Александр Дюма - Асканио
И тут силы покинули Бенвенуто. Шутка ли: шестьдесят часов он не спал, двадцать четыре часа не ел и был в центре этой кипучей деятельности! Его охватила сильнейшая лихорадка. Лицо, только что горевшее огнем, покрылось смертельной бледностью. В раскаленном воздухе литейной, где никто не мог находиться, кроме него, Бенвенуто дрожал от холода, а зубы его стучали так, будто вокруг были вечные снега Лапландии. Заметив состояние учителя, подмастерья окружили его. Он все еще пытался бороться с болезнью, не признавая своего поражения, ибо ему казалось позором покориться даже неизбежности. Но в конце концов он признал, что окончательно выбился из сил. К счастью, самое главное было уже сделано: плавка близилась к концу; оставалась лишь техническая работа, с которой вполне мог справиться опытный подмастерье. Бенвенуто кликнул Паголо; но ученик, как нарочно, куда-то запропастился. После всеобщих поисков он наконец явился, сказав что ходил молиться за удачный исход отливки.
— Сейчас не время молиться! — крикнул Бенвенуто. — Сам Господь Бог сказал: «Работа есть молитва». Работать надо. Паголо! Слушай внимательно: я чувствую, что умираю; но умру я или нет, а Юпитер должен быть закончен. Паголо, друг мой! Поручаю тебе руководить отливкой. Я уверен, ты справишься не хуже меня. В температуре плавки ты ошибиться не можешь; как только металл покраснеет, вели Герману и Симону-Левше взять по лому… Дай Бог памяти, что я такое сказал?.. Ах да! Пусть они вышибут из печи обе втулки, и металл польется в форму. Если я умру, напомните королю о его обещании исполнить мою просьбу, скажите, что вы пришли вместо меня, и я прошу его… О Господи! Я не помню… О чем я хотел просить Франциска Первого? А! Вспомнил! Асканио… Владелец Нельского замка… Коломба, дочь прево… граф д’Орбек… герцогиня д’Этамп… О Боже, я схожу с ума…
Бенвенуто покачнулся и упал на руки Герману, который отнес его, как ребенка, в спальню, а Паголо, выполняя приказание учителя, велел подмастерьям продолжать работу.
Бенвенуто был прав, говоря о смертельной болезни. У него начался сильнейший бред.
Скоццоне, которая, очевидно, молилась вместе с Паголо, прибежала на помощь Бенвенуто, не перестававшему кричать:
— Умираю! Умер! Асканио!.. Что теперь будет с ним! Асканио!
В мозгу больного одно за другим проносились кошмарные видения. Образы Асканио, Коломбы, Стефаны появлялись и исчезали, как тени. Потом вставали окровавленные призраки золотых дел мастера Помпео, которого Бенвенуто убил ударом кинжала, и сиенского почтаря, застреленного им из аркебузы. Прошлое переплеталось с настоящим. То он видел, что папа Климент VII держит Асканио в тюрьме, то это Козимо Медичи принуждает Коломбу выйти замуж за д’Орбека. Думая, что перед ним герцогиня д’Этамп, он грозил, умолял и тут же обнаруживал, что разговаривает с призраком герцогини Элеоноры, потом принимался хохотать прямо в лицо плачущей Скоццоне, советуя ей получше приглядывать за своим Паголо, не то, чего доброго, бегая, как кошка, по карнизам, он сломает себе шею. Минуты сильнейшего возбуждения чередовались с периодами полной прострации, когда действительно казалось, что он умирает.
Припадок продолжался уже три часа. Бенвенуто находился в полном изнеможении, когда в комнату вошел Паголо с искаженным, бледным лицом.
— Да помилуют нас Иисус Христос и Пресвятая Дева! — вскричал он. — Все пропало, остается уповать на помощь Провидения.
Бенвенуто лежал без сил, без движений, чуть живой, и все же он услышал слова Паголо, и они болью отозвались у него в сердце. Туман, окутавший его сознание, рассеялся, и, как Лазарь, услышавший голос Христа, больной вскочил со своего ложа с криком:
— Кто смеет говорить, что все пропало, когда Бенвенуто еще жив?
— Увы, учитель, это я, — ответил Паголо.
— Подлец, бездельник! — заорал Бенвенуто. — Ты, значит, будешь вечно предавать меня! Иисус Христос и Пресвятая Дева, которых ты призывал, помогают только честным людям, а изменников карают!
В это время раздались отчаянные крики подмастерьев:
— Бенвенуто! Бенвенуто!
— Я здесь! — крикнул художник, выбегая из комнаты, бледный, но полный сил и решимости. — Я здесь! И горе тем, кто забыл о своих обязанностях!
В два прыжка Бенвенуто очутился в литейной мастерской, где нашел подмастерьев растерянными и удрученными. А ведь когда он уходил, работа кипела. Даже великан Герман, казалось, изнемогал от усталости; его шатало из стороны в сторону, и, чтобы не упасть, он вынужден был прислониться к уцелевшей опоре.
— А ну-ка! Слушайте меня! — неожиданно, будто гром в ясном небе, прогремел голос, и мастер Бенвенуто появился среди подмастерьев. — Я еще не знаю, что у вас тут случилось, но, клянусь душой, все можно исправить! Только повинуйтесь мне слепо, беспрекословно, раз я беру дело в свои руки. Предупреждаю: первого, кто ослушается, я убью на месте! Я говорю это нерадивым. А прилежному скажу: от успеха отливки зависит свобода, счастье нашего товарища Асканио, которого вы все любите! Начнем же!
С этими словами Челлини подошел к печи, чтобы самому во всем разобраться. Оказалось, кончились дрова, и металл, охладившись, превратился, выражаясь языком мастеровых, в «пирог».
Бенвенуто сразу понял, что беду легко поправить. Просто-напросто Паголо недоглядел, и температура в печи упала. Надо было ее поднять, чтобы вернуть металлу текучесть.
— Топлива! — крикнул Бенвенуто. — Как можно больше топлива! Бегите к пекарям и, если понадобится, покупайте дрова, соберите в замке все до последней щепки! В Малом Нельском замке — тоже; если госпожа Перрина не захочет открыть ворота, ломайте их: на войне все средства хороши. Главное — топливо! Принесите побольше топлива!
И, желая показать подмастерьям пример, Бенвенуто схватил топор и с размаху принялся рубить последние две опоры, которые вскоре рухнули вместе с остатками крыши; столбы и крышу он поспешил отправить в печь.
Отовсюду сбегались подмастерья с охапками дров.
— Вот это дело! — воскликнул Бенвенуто. — Ну как? Будете меня слушаться?
— Будем, будем! — раздались со всех сторон голоса. — Приказывайте, будем повиноваться вам до последнего вздоха!
— Тогда кидайте в печь сначала дубовые доски. Дуб хорошо горит, он живо приведет в порядок нашего Юпитера!
Тотчас же в топку полетело столько дубовых досок и чурок, что Бенвенуто был вынужден под конец остановить подмастерьев.
— Довольно! — крикнул он.
Ваятель заразил своей энергией всех окружающих: они понимали его приказания с полуслова и выполняли их мгновенно. Один только Паголо время от времени цедил сквозь зубы:
