Анатолий Брусникин - Девятный Спас
– Погоди! – закричал Автоном. – В каком таком доме?!
Сын объяснил: подлинный Спас у Ильи-мастера дома висит. В божнице, но закрытый ставенками. То-то вчера, едва увидев этого мужика, он, Петя, узрел пред собою икону. С ним такое часто бывает. Глядит на кого-нибудь, и рядом, прямо в воздухе, возникает нечто, с чем этот человек связан. Оживившись, юноша стал рассказывать, какую он придумал штуку: писать парсуну не просто по наружности позирующей особы, а купно с внутренним ея образом, который истинному художнику всегда виден. Например, князя Фёдора Юрьевича хорошо бы изобразить в синем кафтане, с брильянтовой звездою на груди, а сбоку чтоб витала багряная плаха с топором…
– Постой, сынок, после про парсуну доскажешь… – Отец держался за сердце, чтоб не выпрыгнуло из рёберной клетки. – Как найти дом мастера?
Но Петя не слышал, он быстро набрасывал что-то грифелем по листу бумаги.
– Знаю я, где Илейка живёт, – донеслось из-за спины Зеркалова тихое шептание. – Прикажи, боярин, доставлю тебе Спаса.
* * *Яшка при хозяине уже столько лет состоял в каждодневной близости, что временами казался Автоному Львовичу собственной его тенью, коряво отброшенной на землю. Как и положено от природы, к закату жизни тень вытянулась: Яха удлинил себе ноги, научился передвигаться на ходулях. Эта потешная причуда немало забавляла Зеркалова. Как и то, что карла намертво приклеил себе преогромные усы и попросил дать ему незазорную фамилью, не пожелав долее зваться Срамным или даже Срамновым. Для смеху Автоном нарёк его Журавлёвым – очень уж потешная у урода сделалась походка, будто у журавля. Забавно было наблюдать, с каким неистовством Яшка сживал со свету старых преображенцев, кто знавал его коротышкой. На одного кляузу напишет и сам в пытошной до смерти уморит, другого ночью прирежет из-за угла, третьему в вино отравы подсыплет. «Этак ты нам с Фёдор Юрьевичем всю Преображёнку повыведешь», – корил его Зеркалов, но не строго, потому что нужных для службы людей Яха трогать не смел – их хозяин перечислил ему поименно. Ну, а бездельников и недоброжелателей не жалко. Баба с возу, казне облегчение.
Яшка дневал и ночевал в Преображёнке, по-собачьи довольствуясь самым малым: углом в приказной избе да зловонным тюфяком, никогда не чистившимся и не стиравшимся. Журавлёв чистоты не понимал – на что она надобна. Ни одежды не мыл, ни споднего, и сам от воды шарахался. Как есть пёс бешеный, которые воды страшатся. Но человечек верный и для своего дела совершенно незаменимый.
Один только раз за все годы дал промах, и то, как выяснилось, на пользу хозяину. Это когда Автоном Львович отправил его Софьину дочку истребить, а Яха задания не исполнил, приплёлся под утро трясущийся, с выпученными глазами и врал, что девчонку у него отбил ночной призрак – бородатый, с копьём. Зеркалов тогда на карлу осерчал и даже прибил, но потом, ставши Василисиным опекуном и получая доход с Сагдеева, был рад, что так вышло.
Последние три месяца Яшке было велено держаться от Кривоколенного подальше. Вдруг девка узнает в нём своего похитителя? Ей ведь когда-то было сказано, что дядя убил злодейского карлу собственной рукой.
Очень Журавлёв на эту ссылку обижался. Убеждал, что племянница тогда мала была, а сам он с тех пор изменился, не узнать. Может и так, но, учитывая великие планы на девку, лишний рыск был ни к чему. Вот и нынче, прежде чем позволить Яхе войти в дом, Автоном сначала убедился, что Василиса в своих покоях. Отправив Яшку за иконой, гехаймрат вернулся в Преображёнку, откуда не смел отлучаться надолго – кесарь желал чуть ли не ежечасно получать сведения о ходе сыска. Но Зеркалов теперь думал не о стрельцах и иностранных резидентах, а о Спасе. И верил, и не верил, что многолетний поиск близок к завершению. От волнения Автоном Львович был сам на себя не похож, поминутно выглядывал в окно – не вернулся ли Журавлёв, и когда увидел, что сержант приехал не с пустыми руками, весь задрожал от ликованья. Что делать дальше, он придумал заранее.
Нужно запереть Петю в ермитаже, чтобы изготовил точную копию образа. Там уже приготовлена кипарисовая доска, а кавалетто с красками сын привезёт из дома. Копию гехаймрат думал отдать государю, подлинник же припрятать – для будущих прожектов, смутно прорисовавшихся в дальнем уме Автонома Львовича.
Дело это требовало неукоснительной таинственности. Вот почему в Кривоколенный был отправлен не обычный курьер, а прапорщик Микитенко, которого гехаймрат своим опытным взором безошибочно определил как человека, прямого до дурости. Редко, очень редко встретишь чудака, у которого дело ни на вершок не расходится со словом; Микитенко был из этой породы. В сыскном деле от неё один вред, но умный начальник и такому камнеупорному дурню найдёт полезное применение. Посланец уехал, едва разминувшись с Журавлевым.
У себя в ермитаже, вдали от лишних взглядов, Зеркалов осмотрел икону и убедился – она, та самая! Прав Петюша, очи у Спаса смотрят светоносно, нерукотворно. Терпеть их взор усталым после бессонной ночи глазам было больно, гехаймрат поскорей затворил ставенки и задумался. Получится ли воссоздать похожее сияние? Но Автоном в сына верил. Сверяясь по подлиннику, как-нибудь исхитрится. Петя, он ведь и сам по себе чудо, не хуже Филаретова Спаса.
Объяснил Зеркалов помощнику свой дальновидный замысел, а Яха вместо того чтоб восхититься, стал хозяина корить. Зачем, мол, послал за Петром Автономовичем чужого человека. Прямые люди глупы. Не по намерению, так по простоте где-нито проболтается. Что тогда? Из-за этой неосторожности может рухнуть всё превеликое дело.
Пришлось признать, что оплошал. От многого волнения и усталости.
Но Яшка, как в сказке, успокоил забеспокоившегося господина:
– Не тревожься, боярин, не мучай свою головушку. Всё исправлю. Поеду в Кривоколенный за казаком, а на обратном пути закрою ему роток, навсегда. Никто и не прознает.
– А если тебя Василиса узнает?
– Вот и проверим, – спокойно ответил Журавлёв. – Не вечно же мне от неё прятаться? Впереди много больших дел, мне много в чём тебе послужить придётся, лучше этот узел сразу развязать. Узнает – скажешь, что я брат тому припадошному карле. Только навряд она меня вспомнит. Вишь, какой я ныне стал?
Он гордо распрямился во весь свой ходульный рост: ботфорты каблуками вместе, носками врозь, ручонки упёрты в бока, подбородок задран, усы торчат двумя щётками. Чучело, да и только.
* * *Не получилось у Яхи казака убить, опять они разминулись. Но и это вышло к лучшему – Фортуна старалась для Зеркалова даже вопреки его воле.
