Гарри Тертлдав - По воле Посейдона
Заплатив проигрыш, Аминт поспешил прочь, как будто боялся, что Менедем втянет его еще в какое-нибудь состязание и он опять проиграет.
Менедем повернулся к двоюродному брату.
— Хочешь, поборемся?
— Не особенно, — ответил Соклей.
Должно быть, у Менедема вытянулось лицо, потому что он поспешно добавил:
— Ну ладно, давай. Только недолго.
Они посыпали руки и тела песком, чтобы не соскальзывала хватка. Потом встали лицом к лицу в ожидании.
— Готов? — спросил Соклей.
Менедем кивнул.
Соклей бросился на брата, и они схватились, постанывая и напирая; каждый напрягал все силы, чтобы бросить другого на песок. Рост Соклея не давал ему преимуществ в борьбе. Вообще-то невысокий Менедем находился даже в более выгодном положении, потому что был ближе к земле. Он взял Соклея на бедро, легко повернулся и бросил его.
— У-уф! — Соклей довольно тяжело приземлился. — В ближайшие два-три дня мне будет больно сидеть, — поднимаясь и потирая ягодицу, сказал он.
— Ты заставил меня сегодня хорошенько потрудиться, — ответил Менедем.
Он не шутил: обычно он побеждал Соклея гораздо легче. Менедем горел желанием схватиться с ним снова.
Но, прежде чем он попросил о следующем раунде, его двоюродный брат сам сказал:
— Сделаем еще один заход?
— Да, если хочешь. — Менедем попытался скрыть удивление.
Он даже не помнил, когда в последний раз Соклей предлагал такое.
Они встали в боевую стойку и снова сцепились. Второй раунд проходил почти так же, как первый, пока Соклей не совершил ошибку. Менедем уже приготовился воспользоваться ею, гадая, научится ли его двоюродный брат когда-нибудь чему-нибудь.
Он получил ответ скорее, чем ожидал.
Вместо того чтобы попасться на бросок через бедро и свалиться в грязь, Соклей продолжал стоять на одной из своих длинных ног. И прежде чем Менедем до конца понял, что произошло, двоюродный брат очутился у него за спиной, выставил вперед другую ногу и сильно его толкнул. И в следующий миг Менедем уже сам растянулся в грязи.
Отчаянно отплевываясь, он проговорил:
— Так-так, — и встал.
Соклей улыбался широко, как ребенок, которому подарили новую игрушку, или как гетера, получившая золотое ожерелье. Он не так-то часто кидал Менедема.
Тот поклонился, отдавая ему должное.
— Очень мило. Я думал, что снова тебя одолею, но ошибся.
— Я надеялся, что ты повторишь тот же самый прием, — пояснил Соклей. — Я попытался подтолкнуть тебя к тому, чтобы ты его проделал, — так же как ты поступил с тем парнем, который считал, что он самый быстроногий.
— Вот как? — спросил Менедем, и Соклей радостно кивнул.
Менедем прищелкнул языком. Ощутил во рту грязь и снова сплюнул.
— Я никогда больше не смогу тебе доверять, верно?
— Надеюсь, что так, — ответил Соклей.
Они боролись еще дважды.
Менедем оба раза победил, но всякий раз победа давалась ему нелегко. Он чувствовал, что движется медленней, чем надо. Вместо того чтобы просто бороться, он обдумывал свои движения, прежде чем их сделать, гадая: «Если я сделаю так, что тогда предпримет Соклей?» Если бы он боролся с партнером настолько же умелым, насколько и умным, он, вероятно, проиграл бы оба захода.
Соклей заметил, что происходит. Когда они оттирались оливковым маслом и соскабливали грязь бронзовыми стригилями, он сказал:
— Я заставил тебя все время ожидать подвоха, так?
— Вообще-то да. — Менедем изобразил сожаление, граничащее с отчаянием. — Ужасно, когда я не могу верить собственному брату, пусть даже и двоюродному.
— Верить в то, что я упаду, рухну, как жертва с перерезанным горлом, ты имеешь в виду, — уточнил Соклей. — Зато теперь у нас начнется настоящее соревнование.
— Может быть, — ответил Менедем. — Я постараюсь изобрести какие-нибудь новые трюки. — И он в душе облегченно вздохнул, увидев, что это явно не обрадовало Соклея.
Они закончили чиститься и вернулись в заднюю комнату, чтобы забрать свои хитоны. Потом покинули гимнасий и двинулись домой, в северную часть города.
— Не забудь, мой отец дает симпосий послезавтра вечером, — сказал Соклей.
— Вряд ли я забуду. — Менедем возвел глаза к небу. — А если даже и забуду, то отец мне обязательно напомнит.
Он и не пытался скрыть свое раздражение.
— Если бы ты относился к отцу немного терпимей, он, возможно, ответил бы тебе тем же, — проговорил Соклей.
— Ха! Вряд ли, — ответил Менедем. — Если бы он относился ко мне немного терпимей, я бы, возможно, ответил ему тем же. Заметь: я не уверен, что это произошло бы наверняка.
Его двоюродный брат вздохнул и оставил эту тему, что Менедема очень даже устраивало.
* * *Когда Соклею приходилось украшаться гирляндой по случаю симпосия, он всегда чувствовал себя каким-то самозванцем. Большинство мужчин благодаря ленточкам и венкам приобретали нарядный вид, как будто такие украшения были для них вполне естественными. Соклею никогда такое не удавалось.
Но мужчина, не веселящийся на симпосии, стал бы объектом для подозрений. Бывали времена, когда Соклею приходилось притворяться тем, кем он на самом деле не являлся, что заставляло его чувствовать себя лицемером.
Правда, Диоклей наверняка чувствовал себя еще более неловко. Начальник гребцов принадлежал к тому кругу, где нечасто устраивались симпосии, если вообще устраивались. Его хитон и гиматий были вполне приличными, но, моряк до мозга костей, он появился у дома Соклея босиком. И теперь он все время ерзал на ложе, пытаясь найти удобную позу.
К облегчению Соклея, собравшиеся выбрали симпосиархом его отца.
— Пусть будет пять частей воды на две части вина, — объявил Лисистрат.
Никто не мог на это пожаловаться, и никто не пожаловался: то была превосходная пропорция: напиток получался не слишком крепкий и не слишком слабый.
На соседнем ложе рядом с Соклеем и Менедемом возлежал богатый землевладелец, разводивший оливки, по имени Дамофон. Как любой процветающий землевладелец, он принимал симпосии как должное. Он не ворчал по поводу смеси, но засмеялся и сказал:
— Бьюсь об заклад, что вы, мальчики, в Великой Элладе пили вино покрепче. Когда италийцы пируют, они пируют вовсю! Так все говорят, поэтому, я полагаю, это правда.
— Мало ли что люди говорят… — начал Соклей.
Но одновременно с ним подал голос и Менедем:
— Еще бы! Конечно, мы пили вино покрепче. Помнишь ту пирушку в Таренте?..
Вообще-то это был единственный симпосий, который они посетили в Великой Элладе, но Менедем об этом не упомянул.
— На той пирушке смешивали вино и воду один к одному и пили до тех пор, пока у всех не поплыло перед глазами.
