Лоуренс Шуновер - Блеск клинка
За пределами кругозора Пьера существовали определенные, вполне объективные силы, работавшие в его пользу. Многие жестокие смутьяны-дворяне, чьи старомодные представления о феодальной независимости мешали французскому королю в его стремлении к объединению королевства, погибли за одно лето в двух коротких кровавых сражениях в Лотарингии и горах Швейцарии. На их место пришло поколение Пьера с французской гордостью и новыми представлениями о единстве нации. Поредевшее дворянство вновь выросло; монархия усиливалась с каждым днем; во Франции появились новые люди.
Жак Кер, который сам был не дворянского происхождения и которому Пьер служил столь верно и успешно, употребил все свое огромное влияние, чтобы добиться ратификации графского титула Пьера Французской Геральдической палатой. Рыцарство Пьера, разумеется, не нуждалось в ратификации. Ученые французские дворяне изучали старые свитки в тщетных попытках найти европейский эквивалент экзотического греческого титула «мегаскир». Тогда Кер указал, что ему соответствует титул «граф», поскольку трапезундское имение сэра Питера крупнее и доходнее многих графств во Франции.
Кер тонко заметил однажды в разговоре с королем, что французской казне не будет стоить ни одного су сделать сэра Питера графом, поскольку он получает свои доходы из Трапезундской империи. Король прислушался к неоспоримому экономическому доводу министра финансов, и сэр Питер получил в установленном порядке титул графа Талассополиса и право на обращение «милорд».
«Святая Мария» покинула Трапезунд неделей раньше «Леди». Последняя провела сорок восемь часов в Константинополе, где пополнила свой груз. Но «Леди» плавала быстрее любого судна Франции, и Джастин привел ее в Монпелье всего через день после прибытия «Святой Марии».
Капитан «Святой Марии», конечно, предостерегал свою команду от распространения слухов. Но вино в прибрежных тавернах развязало языки морякам, и скоро весь Монпелье гудел от новостей, обсуждая в деталях достижения Пьера в далекой греческой империи.
Хозяин гостиницы, где жил Пьер, преступный Монах, чья маленькая ханжеская гостиница так долго использовалась для хранения контрабандных товаров, в панике прибежал к де Кози. У Бернара была масса времени для организованного отступления. В ту же ночь, прихватив приличное состояние, похищенное из сундуков Жака Кера, де Кози бежал в Испанию, где с помощью остроумных историй и богатства пристроился при дворе добродушного и ленивого Джона Кастильского и вел жизнь изгнанника в пышности и относительном покое. Его самолюбие ранило то, что никто не обвинял его и даже не пытался вернуть во Францию. В самом деле, король решил, что благополучно избавился от еще одного продажного дворянина. Говорили, что позднее де Кози стал главным фаворитом у молодого сына правителя Кастилии, который упоминается в истории под грубоватым именем Генри Импотента.
Глава 35
Пьер отправился в Париж верхом, на более молодом и быстром коне, чем тот, которого подарила ему Клер. Конь Клер был средних лет и растолстел сверх всякой меры, а Пьер спешил. Жак Кер находился в Париже у короля; в эту зиму при дворе царило исключительное веселье. Именно там Кер сообщил Пьеру, что Геральдическая палата приняла окончательное решение о ратификации его титула.
— Если только вы не собираетесь отойти от дел и жить на свои доходы, — сказал ему министр, — что вы, насколько я понимаю, вполне можете сделать, я прошу вас подумать на досуге о продолжении службы у меня. После исчезновения де Кози я не в состоянии эффективно управляться со всеми делами.
Министру показалось, что предложение не произвело должного впечатления на новоиспеченного дворянина с блестящим Орлом на груди. Кер быстро добавил:
— Вы понимаете, я говорю не о должности секретаря, хотя де Кози однажды упомянул, что вы выполняете почти всю его работу. С моей стороны было бы прилично вызывать к себе с помощью маленького нефритового гонга бедного рыцаря, но не благородного графа, чей доход выше, чем у большинства наших графов. Я имел в виду ваше владение восточным языком и дипломатическое искусство, которое вы проявили в переговорах с Кантакузином. — Он захихикал, потирая руки. — Никакой платы лоцманам! Никаких подушных податей! Я искренне изумлен. Работа секретаря не соответствует вашим способностям, сэр Питер. Я хочу предложить вам дипломатический пост. Господь несомненно был на вашей стороне, когда вы разоблачили порочного Балта Оглы, но ваш собственный острый ум позволил перехитрить константинопольского посредника. — Вдруг министр остановился и строго сказал: — Вы меня не слушаете! Мое предложение сделало бы честь человеку, еще ничего не добившемуся. Неужели деньги и титулы так быстро вскружили вам голову, Пьер?
— Милорд, — ответил Пьер, покраснев до корней волос, — вы оказываете мне слишком большую честь. Я бы не постыдился являться по вызову нефритового гонга. Но признаюсь, что слушал вас только в пол-уха. Дело не в моей голове, а в моем сердце. — Он рассказал министру, почему спешил в Париж. — Я не стремился к ратификации титула, который предложил продать обратно сэру Теодору, и не радовался втайне успеху моей миссии, так как твердо уверен, что достиг успеха благодаря помощи провидения. И я не забыл сэра Джона, без которого ничего бы не сделал.
— Бог, и сэр Джон, и девушка-рабыня, и обезьянка — все помогли вам, сэр Питер. Я не преуменьшаю роль всех слагающих вашего успеха. Однако мое предложение остается в силе. И не отказывайтесь опрометчиво от своего титула. Честь трудно завоевать и легко потерять. Люди быстро привыкают к почестям и цепляются за них. Поверьте мне. Кому как не мне это знать. Мы снова обсудим ваши планы на будущее, когда ваш разум и ваше сердце примирятся друг с другом. Что касается дочери графа де ла Тур-Клермона, я ничего не знаю о ней кроме того, что написал сэру Джону: она удалилась в монастырь Порт-Рояль. Церковные дела не входят в мою юрисдикцию, хотя вас, возможно, заинтересует, что в Париже находится ваш друг. Монах-августинец Изамбар де ла Пьер спрашивал о вас не далее как вчера.
— Что отец Изамбар делает в Париже, милорд?
— Отец Изамбар, не прилагая каких-либо усилий, становится знаменитым. Он не питает честолюбивых помыслов в этом мире, но Церковь осыпает его почестями. Удивительно, что тех, кто выступал против Девы, преследуют неудачи, а те, кто был за нее, процветают. Николас Миди, читавший мрачную проповедь во время ее мук, умер от проказы. Епископ Бове, председательствовавший на суде, умер в середине карьеры, даже не получив сана архиепископа, которого домогался; ходят слухи о его посмертном отлучении от Церкви. Изамбар, которого против его воли вынудили быть официальным свидетелем ее смерти, теперь занимается пересмотром приговора Деве. Высшие сановники Церкви все время консультируются с ним. Говорят, что он активно переписывается с Римом и часто получает письма оттуда. — Он улыбнулся. — Часто по церковным понятиям. Пожалуй, раз в полгода. Это часто для организации, которая отличается от торговых компаний тем, что существует вечно. Люди начинают говорить, что в один прекрасный день Жанну д’Арк объявят святой. Не знаю. Но Изамбар в Париже именно по этой причине. Он теперь носит митру, и его зовут Высокопреосвященством. Может быть, он поможет вам, сэр Питер.
