Светлана Поли - Ее Звали Карма
— А женой собралась быть… — засмеялся парень. — И нагишом спать придется…
— Я знаю… — тихо проговорила Катерина, глянув на мгновенье в пылающие глаза милого и сразу же опустив голову.
Тот перестал смеяться и, оглядев девушку с ног до головы, не спеша подошел к ней, взял ее лицо в свои ладони.
— Катенька, — он погладил ее по щеке. — Нет боле мочи подале от тебя держаться. Сам не свой хожу. Почто терзаешь меня так? Почто?
Часто дыша, та молчала. Берджу поднял ее голову за подбородок и коснулся губ своими. Катерина прикрыла глаза, ожидая повторения. И оно не замедлило последовать: пылкое, страстное, растекающееся по всему телу. Развязав горловину сарафана, Берджу оголил девичье плечо и прижался к нему губами.
— М-м-м, — Катерина испуганно отстранилась от него. — Не надо… — она покраснела.
— Чего так?
— Ну… — девушка замялась. — Боязно… — и провела тыльной стороной ладони по щеке, словно стирая с нее стыдливый румянец.
— Тут, окромя нас, боле нет никого…
Катя опустила голову и, улыбнувшись, побежала в глубь острова.
Остановившись, она оперлась о старое дерево и, тяжело дыша, подняла лицо к небу. Догнав княжну, Берджу навалился на могучий ствол с другой стороны и взял ее за руку.
— Скоро уж смеркаться начнет… — задумчиво произнесла та.
Парень долго смотрел на ее поднятое к верху лицо, потом потянулся и поцеловал в шею.
— Берджу — у… — пропела она с укоризной.
— Тебе не нравится? — он прижал ее к дереву собой.
— Не по себе мне делается…Будто земля из-под ног уплывает.
— И у меня все плывет перед глазами.
Катерина обняла Берджу.
— Боязно мне, — чуть не плача, прошептала она. — А коль отец дознается, что нам будет, любый мой?
— Не тревожься, голубка моя. Не отдам я тебя никому: ни батюшке твоему, ни уж тем более этому рыжему боярину.
— А Господь не нашлет на нас страшную кару?
— Неужто любиться грешно? — и Берджу снова стал целовать Катерину.
— Люблю…Пуще жизни люблю тебя, — зашептала она. — Поклянись родный: чтоб не стряслось, мы завсегда будем вместе.
— Жизнью своей клянусь.
Прикрыв глаза, они стали сползать по стволу дерева на траву, погружаясь в безумный мир любви…
* * *Начали сгущаться сумерки. Кое-где на небе уже заблестели первые звезды. Молодые шли по дороге к городу.
— Через разные ворота нужно в город войти, — сказала Катерина.
— Не тревожься: я не выдам нашу тайну. Кать…
— Чего?
— Моя ты теперичя. Моя на веки вечные.
Та стыдливо опустила голову.
— Твоя… А теперичя ступай…Ступай.
Берджу пошел в обход, а княжна, накинув на голову платок, прошла через ближайшие ворота и направилась в церковь.
В соборе было тихо, никого видно не было. Она подошла ближе к алтарю и, став на колени, принялась молиться, скрестив на груди руки…
Не успел Берджу войти в горницу, как на него обрушилась мать.
— Где тебя шайтан носит? Отчего ты весь мокрый? Князь — батюшка дознавался, куда ты запропастился? В гневе он. Княжна, случаем, не с тобой была? Отвечай!
— Да нет…
— Княжна счезнула… — Парама без сил присела на табурет.
— Как?! — изумился парень.
— Как из опочивальни своей вышла на обедню, так и счезнула. И тебя тут нет! Князь решил, что вы вместе. Лютовал он больно. Чего ты мокрый?
— Раков ловил.
— А где ж они?
— Вон, в узелке.
— Так ты нынче видал Катерину?
— Вчерась только, когда гости были. А боле нет.
— Одежу сыми, надень сухую, — мать поднялась и достала из сундука вещи, чтобы помочь сыну переодеться. — Сватались к княжне. Вскорости свадьба будет. И тебе надобно уж обзавестись женой.
— Только Катерина мне мила! — выпалил сын.
— О, Всевышний, сжалься над сыном моим! — взмолилась мать. — Голову только морочит она тебе, а ты веришь. Не быть вам вместе, сынок. Отродясь не бывало, чтоб князья сроднились с холопами. Пощади мать! Ты же у меня один. Ежели случится что? И так государь осерчал на тебя. Какому Богу мне молиться, чтобы ты остепенился? Люди-то чего о тебе судачат…Небось слыхал? Вон шепчутся: мол, высоко взлетел, кабы крылья не подрезали. Отступись, сынок.
— Матушка, чего ж делать-то теперича, ведь жизни нам нет друг без дружки?!
— Будь сильным. Вырви ее из своего сердца. Помучаешься малость, и засохнет все. Забудешься за другой девкой. А вот ежели государь дознается, не пощадит он тебя. По добру отступись.
— Без нее мне и жизни не надобно! — сокрушался юноша.
— Послушай мать. Свое сердце послушай. Никогда не быть вам вместе. Погубит она тебя, но твоей не станет. Сердцем чую неладное, — Парама смахнула слезу и вышла из горницы, захватив узелок с раками.
Берджу сел у окна и загрустил.
— Что ж теперь будет- то, ведь я уже попортил ее…
… А тем временем служка обходил церковь, готовясь закрыть двери на ночь, и вдруг увидел лежащую на полу у алтаря женщину. Подбежал к ней, видит: без сознания та. Побежал за священником. Тот, едва подошел к лежащей на полу, сразу признал в ней княжну. Святой отец отправил служку с известием к Василию, а сам стал приводить знатную особу в чувство. В скорости прибежали Евдокия с Михеичем.
— Где я? Что со мной? — тихо спрашивала княжна.
— Обморок, матушка, — ответил дьякон.
Перенесли Катерину в комнату священника, положили на лавку. А у той жар начался. И давай Евдокия над ней хлопотать: рушником испарину с лица стирать, да отвар из лекарственных трав готовить. А сама носом шмыгает — слезу пускает.
— Что стряслось-то с тобой, голубушка наша? Мы тебя ищем повсюду — с ног сбились, а ты туточки в хвори пребываешь. Почто не сказалась, где будешь, матушка?
— Евдокия, Господь меня прибрать хочет, — еле слышно прошептала Катерина.
— Бог с тобой, матушка! — всплеснула руками нянька. — Все образуется, милая, — она стала поить хворую целебным отваром, чтобы вернуть княжне силы. — Пей, золотко, пей, голубушка.
Катерина выпила содержимое чеплашки и снова легла, отвернув голову к окну. На дворе уже царствовала ночь: в комнату заглядывал молодой месяц, все небо искрилось от метеоритного дождя.
* * *Катерина лежала в своей постели с закрытыми глазами. Возле нее суетилась Евдокия. Собрав вещи княжны, она направилась к двери из опочивальни. Вдруг за окном раздалось посвистывание. Больная открыла глаза и позвала няньку.
— Евдокия…
— Что, голубка? — обернулась та.
— Это Берджу. Приведи его сюда.
— Лапушка, одумайся. А ежели государь-батюшка дознается?