Томас Костейн - Высокие башни
Потом он попытался взять себя в руки. «Конечно, я не ле Мойн, но я должен брать с них пример». Он неспешно продолжил путь и даже попытался просвистеть какую-то мелодию. У него полегчало на душе, когда он наконец увидел просвет и понял, что приблизился к общественному выгону Лонгея. Ему теперь не была страшна никакая опасность.
Взору мальчика предстал великолепный замок. Его башни, казалось, растворялись в вышине. Над стеной возвышались тесно прилегавшие друг к другу крыши. В нишах церкви стояли статуи. Солнце посылало солнечные зайчики на вершину одной из башен, и Филипп понял, что они отражались от мушкетов караульных, которые там располагались. Для него эти отблески стали символом безопасности.
Повар и булочник замка были заняты у летней печки. Внутри замка, конечно, была печь, находившаяся внизу, на ней можно было готовить еду для всех служащих замка. Но когда строился замок, Шарль ле Мойн пытался все предусмотреть. Печь снаружи стояла на каменном фундаменте, у нее были крепкие железные двойные дверцы. Ее построили на экстренный случай. То, что ею сейчас занимался главный повар, означало подготовку к празднеству.
Повар по прозвищу Дюжина и Еще Один был просто гигантом — ростом более двух метров и двадцати сантиметров. Сколько он весил, этого не мог сказать никто. У него была огромная круглая голова с торчащими черными волосами и грубые резкие черты липа, похожие на маску восточного колдуна. Но внешность была обманчивой. Пекарь Лонгея был мягким человеком, а голос у него был тонким, как это часто бывает у толстых людей. Он обожал птиц, и они частенько сидели у него на плечах.
Когда к нему подошел Пьер, булочник взглянул на него. До этого он энергично помешивал угли.
— О, это мой дружок Филипп! Я тебя сегодня ждал. Ты принес мне фигурку, которую обещал вырезать?
Мальчик показал головой.
— Я вырезал для вас фигурку, господин. Это был солдат с длинными усами и сердитым лицом. Но фигурку нашел мой хозяин и сказал, что ее следует попытаться продать в Монреале, и больше я ее не видел.
Повар промолвил тонким голосом:
— Старик Киркинхед продал ее. Он такой скупердяй! А деньги он спрятал. Твой хозяин очень дурной человек. Каждый раз, когда я его вижу, я представляю, как было бы легко схватить его за горло и выдавить из него всю гадость и дурь! Мне очень хотелось бы сделать это с ним, потому что он дурно с тобой обращается, мой дружок Филипп.
— Я вырежу для вас другую фигурку, — пообещал великану мальчик.
Булочник сказал, что это было бы хорошо, и снова помешал угли.
— Когда прибудет господин Пьер, — сказал он, — он поймет, что Дюжина и Еще Один не забыл его любимое лакомство. Я пеку три дюжины сладких булочек, чтобы в Лонгее все могли ими полакомиться. Сегодня, когда все семейство усядется за ужин, я подам суп из голубей. Потом будет мой фирменный салат «Лонгей». Дружок мой, ты даже представить себе не можешь, что это за салат! Кроме того, будут пироги с начинкой из дичи и еще две дюжины молодых сочных белок. А на десерт я подам «Блинчики тетушки Мари». Друг мой, сегодня все поймут, что я не только самый крупный человек во всей Новой Франции, но и самый великолепный повар!
Тем временем на общинный выгон начали прибывать арендаторы и члены их семейств. Вокруг звучали громкие возбужденные голоса, и был слышан скрип колес. Откуда-то доносилось пение: «Матушка смотрит в окошко и ждет, когда приедет ее сынок Рено».
— Сегодня тут все соберутся, — продолжал повар, — кроме, конечно, твоего хозяина и его недоумка зятька. У меня будет много дел. На заднем дворе на вертеле жарится целый бык. Кроме того, я варю и жарю множество кур, и мне это так приятно, когда я вижу, как люди с удовольствием поедают мою стряпню. Клянусь всеми святыми! Мне нравится, когда люди наряжаются и веселятся. Гляди в оба, дружок Филипп, и ты увидишь уйму красивых и ярких нарядов.
Он открыл дверцу печи и пошарил там специальной лопаткой с длинной ручкой. Лопатка вынырнула из печи с лежащим на ней квадратным пирогом. Филипп почувствовал удивительный аромат в воздухе, Дюжина и Еще Один подмигнул мальчику, отломил большой кусок пирога, поделил его пополам и отдал одну половинку мальчику.
— Попробуй, дружок. Я могу поклясться, что ты никогда не пробовал ничего подобного.
Он знал, о чем говорил. Начинка у пирога была из размолотого миндаля, и Филиппу никогда прежде не приходилось пробовать такого вкусного пирога. Кроме того, начинка была сдобрена удивительными пряностями, и в ней было множество сладкого изюма. Казалось, что изюминки были готовы выскочить из пирога наружу. Филиппу показалось, что он вкушает пишу богов!
Повар смотрел на мальчика и покачивал головой. Мальчик был слишком худой, а глаза у него были печальными, — так не должно быть у такого маленького мальчика. Кроме того, он был очень замкнутым, и Дюжина и Еще Один подумал, что старик Киркинхед морит мальчишку голодом.
— Филипп, — наконец спросил повар, — твой мастер экономит на еде?
— Нет, мсье, у меня хватает еды, — запротестовал мальчик.
— Я уверен, что ему неизвестно, что маленьких мальчиков следует хорошо кормить. Филипп, ты очень худенький, а этот скряга заставляет тебя работать как взрослого. — Он отломил еще кусок пирога и отдал Филиппу.
Повар жевал пирог и продолжал говорить о старике Кир-кинхенде.
— Он окажется единственным, кто не позволил своим работникам прийти на встречу с господином Пьером. У него нет совести! Он позабыл все, что сделал для нас господин Пьер. Повар вспомнил о подвигах Д'Ибервилля, и у него улучшилось настроение.
— Невозможно поверить, что такой великий человек родился и вырос среди нас. Я помню, когда он был маленьким, он любил поболтать и посмеяться, но его лучше было не задевать. Филипп, ты сильно отличаешься от своего хозяина. У тебя доброе сердечко, и ты понимаешь, что великий Пьер ле Мойн совершил чудо на земле и на море. Я в этом вижу божий промысел!
Повар тщательно вытер губы.
— Пора за работу. Увидимся позже, мой маленький Филипп.
Глава 3
Пока люди Лонгея собирались, чтобы приветствовать Д'Ибервилля, господин ле Мойн сидел в башне вместе с Жозефом де Марьей.
Господину ле Мойну было неприятно слишком уверенное поведение посланца двора, де Марья снисходительно поглядывал на него. Ле Мойн оставался очень вежливым, но был постоянно настороже, не сводил взгляда с крупного белого лица посетителя и пытался скрыть свое отвращение.
Представитель Версаля протянул золотую табакерку. Это была дорогая и красивая вещица с миниатюрой в рамке из перламутра. На миниатюре был изображен король. Господин ле Мойн отказался от табака, и владелец табакерки удивленно поднял вверх брови.