Богдан Сушинский - Французский поход
— Дамасская сталь, — прислушался к свисту клинка, рубанув еще раз. — Чистая дамасская сталь. Золотые украшения рукояти — это для балов, для дам, а в бою ценится качество стали.
— Только качество стали и личная храбрость.
— Говорят, вам привез ее посланник короля, а точнее, секретарь королевы Марии Гонзаги, некий Иероним Радзиевский. Прямо в ваше очень далекое от Варшавы имение, где-то в центре Украины?
— Все было именно так.
— Чтобы демонстративно поддержать вас.
— Еще раз убеждаюсь, что посол де Брежи постарался собрать обо мне все сведения, какие только возможно, — улыбнулся Хмельницкий.
— А также о короле Владиславе, позаботившись при этом о вашей репутации.
— Чем это вызвано?
— Нам не хотелось, чтобы переговоры вел никому не известный полковник, о котором никогда не слышал даже его собственный король, — вернул де Конде саблю Хмельницкому. — И еще замечу, что вы переоцениваете осведомленность нашего посла. При такой массе всяческих подробностей, которые граф сумел сообщить нам, он все же умудрился упустить главное: наделил ли вас король или, в крайнем случае, королева, вместе с этим оружием и чинами, какими-либо особыми полномочиями?
— Речь идет о полномочиях в Украине?
— Здесь, во Франции, на время переговоров.
Хмельницкий настороженно посмотрел на принца де Конде: «Меня уже в чем-то подозревают? Неужели в желании вести секретные переговоры? Но с кем: с королевой-регентшей, с первым министром или с ним самим, как с принцем и главнокомандующим?»
Точнее всего будет ответить: «И да, и нет», — проговорил он вслух.
— Иногда это важнее, чем откровенное, ясное «да». Значит, кое-какие поручения вы все же имели?
— Я пытался говорить о них с кардиналом Мазарини. Но разговор получился как бы невзначай, вскользь. А не решился продолжить его только потому, что узнал о вашем приглашении.
— В таком случае его можно считать продолжением того самого «разговора вскользь», — поднял принц свой кубок с вином, — начало которому было заложено вашим общением с кардиналом.
55
Несколько минут прошло в каком-то странном, непонятном Хмельницкому молчании. Принц де Конде то ли ушел в себя, в какие-то воспоминания, то ли просто разочаровался в собеседнике и в самой идее подобной встречи. В то время как украинскому полковнику этот воин нравился. В нем не было или почти не было ничего такого, что должно быть присуще принцу, наследнику престола, получившему отменное королевское воспитание.
Молодой, худощавый, жилистый, он держался совершенно непринужденно, с присущей каждому храброму воину лихостью и бесшабашностью. И в то же время обнаруживал достаточно гибкий ум и дипломатическую хитринку. Что было — то было. Как считал полковник, именно это сразу же выдавало в нем государственного мужа.
— Насколько мне известно, — наконец прервал молчание принц де Конде, — польский король замышляет что-то серьезное. — Вам что-нибудь известно по этому поводу?
— Уже ни для кого при варшавском дворе не секрет, что он замышляет большую войну с Турцией, а следовательно, и с Крымским ханством, — подтвердил Хмельницкий. — Владислав мечтает собрать в кулак все имеющиеся польские, литовские и казачьи войска, пригласить пару полков наемников, созвать ополчение и решительно отбросить турок и татар от границ Речи Посполитой. Отбросить с такой силой, чтобы впредь не Польша, а турки и татары жили под постоянной угрозой нападения, теперь уже со стороны польской армии и казаков. Чтобы не их, а польские крепости охраняли переправы на Днепре, Буге, Днестре, Дунае. Не османские, а польские и украинские корабли держали под контролем порты и устья рек в Северном Причерноморье.
— Ради таких планов действительно стоит начинать любую войну. Они достойны жертв Грюнвальда. Но вот вопрос: как относятся к этому при дворе?
— Король Владислав готовится к этой войне, невзирая на то, что многие видные шляхтичи, в том числе коронный гетман Николай Потоцкий, а также заместитель гетмана, сенаторы сейма, решительно выступают против войны с турками. И даже запретили королю объявлять эту войну.
— Вот почему Владислав IV с таким вниманием относится к полковнику Хмельницкому, — едва заметно улыбнулся де Конде. — Вот почему он так подчеркнуто поддерживает его авторитет среди реестровых казаков, запорожцев и польских генералов. Судя по всему, он уже видит в лице полковника будущего главнокомандующего казачьими войсками в войне против турок.
— Подобное предположение мне приходится слышать впервые.
— Даже само предложение возглавить войска вы услышите из уст короля Польши последним. Но у варшавского трона есть наши надежные люди. Я иногда лучше знаю о том, что происходит при дворе Владислава, чем о том, что творится при дворе Людовика. Конечно, назначить вас коронным гетманом или, как это у вас называется, всех объединенных войск, король Польши не решится только из страха кровно обидеть многих военачальников-шляхтичей, а то бы… Разве не так?
— Возможно, вы недалеки от истинного положения вещей.
— Если сейм и впредь будет выступать против войны, то ее может начать украинское казачество, поставив тем самым сейм перед самоубийственным выбором: как вести себя дальше?
— Король не делился со мной такими предположениями, — дипломатично воздержался от комментария Хмельницкий.
— Переговоры в Париже, а затем и сам поход во Францию, еще больше возвысят ваш авторитет, а значит, подтвердят правильность выбора короля. Так что поднимаю этот бокал за успех французского похода казаков.
Они выпили. В то же мгновение Хмельницкий заметил, что в двери стоит кто-то из французских офицеров, очевидно, адъютантов принца.
— Поступайте, как вам приказано, Жеранди, — оглянулся де Конде, по взгляду Хмельницкого поняв, что происходит.
— Слушаюсь, ваша светлость.
— Появление этого офицера означает, что наш разговор услышан?
— Вряд ли.
Но он слушал его, достаточно долго стоя у двери.
— Не волнуйтесь, господин полковник, это мой офицер. Абсолютно надежен. Считайте, что о разговоре знаем только мы. И хотелось бы, чтобы он был предельно откровенен. Мы остановились на том, что Владислав IV желает обезопасить рубежи Речи Посполитой от мусульман.
— Поэтому хотел бы заручиться поддержкой французской короны, — вновь взглянул на дверь Хмельницкий. У него вдруг зародилось какое-то гадкое предчувствие. — Причем надежной поддержкой. И не только дипломатической. Война с Испанией, не без помощи казаков, к тому времени, очевидно, успешно завершится. Воинские силы Франции будут свободны в выборе достойного противника. Но это потом. А пока что поддержку Франции король видит, прежде всего, в поддержке идеи войны против мусульман лично вами, господин главнокомандующий, и кардиналом Мазарини.
