Мишель Зевако - Заговорщица
— Да, ну и что с того?
— Так вот, господин де Крийон, — продолжал Менвиль, — я, а также присутствующий здесь господин де Бюсси-Леклерк, находящийся под арестом, хотим вам кое-что предложить. Мы оба ненавидим Пардальяна: у нас с ним старые счеты. А смерть герцога де Гиза десятикратно усилила нашу ненависть…
— Оно и понятно, — флегматично заметил Крийон. — И что же вы предлагаете?
— Разрешите нам отправиться в погоню. Мы готовы поклясться, что вернемся в королевскую тюрьму, и вернемся с головой этого мерзавца.
— Крийон, Крийон! — умоляюще произнес раненый Ларшан. — Отпустите их. Я за них ручаюсь! А если они поймают негодяя Пардальяна. я уговорю короля простить им измену и даровать свободу.
— Ну что же, господа, я согласен! — воскликнул Крийон. — Попытайтесь поймать Пардальяна.
Менвиль и Бюсси-Леклерк вскочили на коней и умчались, а Крийон склонился над Ларшаном.
— Здорово тебе досталось?
— Нога перебита, — ответил Ларшан. — Послушайте, господин Крийон, уверяю вас, в открытом бою шевалье не справиться с двумя таким противниками!
— Да, отпустил я их по твоей просьбе, так что пускай тебя и благодарят за то, что случится, и случится непременно.
— О чем это вы?
— Они не вернутся, старина…
— Не может быть. Они же дали слово!
— Я не сомневаюсь, что свое слово они бы сдержали. Но если Менвиль с Бюсси-Леклерком и нагонят шевалье, вряд ли они его поймают… впрочем, может, им повезет и они вернутся, но, конечно, без головы шевалье и сильно потрепанные и покалеченные…
— Неужели этот Пардальян так страшен?
— Разве ты сам в этом не убедился, приятель? И знаешь, что я еще тебе скажу?
— Что, сударь?
— Представь, что случилось невероятное и Пардальяна захватили? Что ты тогда сделаешь?
— Как «что»? Вздерну его на ближайшем же дереве!
— Ты вознамерился повесить коннетабля?
— Кого? Кто тут бредит — я или вы? Какого еще коннетабля?
— Пардальяна… Ты его собираешься повесить, а король приказал разыскать его, чтобы сделать коннетаблем!
— Да почему? — недоуменно спросил Ларшан, у которого уже все в голове перемешалось.
— Потому что если король еще жив, если Валуа еще правит Францией, то только благодаря шевалье де Пардальяну. Именно он убил герцога де Гиза.
Ларшан застонал, словно на него обрушился еще один канделябр или очередная Афина Паллада, и потерял сознание. Крийон расхохотался и приказал со всеми предосторожностями доставить своего незадачливого подчиненного в замок.
Тем временем Пардальян и Фауста верхом пересекли город и выехали через городские ворота. Никто и не подумал останавливать их. Они проехали по мосту через Луару и поскакали вдоль берега. Фауста внимательно наблюдала за этим странным человеком, который, погубив ее, одновременно спас ей жизнь.
Прекрасная итальянка была мрачна. Ее глаза, напоминавшие огромные черные бриллианты, сверкали. Пока они мчались в неизвестность, Фауста спорила сама с собой. О чем она думала? Что мучило и терзало эту гордую натуру? Богатое воображение принцессы уже рисовало перед ней картины будущего…
И все ее планы связывались лишь с одним человеком… В душе ее расцветало чувство, которое она столько времени старалась подавить, а губы шептали дорогое имя: Пардальян, Жан де Пардальян!
Вся жизнь ее сосредоточилась теперь в этом человеке! Неожиданно Фауста остановила коня и произнесла:
— Шевалье, я дальше не поеду, не поговорив с вами! Выслушайте меня!
Голос ее звучал так необычно, что шевалье быстро натянул поводья. Беглецы находились на берегу Луары. За рекой вздымал свои темные башни Блуа и высился неприступный старинный замок, поражавший путешественников и вдохновлявший поэтов. Перед ними катила свои воды Луара — напитавшаяся зимними дождями, бурная, быстрая.
— Сударыня, — сказал шевалье, — нам нельзя останавливаться. Не исключено, что нас преследуют…
— Я не поеду дальше, не поговорив с вами! — упрямо повторила Фауста.
Пардальян вздохнул, но ответил вежливо:
— Я готов вас выслушать!
Фауста на мгновение опустила голову. Пардальян почувствовал, что она взволнована. Наконец она подняла к нему свое бледное лицо, и ее черные глаза встретились со взглядом шевалье.
— Вы говорили, — произнесла женщина, — что приготовили двух лошадей?
— Совершенно верно. Кони ждут вас. Но они вам не понадобятся, поскольку мы взяли коней из вашей конюшни, и поэтому я оставлю их себе.
— Одна из эти лошадей предназначена для меня, правда? — спросила Фауста.
— Естественно, сударыня.
— А вторая? — с дрожью в голосе поинтересовалась Фауста. — Для кого вторая?
— Но я же сказал… может, вас будет сопровождать кто-то из слуг…
— Значит, — медленно заключила Фауста, — второй конь вовсе не для вас…
Пардальян удивленно посмотрел на женщину. Их взгляды опять встретились, и шевалье вдруг почувствовал, какая бездна разверзлась в душе Фаусты. Пардальян понял, что ей сейчас очень тяжело…
Шевалье догадался о переживаниях Фаусты и к великому своему удивлению ощутил, что его сердце учащенно забилось. Обычно он предпочитал не разбирать по косточкам собственные чувства, не вглядываться в потемки своей души. Будучи человеком цельным и простым, шевалье не любил терзаться сомнениями и переживать. Но сейчас он понял, что его захлестывает какая-то темная страсть. А поняв, немедленно попытался освободиться от нее…
Пардальян не хотел сдаваться. Он настойчиво напоминал самому себе, что такая женщина, как Фауста, может внушать только страх и отвращение, но как раз отвращения-то он и не чувствовал…
Однако, сумев пересилить себя, шевалье остался бесстрастным и холодным… с виду.
— Сударь, — проговорила Фауста, — сударь, без вас мне жизнь не мила. Мне все равно, что со мной станется… Так согласитесь же принять меня такой, какая я есть! Может быть, в вашем сердце, в вашей жизни найдется место для Фаусты?.. Да, я преступница, мои слова и дела могли пробудить в вас ненависть ко мне… Но такова уж моя натура. Люди толпы вряд ли понимали меня… но вы, о. вы — другое дело, вы в состоянии понять, что же двигало мной… Скажите одно, всего только одно слово! Вы согласны? Тогда я буду жить! Если нет — считайте, что Фауста умерла! Одно слово, нет, не надо слов, просто протяните мне руку…
Пардальян заколебался. Его рука было поднялась, но потом он решительно опустил ее. Лицо шевалье стало абсолютно непроницаемым. Страшная мысль вспыхнула в его мозгу:
«Эта женщина лжет! Она говорит о собственной смерти, а хочет убить меня!»
И он не двинулся с места, не сделал больше ни единого жеста. Фауста горько вздохнула и подняла глаза к серому зимнему небу, по которому ползли тяжелые тучи… Крупные слезы задрожали у нее на ресницах и скатились по зардевшимся щекам…
