Наталия Образцова - Замок тайн
Толстуха заулыбалась сквозь застилавшие глаза слезы.
– Я тут вам кое-что испекла в дорогу. Пирожки с бараниной и луком, до каких, я заметила, вы столь охочи.
Она протянула Карлу узелок с еще теплыми пирожками.
Король хотел было отшутиться, но молчал, чувствовуя ладонями тепло свежего теста. Его полюбили в Сент-Прайори. Он – король, подданные обязаны любить и почитать его, однако в том, как вели себя с ним эти люди, чувствовалась любовь не из чувства долга. Да, здесь его любили… Он опять поглядел в сторону замка.
Сван держал коней под уздцы, но именно Джулиан подвел серого коня к королю. Он был близок с Карлом все это время и не желал уступать свое место подле его величества никому. «Теперь, если судьба мне улыбнется, я должен буду одарить его», – с каким-то раздражением подумал король. Обычное для монарших особ нежелание быть обязанным кому бы то ни было у Карла подпитывалось еще и неприятным ощущением из-за радости в глазах Грэнтэма: уезжая, король и словом не обмолвился о Еве Робсарт.
И именно это повлияло на Карла. Уже вложив ногу в стремя, он вдруг передумал, резко повернулся и пошел к крыльцу. Джулиан догнал его уже на ступенях:
– Сир, вы не смеете… не должны!
Он явно опасался, что чувство короля к Еве Робсарт заставит его отступиться от доводов разума.
Карл смерил его холодным взглядом:
– Вы забываетесь, сэр! Что значит – я не смею? Такова моя воля!
Джулиан опешил. За время всех превратностей Карл еще ни разу столь отчетливо не указывал на разницу меж ними. Джулиан Грэнтэм отступил и склонился в поклоне, пропуская короля.
В замке было до странности тихо, шаги короля гулко отдавались в сводчатых переходах. Приближаясь к башенке, где жила Ева, он пошел медленнее, стараясь не звякать шпорами о ступеньки. Придерживая шпагу, он поднялся по винтовой лестнице. Дверь в комнату Евы была полуоткрыта. Карл остановился. Сначала он заметил Нэнси, возившуюся у одного из сундуков с пышными юбками Евы. Саму леди Карл увидел, чуть отойдя в сторону: она сидела у слабо горевшего камина, положив ножку на шары решетки. Возле нее лежали спаниели, один из них дремал у хозяйки на коленях. Ева сидела неподвижно, как изваяние, в черном платье с кружевной траурной накидкой на волосах. Карлу бросились в глаза ее тонкий профиль, бессильная рука на подлокотнике. Сердце его дрогнуло, когда он заметил, как в неверных отблесках пламени сверкнула скатившаяся по ее щеке слеза. Ева словно не замечала, что плачет; таким безмолвным отчаянием веяло от этой немой неподвижности Евы, такой маленькой и одинокой она казалась! Ему следовало уйти, но он продолжал стоять.
Спаниель на коленях Евы завозился и, увидев короля, соскочил на пол. Он кинулся к Карлу, радостно повизгивая, а за ним помчались и остальные. Они прыгали ему на ботфорты и ластились, энергично виляя хвостами. Теперь и Нэнси увидела короля и слабо охнула. Карл сделал ей знак выйти, горничная повиновалась. Ева повернула к Карлу залитое слезами лицо и какое-то время глядела на него. Потом она быстро вытерла слезы и встала, горделиво вскинув голову; лишь руки, все еще нервно комкавшие платочек, выдавали ее волнение.
– Простите, сир, что не вышла проводить вас. Но я ненавижу прощания.
В глазах Карла мелькнуло невольное восхищение: она держалась изо всех сил. От этого сердце его забилось с какой-то странной, ноющей болью.
– Я оказался слабее вас, Ева, – не смог уехать, не попрощавшись.
Она старалась не глядеть на него.
– Куда лежит ваш путь?
– В Брайтхелмстоун. Это на побережье.
Она кивнула:
– Да, конечно. Дорога длинная, но я велела дать вашим лошадям двойную порцию овса, смоченную вином, теперь у них будет достаточно сил. Они смогут скакать без устали часов пять кряду, делая не менее пятнадцати миль в час.
– Ева…
– Всего доброго, сир. Уезжайте. А я… Я буду молиться за вас.
У Карла щемило сердце. Лучше бы он не приходил. С трудом проглотив ком в горле, он сказал:
– Итак, прощайте, леди Ева. И да снизойдет на вас благодать Господня.
Она выдавила слабую улыбку:
– Сейчас вы говорите как пуританин.
Она еще пыталась шутить. Карл глядел на нее во все глаза и понимал, что подобной женщины в его жизни больше не будет. Будут другие… но не эта блистательная леди, достойная его и к тому же любящая. Ее желание избежать последней встречи окончательно убедило его в этом. Она давала ему свободу, прощала его… и отпускала.
– Ева…
– Что, сир?
Он вздохнул:
– Мы должны расстаться. Но каждый день я проживу, тоскуя о тебе.
Он сейчас сам верил в это. Она повернула к нему лицо, словно цветок к солнцу:
– Зачем вы мне это говорите?
Он молчал. Что ему было ответить? Он попросил ее руки, а потом поспешно отказался от нее. Да, теперь он понимал, что не может жениться на ней, – ведь при таком попрании королевского достоинства он должен был ожидать, что от него отвернутся все, кто в него верит. И все же… он любил ее.
Не отдавая себе отчета, что делает, он шагнул к ней, обнял и стал покрывать ее лицо, глаза, губы бесчисленными поцелуями. Слова сами сорвались с его уст:
– Я не могу оставить тебя, каждая минута с тобой – это восторг, счастье, это упоительное приключение. Я так люблю тебя!
Она на миг замерла у его груди, потом медленно подняла к нему лицо. Король говорил так страстно, так искренне, что она вдруг осмелилась просить:
– Тогда, ваше величество, возьмите меня с собой.
Ева почувствовала, как он вздрогнул, но только сильнее обняла его. В глазах ее светились надежда и бесконечная мольба.
– Ева, – тихо произнес Карл, – я понимаю, о чем ты просишь. Я сам дал тебе надежду. Конечно, я могу взять тебя с собой, в изгнание, ибо я скиталец на этой бренной земле, король без королевства, человек без родины. Нужен ли я тебе?
– О да! – воскликнула она почти радостно. – Нужен, как воздух, как мое сердце, как спасение души! Я пойду за вами куда угодно. Я понимаю, что супружество не может связать нас, но я готова к этому. Готова быть вашей любовницей, спутницей, служанкой, если хотите. Только не оставляйте меня!
Король был словно оглушен. Но вместе с тем в его мозгу шевельнулась циничная мысль: «Она просто хочет избавиться от Сент-Прайори. Видит Бог, я ее понимаю!» Еще он подумал о том, что это вызовет очередной скандал, связанный с его именем. Но сейчас, когда он видел прекрасные, умоляющие глаза Евы, все это не казалось ему столь важным. В конце концов, если они не будут связаны брачными обязательствами, он ничего не теряет. А имя его и так опорочено, одним слухом больше или меньше – это уже ничего не меняет. К тому же у Евы на континенте есть деньги, ей будет на что опереться, даже помочь ему.
