рядами. А по земле уже будут ходить другие люди, другое поколение, которых ещё никто не знает. А от этих, нынешних, останутся только имена на памятниках да фотографии. А потом те, другие, новые, снесут кладбища, потому что им нужно будет строить здесь новые дома или собирать урожай. И тогда вообще ничего не останется…
Всего этого Татьяна отцу не говорила. Только кивала головой и обещала «в следующий раз». Но и сегодня она не пойдёт на кладбище. В следующий раз. «Сейчас я пойду домой, – решила Татьяна, – и буду наслаждаться безделием». Она легко поднялась и направилась к метро. По журналистской привычке она отметила про себя, что лондонское метро старейшее в мире, открыто в 1863 году и сама не заметила, как начала мысленно составлять репортаж о метро.
Татьяна вошла в свою квартиру и словно впервые увидела её. Она привыкла видеть её при электрическом свете, когда чуть ли не за полночь возвращалась с работы, или утром, когда лихорадочно металась между кофеваркой, утюгом, телевизором с последними новостями и ванной. Чтобы утюг не перегрелся, а кофе не убежал, чтоб успеть «почистить пёрышки» и не пропустить последние события, ей приходилось в усиленном ритме курсировать по квартире, что, ну скажем так, не всегда способствовало порядку в ней. Окончив сборы на работу, она принималась за наведение порядка, потому что не могла уйти, оставив вещи не на своих местах. Судорожно стараясь всё успеть и ничего не забыть, хватала и расставляла вещи, бежала к двери, потом возвращалась, вспомнив, что забыла поставить кофейную чашечку на блюдце, а кофейник закрыть крышкой, потом снова бежала к двери и снова возвращалась в поисках ключей. Перерыв обе комнаты и кухню, найдя их на журнальном столике и снова приведя всё в порядок, она тютелька в тютельку, минута в минуту выходила из дома. Она никогда никуда не опаздывала. В этом Татьяна была педантом. И когда она, не торопясь и с достоинством шла на работу, никому и в голову прийти не могло, что минуту назад она ещё бегала по комнатам.
Татьяна чуть ли не с удивлением разглядывала свои апартаменты, которые казались ей сейчас совсем другими, чем она привыкла их видеть. Никакого следа утренней спешки или вечерней усталости. Тихо, уютно, спокойно, чисто. Тикают часы. Каждая вещь на своём месте. Порядок – это главное, что ценила Татьяна во всём.
«Я так редко бываю дома, – подумала Татьяна. – А здесь, оказывается, так мило, в моём гнёздышке».
Она полулегла на диване, подперевшись подушками и укрывшись любимым клетчатым пледом, и достала купленный по дороге женский журнал. Она терпеть не могла слезливых женских романов, такое же отношение у неё было и к женским журналам, но вот сегодня она изменила своим убеждениям и купила только потому, что на обложке красовался Рики Мартин – любимец женщин всей планеты. В номере было интервью с ним, а Татьяну всегда интересовала Личность. Она собирала все интервью и публикации о знаменитых людях. Её всегда интересовало, КАК становятся Личностями.
Она начала смотреть журнал, как всегда, с конца. Реклама косметики, рецепты блюд, любовная история, уход за малышом… «Как предупредить рак молочной железы…» Татьяна некоторое время смотрела на статью и рисунок к ней, а потом с ужасом отбросила журнал. Это не для неё. Это для других женщин. Для других и про других, у которых бывает рак и которые умирают от него. С ней ничего подобного произойти не может. С ней вообще ничего плохого произойти не может. Болезнь, несчастный случай, смерть – это у других, это с другими случается. Только не с ней. У неё всё отлично – здоровье, карьера, будущее. И так будет всегда.
Она прислушалась к тишине. Тиканье настенных часов настраивало на мерный лад. Скучно… Татьяна подумала о том, что редактор сегодня не поощрил её, а наказал.
И вдруг ей пришла в голову отличная мысль. Она вскочила с дивана и, едва попав в тапочки, побежала на кухню. Она будет печь пирожные и объедаться ими! Она давно мечтала поесть вволю тортов и пирожных, да так, чтобы крема побольше, но всё как-то не получалось. Татьяна нисколько не боялась за свою фигуру. Во-первых, её талия была идеальна и не давала повода волноваться. Во-вторых, Татьяна была свободна от подобных предрассудков и совершенно спокойно относилась к увеличению веса. Она считала, что переживать из-за каких-то лишних граммов, по крайней мере, неразумно. Главное, чтоб суть человека оставалась прежней, а то, что он будет покупать одежду на 1–2 размера больше – кого это волнует? (Все эти измышления носили чисто теоретический характер, и неизвестно, как бы себя повела Татьяна, если бы обнаружила однажды лишние сантиметры на своей талии).
