Георг Борн - Евгения, или Тайны французского двора. Том 1
— Ночью я буду перед врагами вашего величества, а сейчас несколько часов проведу с вами, — сказал Нарваэс, идя с дамами мимо зеленой решетки парка. — Все зависит от искусства всадника. Я буду собственным курьером и через несколько часов опять вернусь в Толедо.
— Благодарю вас за то, что, несмотря на занятость, вы не забыли нас.
— Я всегда вижу вас перед собой, ваше величество.
— А, так вы можете быть не только воинственным, но и любезным, генерал. Наша графиня Евгения была права.
— Это очень мило с вашей стороны, что вы замолвили за меня словечко, — сказал Нарваэс, — такой милости я не ожидал.
— Вы только уж не очень превозносите эту милость, генерал, — сказала Евгения Монтихо, очаровательно улыбаясь.
— Вы хотите сказать, что там, где улыбается солнце, могут находить и тучки, но я говорю, что нужно радоваться солнышку, пока оно светит.
— Какие же известия привезли вы нам, — прервала его Изабелла, — есть ли какие-нибудь вести о генерале Убеда, о графе Тортоза, о доне Серрано и о Приме?
— Они стараются обойти неприятельские войска, окружить их и разбить. Еще вчера был разговор между офицерами Толедо, что молодой генерал Серрано несколько дней тому назад имел дело при Сеговиа, в котором он…
— Он ранен? — спросила с испугом Изабелла.
— Он получил легкое ранение в плечо, но зато имел счастье отбросить противников, — сообщил Нарваэс.
— Храбрый человек, ему предназначается богатая награда, — воскликнула с энтузиазмом молодая королева.
Пока генерал прогуливался с дамами по парку мимо благоухающей розовой рощи, заходящее солнце уже успело живописно позолотить верхушки деревьев и распространило тот приятный таинственный полусвет, который еще больше увеличивается от разрастающихся теней.
Вдруг из боковой аллеи стал быстро приближаться к разговаривающим какой-то монах, плотно завернувшийся в свою рясу и капюшон. Он как-то недоверчиво оглянулся и сделал знак увидевшему его генералу подойти к нему.
Появление монаха в парке Аранхуэса и в непосредственной близости от королевских особ не имело в себе ничего поразительного, потому что в свите Марии-Христины было очень много духовников и набожных лиц. Изабелла и ее придворные дамы не удивились тому, что монах шел так поспешно, но молодую королеву поразило только то, что он таким странным образом подозвал к себе генерала.
Нарваэс был сам немного удивлен, но так как жесты монаха выражали большую важность и поспешность его дела и к тому же приближалась пора возвращения генерала в Толедо, то он и попросил у молодой королевы разрешения проститься. Изабелла и сопровождавшие ее дамы простились с ним, и когда Нарваэс подошел к странному монаху, молодая королева послала маркизу в замок и велела ей узнать, кто такой был этот монах.
Он только тогда откинул немного назад свой капюшон, когда тот, с кем он так нетерпеливо желал поговорить, остановился рядом с ним. Нарваэс из-за быстро сгущающейся темноты немногое мог рассмотреть в лице духовного брата, он только заметил, что тот был еще очень молод и бледен…
— Что вы желаете от меня? — коротко спросил Нарваэс.
— Я спешил сюда из Алькалы для того, чтобы переговорить с вами.
— Вы задыхаетесь, покрыты пылью — как удалось вам пройти через посты карлистов?
— Поэтому я и выбрал эту одежду. Как монаха меня пропустили, что в другом случае было бы невозможно.
— Так вы только переодеты, кто же вы такой?
— Меня привело сюда желание сообщить вам, — шепнул монах, избегая ответа, и таким голосом, который возбудил в Нарваэсе какое-то странное недоверие, — что карлисты замышляют недоброе на сегодняшнюю или на следующую ночь.
— Вы хотите меня предостеречь. Делаете ли вы это только из преданности к приверженцам Христины?
— Вы все узнаете, генерал, только свято обещайте мне, что вы меня не выдадите и не задержите здесь.
— Я могу вам это обещать.
— Если так, смотрите, — прошептал монах каким-то страдальческим голосом и, оглядевшись вокруг себя своими черными блестящими глазами, откинул назад свой капюшон.
— Так вы девушка? Я это подозревал, — улыбнулся Нарваэс, но улыбка замерла на его устах, когда он увидел ее изможденное, бледное, покрытое потом лицо. Было ли страшное волнение отражено на лице испанки вследствие трудной далекой дороги, пройденной ею в такой толстой одежде, или это было по какой-нибудь другой причине?
— Берегитесь, генерал. Один из предводителей — страшный, смелый полководец карлистов — вместе со своими знатными товарищами покинул вчера рано утром свои аванпосты. Они должны быть сейчас где-то поблизости от Аранхуэса. Вам и всему двору грозит большая опасность.
— Как, дитя мое, от трех-то карлистов?
— Вы их не знаете — вы не знаете Филиппо!
— Ты говоришь об итальянце Филиппо Буонавита?
— Да, о нем, бойтесь его, так как я его проклинаю!
— Понимаю, дитя мое, он обманул тебя, и ты мстишь ему тем, что выдаешь его. Это сильное доказательство твоей ненависти! На твоих ногах содрана кожа — я велю дать тебе в замке что-нибудь заживляющее.
— Ничего мне не надо! — воскликнула девушка подавленным тоном. — Жуана сейчас же отправится в Алькалу.
— Но как же ты пойдешь ночью?
— Я буду подсматривать за ними! Какие у них замыслы, мне не удалось узнать, хотя, победив ненависть, я и старалась, прикидываясь влюбленной, выведать их у Филиппо! О, Жуана была кошкой, змеей. Сердце мое дрожало и билось от ненависти, а я улыбалась — но он не выдал ничего из своих планов.
— И ты думаешь, что трое безумно смелых всадников находятся поблизости?
— Клянусь именем Пресвятой Девы — я видела их по дороге.
— Как зовут двух знатных товарищей твоего коварного Филиппе? — спросил Нарваэс, полный ожидания.
— Дон Олимпио Агуадо и маркиз Клод де Монтолон.
— Это они! Я только что слышал про них!
— Следовательно, вы знаете, что вам угрожает.
— Ты думаешь, что они направились к Толедо?
— Я уверена, что они хотят прибыть сюда ночью и застигнуть врасплох ваши аванпосты.
— Ведут ли они за собой войско?
— Нет, они сами по себе составляют войско, вы должны их бояться так, как будто бы это был целый полк.
— Ты преувеличиваешь, дитя мое. Но спасибо тебе — вот возьми себе кошелек в награду.
— Золото — даруйте бедным. Жуана отомстила за себя. Она будет и еще служить вам во вред Филиппо Буонавита, — шепнула девушка, и в ее словах послышалась страшная, неукротимая ненависть.
— Нужно спешить, раз так! Может быть, я встречу в дороге этих известных предводителей войска карлистов.
— В таком случае вы погибли, генерал, берегитесь.
