Время умирать. Рязань, год 1237 - Баранов Николай Александрович
Раздался топот ног, и скоро через брешь в изгороди побежали смерды и горожане, отставшие от конных воинов. Часть Ратьшиных всадников – сотни полторы, как и было уговорено заранее, – проехав немного вперед, остановились неподалеку от пролома на самом берегу Оки, у кромки льда. Эти во главе с ним, Ратиславом, должны были двигаться впереди бегущей толпы, чтобы расчистить дорогу для прохода на левый берег – там имелись, пусть и небольшие, татарские станы. Из темноты вынырнули Ратьшины меченоши с Гунчаком.
– Одесную сажен на сто чисто, – крикнул Годеня. – Кто был, того побили.
Ратислав кивнул и погнал Буяна к отряду, собравшемуся на берегу реки, обогнул его справа, не замедляя бега коня, выскочил на лед. Шипы новых, этой ночью прибитых подков надежно впивались в скользкую поверхность. За ним на реку вынеслись и его присные. Ратьша махнул еловцом в сторону противоположного берега и дал жеребцу шпоры. Позади по льду звонко зацокали сотни лошадиных копыт. Идя крупной рысью, быстро обогнали запыхавшихся смердов.
Те растянулись длинной змеей больше ста саженей в длину. Первыми бежали самые здоровые мужики. Все они были вооружены кто чем: плотницкими топорами, вилами, косами, кто-то просто дубинами. Сразу за ними легко скользили по льду подростки. У этих тоже имелось в руках что-то, могущее при большом желании сойти за оружие. Дальше двигались бабы с малыми детьми. Были среди них и мужики, несущие на руках совсем младней, да не по одному. Последними, сильно отстав, шкандыбали старики и старухи. Кому-то из них помогали молодые, но таких имелось совсем немного: большинство стариков, должно, прогнали своих: мол, добежим, так ладно, ан нет, так нечего из-за нас вам, кому еще жить да жить, пропадать.
Ратьша и его люди понеслись к темнеющему впереди левому берегу Оки, сбиваясь в плотный строй, готовясь к сшибке. Начало светать – восточная часть неба посерела, гася звезды, предвещая скорый восход солнца. Лед Оки с белыми снежными переметами отражал нарождающийся свет.
Развиднелось. Вот и берег – низкий, густо заросший ивой и ветлой. Левее мерцало несколько огоньков – полупогасшие костры татарского стана в полтора десятка шатров. Оттуда доносились встревоженные крики людей и ржание коней. Удалось-таки застать степняков врасплох, слава богам! Слева к полутора сотням рязанцев, догнав, присоединился отряд в сотню всадников – тех, которые отгоняли татар от места прорыва из города. Еще полусотня должна была идти позади беглецов, прикрывая их от возможного преследования.
Основная опасность, как считал Ратислав и те, кто готовил прорыв, исходила от татар, расположившихся за Окой. Хоть и было их не слишком много, но всяко больше трех с половиной сотен всадников Ратьши. Одна надежда – не успеют собраться для удара. Надо же оседлать коней, облачиться в доспех, собраться в кучу… Вроде так и выходило – вот он берег. Здесь нет татарских станов. Так получилось не случайно: это место высмотрели, пока было светло, и целились в темноте на взгорочек рядом с ним и на высокую сосну на макушке того взгорочка.
У самого берега Ратислав придержал Буяна, ткнул копьем вправо. Половина его людей, как и было оговорено заранее, отделилась и погнала коней в указанную сторону, дабы прикрывать беглецов оттуда. Сам Ратьша со второй половиной будет охранять их здесь, слева. Оглянулся. Идущие впереди вооруженные мужики были совсем близко. Уже не бежали – умотались. Теперь они шли спорым шагом, выдыхая пар из запаленных глоток. Более легкие на ногу подростки норовили обогнать, но загонялись мужиками обратно в задние ряды – мало ли что может ждать на этом, ставшем враждебным, берегу.
Быстро миновав плоскую песчаную полосу, сейчас засыпанную плотным, но неглубоким снегом, мужики вломились в заросли ивы, прорубая топорами удобный проход для идущих следом баб и стариков. Кто-то из них остался здесь, ожидая отставших, остальные пошли дальше, целясь на темнеющую неподалеку опушку матерого леса. Шустрые подростки последовали за ними, оживленно перекликаясь и даже посмеиваясь. Видно, решили, что основная опасность уже миновала. Да нет, ребятишки, все еще только начинается…
Ратислав с полутора сотнями всадников следил за беглецами, не забывая посматривать в сторону ближнего татарского стана. Конечно, он послал туда двоих дозорных – предупредят, ежели что, но тут лучше и самому присмотреть за этим делом.
Из предутренних сумерек показались первые женщины, самые здоровые, идущие почти налегке – только котомки за плечами. Но тоже запыхались, идут небыстро. Эти, не задерживаясь, последовали в проход, прорубленный в зарослях мужиками. Бабы, нагруженные детьми и скарбом, отстали еще больше. Лица раскраснелись, лоснятся от пота, дышат запаленно, но стараются, торопятся. Растянулись сильно.
«Быстрее, быстрее, пока татары окончательно не очухались», – мысленно подогнал их Ратьша.
Дойдя до берега, многие женщины останавливались, сбрасывали на снег поклажу, пытаясь отдышаться. На таких оставшиеся у прохода мужики покрикивали, заставляли двигаться дальше.
Татары нагрянули, когда последние бабы перебирались со льда реки на берег, а стариков еще не было даже видно во все еще не рассеявшейся темноте. По заснеженному берегу, глухо стуча копытами, прискакали двое дозорных, посланных в сторону татарского стана.
– Татары идут! – крикнул один еще издалека. – Сотни две – две с половиной. Конные!
«Ну, с двумя сотнями справимся», – подумал Ратьша, отдавая приказ перестраиваться для копейного удара.
Он рассудил, что в густых сумерках татары вовремя не заметят несущихся на них рязанцев и не успеют уклониться от сшибки. Ждать, когда татары подойдут, не стал, двинул своих людей им навстречу. Пока шагом. Татары, со слов дозорных, шли узкой полосой берега, лишенной растительности. На лед, не заметенный в этом месте снегом, выезжать опасались – некованые лошади могли поскользнуться, поломать ноги. Это хорошо, деваться им будет некуда: слева – лед реки, справа – сплошные заросли ветлы и ивы, конным сквозь них продраться почти невозможно.
Впереди в сумерках на фоне белого снега появилось что-то большое, темное, движущееся навстречу. Вот они, татары! До них саженей двести. Пора брать разгон. Ратислав вскинул копье вверх, покачал еловцом из стороны в сторону, привлекая внимание воинов, наклонил копье вперед, взял его в боевое положение, вздел щит и пустил Буяна рысью. С боков к нему тут же плотно пристроились Первуша и Годеня. Копья нацелены вперед, тоже прикрылись щитами. Позади – княжич, его меченоша, Гунчак и еще трое-четверо воинов, они образуют второй ряд строя. В третьем ряду всадников восемь-десять, потом – двенадцать-четырнадцать. И, наверное, все, шире не встанешь, берег не позволяет. Дальше идут ряды не больше чем по пятнадцать человек.
До татар меньше сотни саженей. Они уже, конечно, заметили русских, идущих им навстречу. Передние сбились в кучу, кто-то даже выехал на лед. Одна лошадь поскользнулась, грохнулась на бок. Всадник успел ловко соскочить, но тоже оскользнулся, шлепнувшись рядом со своим скакуном. Поднялся на ноги, начал дергать повод, злобно ругаясь.
Пора! Ратислав дал жеребцу шпоры. Буян рванул вперед. В ушах засвистел морозный ветер. От тяжелого топота копыт дрогнул заснеженный берег. Темная куча вражеских всадников рывком приблизилась. Где-то из середины татарского отряда раздался протяжный рев трубы. Те перестали пятить коней, подравняли ряды, начали разгоняться навстречу. Поздновато спохватились. Да и доспех у них вроде должен быть легкий. Могли бы, разлетелись бы в стороны, засыпали стрелами, но здесь деваться им некуда. Однако не побежали, бьют встречь. Храбрецы! Триглав их забери!
Пятьдесят саженей, тридцать, десять…
– Гха! – выдохнул-выплюнул в лица врагов боевой клич Ратьша, насаживая на копье летевшего ему навстречу татарина.
Древко рвануло в сторону. Удержал, сумел вырвать рожон из проносящегося мимо, еще державшегося в седле врага, вывернув руку в локте. Но взять копье в боевое положение уже не успел: Буян столкнулся грудь в грудь с лошадью следующего степняка, взвился на дыбы, молотя ее коваными копытами по голове и шее. Досталось и всаднику. Ратислав, согнув ноги в коленях, прижался к шее своего скакуна. Миг, и вражеский воин вместе с конем рухнул на снег.
