Юрий Черняков - На безымянной высоте
— Это тот снайпер его, что ли? — нахмурился Иван. — Наслушался тут, пока ехал, чего только про него не говорили.
— Завелся тут такой, — кивнул Прохор. — Не знают, что с ним делать… Если уж самого Пашу Никодимова свалил… Он, главное дело, нас, рядовых и сержантов, не трогает. Ему офицеров подавай. Он больше по ним шмаляет. Или вот таких, как Паша Никодимов, которые на него охотятся.
— А Петра тоже он? — спросил Иван.
— С Петей не так было. — Степан мотнул головой. — Ночью с ним за «языком» пошли, только доползли до колючки, кусать ее начали, а немец, видно, проснулся, ракету подвесил и пальнул — на кого бог пошлет, в белый свет как в копеечку… А попал в червонец. В Петра то есть, считай, самого заслуженного из всех нас разведчика.
Они помолчали.
— Лейтенанта тут одного Иноземцев к нам в разведроту сосватал, — сказал Иван Безухов.
— Майор Иноземцев? — спросил Михаил. — Он здесь?
— А ты только проснулся? — хмыкнул Иван. — Теперь наш бывший начштаба майор Иноземцев будет за батю. Тоже вместе сюда добирались…
— А что, мужик он толковый, — одобрил Степан. — И ходок известный.
— Вроде говорили, на повышение его в корпус, а то и в академию? — спросил Прохор.
— Не нашего ума дело, — отмахнулся Иван. — Словом, по дороге этого лейтенанта нашли. Тоже только из госпиталя вернулся. Прежде в другой дивизии служил. Боевой, с наградами. Годен к строевой. Он в штаб дивизии ехал, а направят его вроде к нам сюда…
— Это хорошо… — оживился Прохор. — А то Степа уже всю плешь проел, как начальником стал.
— Вот и я говорю: наконец-то… — поддакнул Степан. — Надоело с вашей разболтанностью бороться.
— А мы уж думали, не перевели бы тебя, Ваня, от нас в другую часть, — сказал Прохор. — А что, разговор такой был. Штабные нам рассказывали. Начальству, если какой подчиненный больно самостоятельный, если от него житья нет, — лишь бы от него поскорее избавиться. Это у них не заржавеет. А с кем тогда в поиск ходить?
— Этот лейтенант, Малютин его фамилия, ему тоже палец в рот не клади, — обнадежил его Иван Безухов.
— А что, мужики, все-таки верная примета… Ну насчет того что Прохор сказал, — снова встрял Михаил. — Раз из госпиталей всех, кто винтовку держать может, выписывают — точно, пиши письма домой, может, последние. И жди наступления.
— Бывало такое, — согласился Иван. — Ну так что теперь делать, если кроме нас, увечных да покалеченных, других резервов нету? От необстрелянных-то какой толк? Мужики, вы будете меня ругать, но я там по дороге еще одного «добровольца», мать его так, из колонии подобрал. Совсем пацан еще, а уже лет пять отсидел.
— И зачем он нам такой? — недовольно спросил Степан. — Мало тебе тех «добровольцев» было?
— Он от своей штрафной роты отстал. Но парень боевой, тоже палец в рот не клади. Напрочь откусит. Главное — он прямо на моих глазах получил, так сказать, боевое крещение. На пару с тем лейтенантом уничтожил пулеметчика в засаде. Тот всех нас держал носом в землю… Иноземцев ему самолично руку пожал… Сейчас его в штабе оформляют, к нам на довольствие ставят… Вы лучше скажите, что там дальше было? С Петром то есть как вы поступили?
— А что? — пожал плечами Степан. — Похоронили по-людски, все как положено… Ружейный залп дали. Могилку, памятник со звездой, домой написали… Мы тебе ее покажем. А командир полка нам еще тогда клизму вставил: сколько, мол, времени на похороны потеряли… И чтоб, мол, не видел вас, пока языка не приведете…
— Ну да. Бросайте нашего Петю в яму и топайте в ночной поиск… — возбужденно хмыкнул Прохор. — За самим небось самолет прислали, когда его в глаз поранили. А сколько Петя ему «языков» перетаскал, кто-нибудь считал?
Он все не мог успокоиться и даже начал слегка заикаться.
— Не ему, а для пользы дела, — примирительно сказал Иван. — Им, начальникам нашим, тоже сверху приказывают… Так что ж батю-то не уберегли? — спросил он в наступившей тишине.
— Да ведь рассказывал я уже! Значит, третьего дня подстрелил его этот снайпер, — ответил Степан. — Ходил он тут во весь рост: чего, мол, хоронитесь, мол, меня пуля не берет… Я ему говорил: товарищ подполковник, не будите лихо, пока оно тихо! А он знай отмахивается…
— Жаль, толковый мужик был, — сказал Иван. — Под Ржевом ротой командовал. Орать не по делу любил, это точно. Но отходил быстро… Ну и чего? Доставили вы ему «языка»?
— Ну, — сказал Степан. — Резервист какой-то глаза бы на него не глядели. Нажрался как зюзя… Вылез из блиндажа помочиться. Мотню еще не застегнул, идет прямо на меня. Но дисциплинированный, гад. За всю дорогу, как я ему велел, ни разу не пикнул. Только икал.
— Ну надо думать… — хмыкнул Иван, одобрительно оглядев мощную фигуру Степана.
— Шнапсом от него несло, веришь, сам аж захмелел, пока его на себе допер, а потом он в себя маленько пришел, меня разглядел — и враз его медвежья болезнь прохватила… И все опять на меня. Еле отмылся. А комбат, когда руку жал, принюхался: чем, говорит, от тебя, Каморин, несет?
Все заулыбались, закивали: ну, Степан! Горазд приврать… И припоминали, как это все было на самом деле. Только Прохор оставался серьезен.
— Петя будто наперед все знал, — сказал он. — Я, говорит, в сорок первом от самой границы пятки смазывал, сколько порток и обмоток сносил, чтоб только снова наш пограничный столб своими руками пощупать. Вот тогда, мол, можно и помирать. Чуть-чуть, совсем немного, недотянул…
— У меня отца еще в первую германскую вроде где-то здесь убили… — вдруг сказал Степан. — Недалеко отсюда. Местечко Шиловичи, что ли, называется… А может, и не здесь… Да, и еще Петя очень хотел, Ваня, тебя повидать. Чувствовал, что ли, что может не успеть.
— Ну, — кивнул Михаил. — И еще он ночами уснуть не мог, жаловался: какую ночь, говорит не сплю, все думаю… Оставил он тут для тебя кое-что.
И полез в свой вещмешок. Достал оттуда трофейную флягу, тряхнул ее, и все услыхали, как взболтнулась в ней жидкость.
— На вот, Ваня, это тебе подарок от Пети. Велел передать. Трофейный коньяк, он самолично с убитого фрица снял, — продолжал он. — Налил нам тогда по крышечке, только попробовать дал. Остальное, говорит, Ванечке оставим, когда из госпиталя вернется, он в жизни такую вкусноту не пробовал.
— Ну что ж, помянем, стало быть, обоих, тем более девять дней… — Иван открутил крышечку, вопросительно оглядел товарищей. — Не поняли? Кружки ваши, спрашиваю, где?
Он разлил по кружкам, они молча выпили.
— Хорош коньячок, — одобрил Степан. — Только слабоват против наркомовской. Или взять Маркелов самогон. До костей пробирает. Ты закусывай, Ваня, вот тушенка американская, на Петю недавно получили, он поесть не успел, так тут еще осталось… С довольствия его до сих пор не сняли, а нам что — больше всех надо, чтоб самим заявлять?
