Джеймс Нельсон - Викинги. Ирландская сага
Хроллейф снова заорал:
— Боги не слишком высокого мнения о нашем отступлении, да и я, если на то пошло, полностью согласен с ними!
— Посмотри вон туда, Арнбьерн, — сказал Ингольф.
Арнбьерн отвел взгляд от нового войска и взглянул туда, куда указывал своим мечом Ингольф. Всего минутой ранее пехотинцы в лагере держали свободный строй, не обращая ни малейшего внимания на отступление Арнбьерна. Зато теперь они проявили к ним явный интерес. С высоты холма викинги видели, как пехотинцы разделились на два отряда. Один должен был отразить нападение воинов из леса, а второй готовился к наступлению на стену щитов Арнбьерна.
— Они думают, что те приятели, которые выбежали из леса, — часть наших сил, — сказал Арнбьерн.
— Разумеется. А что еще они могли подумать, ты, чертов идиот? — взревел Хроллейф.
— Ладно, Хроллейф, раз ты у нас такой умник, то скажи нам, кто эти люди? — заявил Болли сын Торвальда, вставая рядом с Арнбьерном и показывая на воинов, бегущих из леса,
— Не знаю! Клянусь задницей Тора, откуда мне знать? Ингольф, а ты что скажешь?
Но Ингольф в ответ лишь покачал головой.
— Не знаю и знать не хочу. Какая нам разница? Пехотинцы вон там, внизу, готовятся атаковать. Мы можем развернуться и, как трусливые девчонки, удрать обратно к своим кораблям или можем пойти в наступление, как подобает настоящим мужчинам. Что вы выбираете?
Остальные были явно согласны с Хроллейфом в том, что хватит им пятиться, а тут еще их боевой дух укрепился при виде вопящих норманнов на их левом фланге, находящихся теперь на расстоянии полумили и отчаянно бегущих прямо на врага. По шеренге прокатился воодушевленный рев, с каждым мгновением становясь все громче, мечи взметнулись в воздух или заколотили по щитам, приветственные крики сменились боевым кличем, и шеренга без приказа прекратила отступать и перешла в атаку, вниз по покатому склону холма, прямо на врага, уже устремившегося в бой.
Нога Торгрима угодила в какую-то ямку, скрытую в траве. Он споткнулся, пробежал еще несколько шагов, но сумел удержать равновесие и не упасть, после чего помчался дальше. И все-таки он выдохся, понял Ночной Волк. В груди у него жгло как огнем, ноги отчаянно болели, дыхание сбилось. На самом деле он действительно хотел споткнуться и упасть в мягкую зеленую траву, а потом лежать без движения, подставив лицо прохладному дождю. Он хотел остановиться. Просто остановиться.
Шатаясь из стороны в сторону, он таки пробежал еще несколько шагов, а потом встал, потому что совершенно выбился из сил. Старая рана в боку пульсировала болью, но она уже слишком хорошо зажила, чтобы открыться вновь без помощи извне. Он согнулся чуть ли не пополам, упершись руками в колени и хватая воздух широко раскрытым ртом. Спустя несколько мгновений Торгрим поднял голову. Харальд и Старри удалялись от него с той самой минуты, как он бросился за ними в погоню. Он-то воображал, что догонит их, прикажет остановиться и вернуться к остальным. Потому что иначе они погибнут ни за грош, если будут и дальше мчаться вдвоем прямо на вражеский строй.
Но очень скоро он понял, что не сможет ни догнать их, ни даже пересечь все поле без остановки. Было время, лет десять назад или чуть больше, когда он не только не отстал бы от них ни на шаг, но еще и опередил бы, однако те деньки безвозвратно канули в прошлое. Поэтому он стал кричать, чтобы они остановились, но к тому времени настолько запыхался, что уже не мог перекрыть голосом шум дождя. А потом он окончательно выдохся и остановился.
Тяжело дыша, Торгрим выпрямился и обернулся, чтобы узнать, как там викинги Орнольфа. Поначалу у него была фора в четверть мили, но теперь их разделяли всего каких-то два десятка ярдов. А позади них, тоже безнадежно отстав, ковылял Орнольф Неугомонный.
«Что ж, по крайней мере, не я буду последним», — подумал Торгрим. Выпрямившись во весь рост, он подождал, пока викинги не окажутся совсем рядом, и тогда вскинул вверх обе руки, останавливая их. Он не мог помешать Харальду и Старри в их погоне за смертью, но зато мог не позволить остальным бестолково погибнуть в кровавой мясорубке только из-за недостатка дисциплины. И тогда, быть может, они еще успеют настигнуть Харальда и Старри вовремя.
— Строимся «свиньей»! — выкрикнул он, и слова его прозвучали как надсадный хрип, а не как властное распоряжение, к чему он стремился. — Я пойду первым, за мной становись!
Он окинул их взглядом, своих людей, которых даже не успел узнать толком, пока не нашел того, кого искал. Это был настоящий гигант, медведь, а не человек, ростом в шесть футов с лишком, широкоплечий и крепкий, как дуб. Меч в его руках казался игрушечным, а щит походил на мелкую тарелку.
— Эй ты, как тебя зовут?
— Годи.
— Годи, ко мне. Остальные, быстро строимся!
Строй «свиньей», или «стрелой Одина», предназначался для того, чтобы проламывать стену щитов. Два воина становились впереди, образуя острие, за ними шли уже трое, потом четверо, затем пятеро и такдалее, создавая нечто вроде огромного наконечника стрелы, способного проломить стену из перекрывающихся щитов и превратить организованное сражение в массовое побоище, в чем традиционно были сильны викинги.
— Торгрим, возьми мой щит.
Один из норманнов — Ночной Волк даже не знал его имени — шагнул вперед, протягивая ему раскрашенный в красный и белый цвета деревянный диск.
— Спасибо, — отозвался Торгрим. Он оставил свой щит позади, потому что, отправляясь за Харальдом, никак не рассчитывал, что придется сражаться, а потом в пылу преследования и вовсе забыл о нем.
«У Харальда нет щита, — мелькнуло у него в голове, — и у Старри тоже». Впрочем, Старри никогда и не носил его, поскольку не нуждался в том, что могло помешать ему погибнуть славной смертью на поле брани. Но Торгриму не хотелось думать о том, что Харальд врубится в стену щитов, не имея никакого прикрытия.
— Вперед, за мной! — прокричал он, вновь обретя голос. — Вперед, и прикончим этих жалких шлюхиных сынов! Смерть им!
Ответом ему был восторженный рев, громкий и единодушный, потому что его люди прониклись боевым духом. Они не задумались над тем, что даже не знают, кто на сей раз выступает в роли врага и почему нужно сражаться с ним насмерть.
Отвернувшись, Торгрим вновь зашагал по полю. К нему вернулись дыхание и прежняя целеустремленность, потому что сам-то он знал, за что сражается. Враги оказались ближе, чем он предполагал, что тоже вселяло надежду. Харальд и Старри по-прежнему виднелись впереди, на полпути между ними и вражескими шеренгами.
«Быть может, они не станут валять дурака, — подумал Торгрим. — Быть может, они остановятся прежде, чем их изрубят на куски». Разумеется он понимал: глупо и бессмысленно рассчитывать на то, что Старри поведет себя разумно. Ему оставалось лишь надеяться, что Харальду хватит здравого смысла не лезть очертя голову в пекло. И он побежал, топча мягкими сапожками траву, чувствуя, как щит колотит его по боку, побежал, чтобы вступить в битву прежде, чем пострадает его сын, его мальчик, от чьих чувств он столь безжалостно и небрежно отмахнулся.
