Артур Дойл - Дядя Бернак
— Но вы не сознаете опасности, Шарль,— сказал он, бросая на него пытливый взор.
— О нет, мне кажется, я прекрасно всё знаю,— улыбаясь, ответил тот.
— Но ведь полиция может прийти сюда через несколько минут! Собака сорвалась со своры и ушла вперед них по болоту; нет сомнения, что она направляется именно сюда, потому что это единственное человеческое жилье в этих местах!..
— Нет, мы останемся там, где мы есть!
— Безумец, вы можете жертвовать своей жизнью, но не моею! Оставайтесь, если хотите, но я ухожу!
Он с отчаянием бросился к двери, с беспомощно протянутыми руками, но другой быстро вскочил и встал перед ним с таким повелительным жестом, что юноша отклонился от него в сторону, как будто от внезапного толчка.
— Глупец,— сказал Шарль,— бедный, жалкий глупец!..
Лесаж раскрыл было рот, да так и оцепенел; его колени подогнулись от ужаса, он плотно сжал свои руки. В этот миг он был олицетворением страха, безысходного, отчаянного страха, который я когда-либо видел. Лесаж понял, в чьи руки он попал.
— Вы, Шарль, вы! — бормотал он, запинаясь на каждом слове.
— Да, я! — безжалостно усмехаясь, ответил тот.
— Вы — полицейский шпион?! Вы — душа нашего общества! Вы, принимавший участие в самых сокровенных заговорах!.. Вы были нашим вождем! О, Шарль, в вас нет сердца!.. Я слышу их приближение, Шарль, пустите меня; я прошу, я умоляю вас, пустите меня!..
Словно окаменевшее лицо Шарля стало качаться из стороны в сторону в знак отрицания.
— Но почему же я должен быть вашей жертвой? Почему не Туссак?
— Если бы собака помогла мне, я захватил бы вас обоих! Но Туссак слишком силен, чтобы я мог бороться с ним. Поэтому, вы один, Люсьен, обречены быть моим трофеем, и вы должны примириться с этим фактом!
Лесаж с безумным видом потрогал себя за голову, чтобы убедиться, что он не спал.
— Агент полиции! — шепотом повторял он. — Шарль, мой учитель,— агент полиции!..
— Я знал, что поражу этим вас!
— Но ведь вы были самым крайним по убеждениям между нами! Ни один из нас не мог равняться с вами. Сколько раз мы собирались, чтобы внимать вашим философским рассуждениям. И Сибилла с вами! Ради Бога, не говорите мне, что и Сибилла была тоже шпионом!.. Но ведь вы шутите, Шарль? Скажите мне, что вы шутите!..
Черты лица Шарля несколько смягчились, и его глаза загорелись удовольствием.
— Вся эта сцена доставляет мне громадное удовольствие,— сказал он,— по-видимому я хорошо провел свою роль. Не моя вина, если эти неучи допустили собаку сорваться со своры. Но во всяком случае за мной будет честь собственноручной поимки одного из отчаянных и опаснейших заговорщиков.
Он насмешливо улыбнулся при этой характеристике своего трусливого пленника.
— Император умеет вознаграждать своих друзей,— добавил он,— но умеет и наказывать своих врагов!
Во время этого разговора он не вынимал руки из-за пазухи, а теперь, когда он вытащил ее, в ней мелькнуло металлическое дуло пистолета.
— Не стоит пытаться бежать,— сказал он в ответ на вопросительный взгляд Люсьена,— живой или мертвый, но вы останетесь здесь!
Лесаж закрыл лицо руками и глухо беспомощно зарыдал.
— Каким негодяем оказались вы, Шарль,— почти простонал он,— ведь вы заставили Туссака убить того человека из Боу-стрит, вы заставили нас поджечь дома на Лоу-стрит в укреплениях! А теперь вы сами предаёте нас…
— Я сделал это, потому что хотел быть единственным, кто мог бы пролить свет на весь заговор. Удобный момент настал!
— Это очень хитро, Шарль, но что подумают обо всём этом, когда я публично открою всё, чтобы оправдать себя? Как вы объясните свои поступки Императору? Я думаю, что в ваших интересах приостановить разоблачения, которые я могу сделать на ваш счет.
— Вы вполне правы, мой друг,— сказал тот, взводя курок пистолета,— я несколько перешел границу, исполняя данные мне инструкции и поручения, и теперь самое время исправить это. Теперь всё дело в том, оставлю ли я вас жить, или вы умрете, хотя я лично думаю, что вам лучше умереть.
Страшно было смотреть на Туссака, когда он боролся с собакой, но настоящая сцена заставила меня содрогнуться всем телом. Сожаление мешалось с отвращением к этому несчастному, созданному, казалось, самой природой для роли ученого или поэта-мечтателя. Было ясно, что слабого Лесажа подчинили себе другие, более сильные волею люди, чем сам он, и навязали ему непосильную роль в это смутное время. Я забыл уже его предательский поступок по отношению ко мне, хотя это едва не стоило мне жизни, забыл его эгоистические опасения, для рассеяния которых Лесаж не задумался пожертвовать моей жизнью.
Видя перед собой неизбежную гибель, он упал на пол и извивался всем телом в припадке ужаса, а его мнимый друг с цинической улыбкой стоял над ним с пистолетом в руках. Шарль играл этим беспомощным трусом, как кошка с мышью, но я читал в его неумолимом взгляде, что это была не шутка: его пальцы всё время крепко сжимали собачку. Еще мгновение, и раздастся выстрел…
Полный невыразимого ужаса при этом безобразном убийстве, я оттолкнул трап моего убежища и выскочил оттуда с намерением присоединиться к жертве, как вдруг моих ушей снаружи достиг гул голосов и звяканье стали.
С обычным возгласом «Именем императора!» дверь хижины одним ударом была сорвана с петель. Ветер завывал еще свирепее. В отворенную дверь я мог видеть густую толпу вооруженных людей; перья на их касках развевались, развевались и плащи, мокрые от моросившего всё время дождя. Свет лампы из хижины освещал головы двух красивых лошадей и тяжелые, с красными султанами каски гусар, стоявших около них. В дверях стоял высокий молодой гусар, по-видимому, офицер, о чем можно было судить по богатству его одежды и по его манере держать себя. Высокие сапоги, доходившие до колен, ярко-голубая с серебром форма удивительно шли к его высокой гибкой фигуре. Я мог только любоваться его манерой держать себя. Скрестив руки на груди, с ярко блестевшей саблей в ножнах, он стоял на пороге и холодным, беспристрастным взглядом оглядывал залитую кровью хижину и ее обитателей. На его бледном, с резкими чертами, но всё же красивом лице выделялись щетинистые усы, торчавшие из-под медной цепи его каски.
— Недурно! — сказал он.— Недурно!
— Это Люсьен Лесаж,— сказал Шарль, пряча пистолет у себя на груди.
Гусар с презрением взглянул на эту распростертую фигуру.
— А! Красавец-заговорщик! — сказал он. — Вставай, жалкий трусишка! Жерар, возьмите на свое попечение доставить его в лагерь.
Молодой офицер в сопровождении двух солдат вошел, позвякивая шпорами, в хижину и жалкое существо, почти без сознания, было унесено куда-то в темноту.
