Сабина Мартин - Маска
Раймунд задумался. Сюда люди де Брюса больше не придут — слишком велика опасность, что их заметят, и тогда все обманные маневры потеряют смысл. Сейчас эта долина смерти была самым безопасным местом в округе.
С этой мыслью, теперь уже не колеблясь, Раймунд спустился в ущелье, сложил ветки и привычным ловким движением разжег костер. Волки и медведь недовольно отпрянули.
Когда пламя разгорелось, мужчина бросил свою накидку в огонь и с грустью смотрел, как она горит. Эта накидка сослужила ему добрую службу: он ходил в ней, когда хотел, чтобы его не узнали. Собственно, это было строго запрещено. По закону Раймунду полагалось надевать яркую одежду и зелено-красно-голубой платок всякий раз, когда он выходил из дома. Благодаря этому каждый встречный знал, с кем имеет дело, и мог позаботиться о том, чтобы случайно не коснуться палача. Но иногда Раймунд предпочитал, чтобы никто не мог его узнать. Людей в темных шерстяных накидках было много. Эту ему подарил монах-францисканец, которого Магнус избавил от зубной боли. Поэтому де Брюс мог принять его за монаха и предупредить своих людей, чтобы те задержали францисканца на подходе к городу.
Шерсть горела быстро, отблески костра играли на лицах мертвых, и казалось, будто несчастные все еще дергаются в агонии.
Когда погасла последняя искра, Раймунд поднялся. Тут ему делать больше нечего. Пусть другие позаботятся о телах, ему же нужно укрыться от де Брюса и не привлекать к себе внимания. Теперь перед ним стоит важная задача — защитить эту маленькую девочку. Правда, пока Магнус понятия не имел, как ему это сделать.
* * *Кувшин упал на каменные плиты и разбился вдребезги. За ним полетел поднос, на пол посыпались жареные цыплята. Псы де Брюса с жадностью набросились на нежданное угощение.
Эберхард фон Закинген втянул голову в плечи. При сложившихся обстоятельствах он больше ничего предпринять не мог. Если ему повезет, ярость его сюзерена угаснет так же быстро, как разгорелась.
— Зачем, во имя Бога Всемогущего, я держу вас на службе? Вы только тратите мое время и мои деньги! — бесновался де Брюс. — Не могла же эта мелкая тварь улететь!
Эберхард фон Закинген стоял перед графом, преклонив колено. Он осмелился чуть приподнять голову и взглянуть на де Брюса. Граф, скрестив руки на груди, сидел на своем роскошном троне, забросив ногу на подлокотник. Этому трону позавидовал бы иной король — он был высечен из мрамора и украшен затейливой лепкой, изображавшей сцены охоты и сражения из жизни де Брюса.
— Что такое, язык отсох? Или память потеряли? Почему эта жалкая крыса сбежала от целой толпы охотников?
Фон Закинген еще немного поднял голову. Де Брюс развалился на троне, точно пьяный крестьянин. Но это впечатление было обманчивым. В черных глазах де Брюса светился острый ум, ничто не могло укрыться от его внимания. И он был опасен. Эберхард фон Закинген вспомнил, как его предшественник, норманн Фроде Хонуссен, точно так же стоял однажды перед де Брюсом на коленях. Граф обвинил его в том, что вассал ведет какие-то темные делишки на стороне. Конечно, Хонуссен отбросил эти обвинения. Более того, он заявил, что у де Брюса нет никаких доказательств и тот просто не хочет платить ему. Так была допущена роковая ошибка.
У де Брюса действительно не имелось доказательств, зато он великолепно умел обращаться с оружием. Де Брюс нанес удар так быстро, что даже закаленный в многочисленных битвах Хонуссен не успел ничего предпринять.
— Господин, — осторожно начал Эберхард фон Закинген. — Кто-то помог ей. Девчонка ни за что не смогла бы сбежать одна. Мы не нашли ее следов, зато видели на земле отпечатки ног какого-то мужчины. Видимо, он поднял девчонку на руки и унес. Еще мы нашли вот это… — Он протянул сюзерену серебряную заколку, которую Мелисанда потеряла в лесу.
Увидев, как де Брюс помрачнел, Эберхард фон Закинген затаил дыхание. Они много часов прочесывали лес, но на выходе из долины следы терялись, вокруг возвышались скалы, а на камнях следов не остается. Да, они перевернули каждый валун, искали пещеру, но там не было ничего, кроме голых серых склонов.
— Да, вы правы. — Голос де Брюса смягчился. Граф потер подбородок. — Я кое-что заметил в зарослях, когда девчонка там спряталась. Я уверен, что она собиралась выйти на поляну, но кто-то удержал ее. Я видел сутану монаха. Да. Это была монашеская накидка. — Де Брюс закрыл глаза, глубокая складка пролегла между его бровей. — Францисканец, — продолжил он. — Да, точно. Эти набожные святоши постоянно суют нос не в свое дело. Терпеть не могу это отродье.
Что ж, Эберхард фон Закинген готов был с легкостью в это поверить. Де Брюс стал бы лакомой добычей для любого инквизитора, а францисканцы были неумолимы в преследовании еретиков. Но де Брюс не был дураком. Он регулярно ходил на исповедь и не скупился на пожертвования, всегда давал приют в своем замке нищенствующим монахам, кормил их и обеспечивал припасами в дорогу. Кроме того, он построил на дороге, ведущей от замка к тракту, часовню, прославившуюся великолепной статуей Богоматери. Вот уже три года фон Закинген находился на службе у де Брюса, став вассалом графа, как только его произвели в рыцари. Граф забрал его к себе в замок и щедро платил за работу. До этой резни семейства Вильгельмисов фон Закингену не приходилось сталкиваться с какими-либо трудностями. Да, де Брюс был человеком суровым, часто несдержанным и несправедливым. Но кто из нобилитета[6] не таков? И все же сегодня де Брюс предстал перед своим вассалом в неожиданном свете. В нем горела ненависть, чистая, яркая ненависть, способная испепелить все на своем пути. И это было опасно. Как для его людей, так и для него самого. Эта проклятая чертовка сбежала. Ну и что? Кому до этого дело? Она не могла выдвинуть обвинение де Брюсу, поскольку обратиться в суд имели право только люди его сословия — графы и герцоги. И обвинение должны были поддержать по меньшей мере семь благородных особ. Девчонке никогда не заручиться такой поддержкой, потому что большинство благородных придерживались тех же методов, что и де Брюс, дабы удержать власть в своих руках.
Зачем де Брюс вообще отпустил девочку? Что это за игры? Фон Закинген не знал. Он только знал, что детей нельзя недооценивать. Когда он подростком служил оруженосцем, его чуть не убил маленький мальчик. Отряд, в котором был тогда юный Эберхард, напал на деревню. Мальчик рыдал над телом матери, и фон Закинген опустил меч: он хотел пощадить ребенка, хотя это и противоречило всем доводам рассудка.
Он опустился на колено, чтобы утешить мальчика. И ребенок всадил ему нож под ребра. Неглубоко, но достаточно, чтобы Эберхард мог умереть, если бы его рану вовремя не обработали. Он задушил мальчишку одной рукой и потерял сознание. Боевые товарищи нашли его и выходили, он выздоровел, но иногда ему хотелось, чтобы в тот день он погиб. Насмешки преследовали его, как стая голодных волков.
