Николай Свечин - Московский апокалипсис
Но поручик не слушал его. Он долго и гнусно-сладострастно разглядывал Шехонскую, а потом сказал:
— Значит, ничего не осталось? Знакомые штучки. Мы догадываемся, где дамы могут спрятать бриллианты… Я должен тебя обыскать!
Когда до Петра дошёл смысл сказанного, он сделал вдруг то, чего сам от себя не ожидал. А именно, прыгнул на поляка, повалил его, уселся верхом и вцепился в горло. Он ни о чём не думал и ничего не соображал. Кроме того, что этот негодяй должен немедленно умереть… В комнате и сзади, в тесном коридоре, вспыхнула потасовка, но Ахлестышев лишь сильнее сводил пальцы. Кто-то из-за плеча ударил его прикладом по голове, но неудачно — приклад скользнул по темени. Затем послышалась возня, рядом сучили по полу чьи-то ноги. Стоны, крики, ругань… Пётр не решался обернуться, он торопился удушить противника, пока его самого не прикололи штыком. Поручик хрипел и извивался. Глаза его наполнились ужасом, лицо посинело. Ненависть к любителю графа де Сада захватила Ахлестышева целиком. В руках откуда-то взялась сила, а действиями руководила злая и твёрдая воля… И поручик, побившись ещё несколько секунд, обмяк и вытянулся на полу во весь рост.
Только теперь Пётр поднял голову и осмотрелся. Клод, худенький и вёрткий, бился в анфиладе на саблях с огромным поляком. Однако сразу стало ясно, что дела силача плохи. Нескладный на вид, француз оказался опытным и безжалостным рубакой. Ловко парируя удары противника, он успевал нанести ответные удары точно в цель. Уже трижды раненый, поляк начал потихоньку сдавать. Вот Клод отбил выпад, без замаха сунул клинок в глотку врагу и повернул кисть, словно отпирал ключом замок… Гигант схватился за разрубленное горло, оперся спиной о стену и застыл, хрипя и захлёбываясь кровью.
— Здоровый, сволочь… — покосился на Петра француз, и подбил умирающего ногой под колено. — Да падай уже!
Поляк с жутким грохотом, гремя амуницией, повалился на пол. Но шум боя продолжался. Оглянувшись, Ахлестышев увидел, как Саша-Батырь держит двух других панов за грудки и колотит головами об стену. Шмякнул ещё раз-другой, а потом швырнул вглубь анфилады, словно ненужный хлам. И тотчас всё стихло, только в углу плакали от страха женщины.
Клод, с саблей наготове, обошёл всех противников — никто из них не подавал признаков жизни.
— Четыре… пять. Все здесь. Однако, Пьер, ваш приятель каторжный хорош! Пока мы с вами мусолили по одному злодею, он перебил троих!
— Что же теперь будет с нами? — спросил Ахлестышев, подымаясь. — Вы же видели, видели, что это за негодяи! Они не оставили мне выбора! А после случившегося… Нас осудят, хотя это была самозащита!
— Пьер, я свидетель, что так оно и было. Потом, это же поляки! По правде сказать, мы в Великой армии не считаем их за людей. Полагаю, трибунал разберёт ваше дело справедливо.
— Нет, Клод. Вы и ваши товарищи простые кавалеристы. А судить нас станут чиновники. И в интересах политики, а не по законам справедливости. Убиты пять ваших формальных союзников, в том числе офицер. Их командир подаст жалобу Наполеону, и что тот решит?
Клод смутился.
— Вы правы. Русские перебили союзников французов… А Легион Вислы недавно был причислен к Молодой гвардии. Вам надо немедленно бежать отсюда! Возьмите их пистолеты и срочно уходите!
Через несколько минут четыре фигуры, озираясь, выскользнули на улицу. Пётр всмотрелся — от Зубовской площади в их сторону медленно ехал конный пикет. Беглецы свернули в ближайший переулок и со всех ног кинулись к набережной Москвы-реки.
— Куда мы сейчас? — задыхаясь, спросила Ольга. — У вас есть, где спрятаться?
— Пока в Москве суматоха, надо попробовать спастись, — пояснил Пётр. — Французы ломятся в город, в центр, на левый берег. А мы наоборот, сунемся в Замоскворечье. Пройдём по нему до Краснохолмского моста, там снова переправимся и через Спасскую заставу уйдём на Подольск.
— Смотрите, что это? — вскрикнула вдруг Евникия. — Там, на небе!
Пётр поднял голову — со стороны Кремля наползало огромное зловещее облако чёрного дыма.
Глава 3
Волчья долина
Выбежав на набережную, Саша первым делом посмотрел налево и ругнулся: Каменный мост перекрыл французский караул. Шевалежеры[15] спешились, выстроились в цепь и никого не пропускали.
— Здесь не пройдём, — констатировал Ахлестышев. — Айда вдоль Кремля. Если и на Москворецком мосту та же картина, спускаемся дальше вниз по реке. Может, и переходить не понадобится. А там сразу три заставы — через какую-нибудь, да выберемся! Кто знает, который час?
— Шесть пополудни, — ответила княгиня, вынув из кармана дорожного платья золотой дамский брегет.
Бывший жених со словами «мы наймём на них телегу» без церемоний забрал часы. Беглецы быстрым шагом двинулись по набережной. Женщины смотрели по сторонам со страхом, мужчины — скорее с любопытством. Ахлестышева не покидала утренняя мысль: словно он попал в чей-то приключенческий роман. Всё вокруг — только сон или магический фокус; скоро он проснётся и снова окажется в тюремной камере. Но, похоже, приключения только начинались…
Они шли и шли, а мужики с телегами так и не появлялись. Прохожих вообще было мало. Из дома Зотова[16], принадлежавшего теперь виноторговцам Поповым, сунулись дезертиры вперемешку с уголовными. Зная уже, на что они способны, Пётр достал пистолеты. Шайка смешалась и отступила обратно. Затем на Троицкий мост[17] так же, с оглядкой, выбрались со стороны Торговых рядов четыре француза. Ахлестышев, долго живший в Париже, научился отличать рода войск. Судя по синим пятиугольным погонам с красной окантовкой, это были фузилёры. В линейной пехоте фузилёры самые многочисленные, но не самые решительные. Рослые гренадёры или расторопные вольтижёры не упустили бы добычи, а эти замешкались. Батырь состроил им зверскую харю, и ребята сочли за лучшее удалиться. Они побежали обратно в Торговые ряды на Неглинной. Там шли лихие дела. Какие-то фигуры сноровисто громили лавки в открытой галерее, а со второго этажа им на головы летели меха и материи. Батырь только скрипнул зубами, глядя на чужой успех…
Так, без приключений, все четверо добежали до Москворецкого моста, но и тот оказался перекрыт. Тронулись дальше. Ольга с камеристкой едва волочили ноги, а до ближайшей заставы было ещё ох как далеко. У мучных лабазов вдоль Китайгородской стены женщины попросились отдохнуть. Пётр не позволил. Место слишком бойкое: торговая пристань завалена бочками и тюками, вот-вот и здесь начнут громить. Наконец им попался мужик в драном азяме, на грязной-грязной, раздолбанной телеге. Тащила её, тем не менее, молодая и сильная буланка. Мужик выехал из проезда к Глухой Безымянной башне, бранясь и грозя кулаком Воспитательному дому.
