Жюль Верн - Граф де Шантелен
Когда процессия удалилась, Кернан подошел к графу и сказал ему:
— Вы были правы, мой господин, нам следует задержаться.
Глава VII
КЛАДБИЩЕ
Наступил вечер. Погода изменилась: повалил снег. В восемь часов граф поднялся и сказал:
— Пора!
Кернан молча отворил дверь и пошел впереди. Он надеялся избежать встречи с хозяином, но инстинкт трактирщика не подвел гражданина Севоля. Едва заслышав звук шагов, он выскользнул в залу, где чуть не столкнулся с бретонцем.
— Эге, да ты, никак, уезжаешь, гражданин?
— Да, моему брату полегчало!
— Неподходящая погода для путешествия! Что, нельзя подождать до утра?
— Нет! — Кернан, право, не знал, что ответить.
— Кстати, — сказал Севоля, — ты слышал, Карваль вернулся в Кемпер.
— Я знаю, — ответил бретонец, — мы как раз собираемся навестить его.
Произнося эту фразу, он обернулся к графу, который, к счастью, не расслышал произнесенное трактирщиком имя.
— А, так ты направляешься к нему?
— Точно! И, поверь мне, он будет весьма рад нашему визиту.
— Хе-хе! — понимающе подмигнул Севоля, громко захохотав. — Какой-нибудь донос на священников или эмигрантов?
— Возможно! — ответил Кернан и, взяв под руку своего спутника, направился к выходу.
— Удачи тебе, гражданин, — сказал трактирщик.
— До свидания, — ответил бретонец.
Наконец, друзья очутились за дверью.
Город казался пустым. Мертвая тишина царила на улицах, уже припорошенных снегом.
Братья осторожно пробирались вдоль домов. Граф шел за бретонцем, не замечая ночного холода. С тех пор как он поведал Кернану о своем желании помолиться на могиле дочери, он не произнес ни слова. Верный слуга понимал его состояние и тоже молчал.
Через двадцать минут они подошли к ограде кладбища. В этот час ворота уже закрыты, но это не беспокоило Кернана, который вовсе не собирался идти через главный вход, где дежурил ночной сторож. Бретонец направился вдоль ограждения, высматривая наиболее подходящее место, чтобы перелезть через стену. Граф следовал за ним по пятам, словно слепой или ребенок.
После долгих поисков Кернан обнаружил порядочную брешь: ограда в этом месте разваливалась буквально на глазах. Взобравшись на оставшуюся часть стены, едва удерживаемую смесью снега и грязи, он протянул руку господину, и они очутились на кладбище.
Перед ними, насколько хватало глаз, расстилался белый сверкающий снег. Каменные надгробья, деревянные кресты — все укрыла зима своим саваном. Какое печальное зрелище являло собой это кладбище в трауре! Невольно возникала мысль, что умершие, должно быть, тоже страдают от холода в промерзшей земле, а более всего те, которых власти распорядились сбрасывать в общую яму.
Кернан и граф, пройдя быстрым шагом по пустынным аллеям, подошли к этой наполовину заполненной могиле. Выпуклые очертания тел ясно угадывались под снежным покрывалом. Заступы могильщиков валялись тут же в ожидании нового дня.
Когда Кернан приблизился к могиле, ему показалось, что какой-то человек, припавший к земле, внезапно вскочил и скрылся в густой тени кипарисов. Приняв увиденное за плод своего воображения, крестьянин пробормотал:
— Я ошибаюсь; кто может быть здесь в такое время.
Однако, приглядевшись, он заметил, как что-то и впрямь шевелилось в тени деревьев. Был ли это могильщик или сторож, совершающий обход, или кладбищенский мародер?
Кернан остановил графа движением руки. Он подождал несколько секунд, но незнакомец не появлялся. Тогда Кернан подошел к могиле.
— Это здесь, — сказал он.
Граф опустился на мерзлую землю и, обнажив голову, принялся читать молитву. Снег таял от тепла его слез.
Кернан стоял на коленях рядом с графом, но, шепча слова молитвы, он не забывал поглядывать по сторонам.
Бедный граф! Он готов был руками разрывать землю, скрывшую его дитя, чтобы в последний раз увидеть дорогие ему черты и подыскать более достойное пристанище бездыханному телу. Руки графа погрузились в снег, и стоны, от которых щемило сердце, рвались из его груди.
Прошло четверть часа. Кернан не осмеливался прервать своего господина в его горестной молитве. Но он опасался, что громкие рыдания графа привлекут внимание какого-нибудь недремлющего доносчика.
Как раз в этот момент ему послышался звук шагов. Он живо оглянулся и увидел — на этот раз совершенно отчетливо — человека, который вышел из-под тени кипарисов и направился к могиле.
— Ага! — сказал бретонец. — Если это шпион, он дорого заплатит! — И, вытащив нож, двинулся к неизвестному.
Тот, однако, не только не бросился бежать, но, напротив, с решительным видом ожидал приближения своего противника. Когда их разделяло всего три шага, Кернан остановился.
— Что вы здесь делаете? — сурово спросил он.
Незнакомец — молодой человек лет тридцати, в одежде крестьянина — взволнованно ответил:
— То же, что и вы!
— Вы молились?!
— Да, молился!
— А! — произнес Кернан. — У вас здесь близкие?
— Да, — с печалью в голосе ответил молодой человек.
Бретонец внимательно посмотрел на собеседника. У того в глазах стояли слезы.
— Извините меня, — сказал крестьянин, — сперва я принял вас за шпиона. Идемте же.
Они подошли к графу. Тот, выведенный из оцепенения, подскочил от неожиданности, но юноша жестом дал понять, что не хотел его беспокоить.
— Вы пришли молиться, господин? — спросил граф. — У этой могилы хватит места для нас обоих. Перед вами отец, оплакивающий свою дочь. Они убили ее и бросили сюда!
— Бедный отец, — промолвил молодой человек.
— Но кто вы? — спросил Кернан.
— Шевалье де Треголан, — назвался юноша без колебания.
— Шевалье де Треголан! — воскликнул Кернан.
Это имя заставило бретонца насторожиться: припомнив историю, рассказанную трактирщиком, он не мог взять в толк, зачем юноше понадобилось приходить на кладбище.
— Вы тот, кто сегодня утром добился помилования для своей сестры и спас ее?
— Спас! — воскликнул юноша, заламывая руки.
— И это ее вы только что оплакивали здесь?
— Шевалье, — промолвил граф, далекий от всяких подозрений, — вы оказались счастливее меня. Я не успел даже одним глазком взглянуть на свое дитя!
— Так кто же вы? — живо спросил юноша.
Кернан хотел было броситься к своему господину, зажать рот, но опоздал.
— Я — граф де Шантелен! — произнес тот твердым голосом.
— Вы?! Вы — граф де Шантелен?!
— Да, это мое имя.
— Боже мой! Боже мой! — бормотал юноша, схватив графа за руки и стараясь получше разглядеть его.
