Дэвид Геммел - Македонский Лев
— Сегодня все обладатели значков получат свои денежные призы. А теперь, господа, можете вернуться к своим делам — все, кроме командиров.
Когда мужчины ушли, Тео, Ахиллас и Петар сели рядом с Парменионом. — Завтра, — сказал спартанец, — я уеду в Айгай, чтобы готовить воинов там. Меня не будет неделю. Всё это время вы будете каждый день приводить людей сюда; будете заставлять их бегать, будете устраивать учебные бои и раздавать значки. Один из вас будет командовать, двое других станут младшими офицерами. За это каждый из вас будет получать по дополнительной драхме в день.
— Кто из нас будет командовать? — спросил Ахиллас.
— А кого бы ты избрал?
— Себя, — сказал Ахиллас.
— А если бы это был не ты, тогда кого?
— Тео.
Парменион обратился к Петару: — За кого бы ты проголосовал, если не за себя?
— За Тео, — ответил светлобородый воин.
— Прежде, чем спросишь меня, — сказал Тео, — позволь заметить, что я не могу сделать выбор. Ахиллас — мой старый друг и воин, которого я безмерно уважаю. Петар — хороший человек, но я недостаточно хорошо его знаю. Сдается мне, что мой голос по этому вопросу — решающий, и я протестую против нечестности такого голосования. Ты — стратег. Мы все незнакомы тебе, и ты видел каждого из нас — и судил нас. Так не играй больше в свои игры, Парменион. Выбирай!
— У тебя светлый ум, — заметил Парменион, — но не жалуйся на несправедливость жизни. Она никогда не бывает справедливой, в лучшем случае — безучастной. Я верю, что каждый из вас обладает лидерскими качествами, но на данный момент не берусь судить, кто из вас обладает большим потенциалом. Все вы — прекрасные мечники, храбрецы. Каждый из вас завоевал уважение среди товарищей. Я предоставляю вам решить самим, между собой, кому управлять боевой подготовкой.
Воины переглянулись, но первым заговорил Ахиллас.
— Этим человеком должен быть Тео, — сказал он. Петар кивнул в знак согласия.
— Да будет так, — произнес Парменион. — Благодарю вас всех. А теперь, Тео, давай немного пройдемся и обсудим стратегию.
***
— Это невозможно! — вскричал Аттал. — Двадцать человек! Как может Царь путешествовать по вражеским землям лишь с двадцатью людьми? — Согласное бормотание облетело офицеров, собравшихся в тронном зале Филиппа.
— Что скажешь ты, Парменион? — спросил Царь.
— Бардилл — победитель. Он уничтожил македонскую армию. Он желает, чтобы мир видел, что ты идешь к нему как переговорщик, а не как Царь.
— И что ты посоветуешь?
— Делай, как он сказал, — ответил Парменион.
— Чего еще можно ждать от спартанца? — прошипел Аттал. Парменион усмехнулся и покачал головой, когда Филипп призвал Аттала к молчанию.
— Поясни нам, почему дал такой совет, — попросил он Пармениона.
— Не важно, что мир увидит сейчас. На самом деле для Македонии даже лучше казаться… уязвимой. Время — вот что нам нужно. В следующем году у тебя будет армия, равная войску Бардилла. Еще через год тебе позавидует вся Греция.
— Но, — сказал Никанор, — здесь встает также вопрос гордости, вопрос чести.
— Это игры Царей, молодой человек, — перебил его Парменион. — Сегодня Филипп должен расплатиться за поражение брата. Но очень скоро стыд испытают другие.
— Что скажешь, Антипатр? — спросил Филипп. — Ты мало говорил.
— А много и говорить нечего, повелитель. Я согласен с Атталом. Мне не по нраву эта ситуация. Но ты должен ехать — иначе свадьба не состоится. Без свадьбы вторжение неизбежно.
Филипп откинулся на своем сидении и посмотрел на четверых мужчин. Все такие разные, но каждый — с уникальными навыками. Холодноглазый Аттал, который будет убивать без всякой жалости до тех пор, пока это служит продвижению его амбиций. Никанор, безрассудно храбрый и по-собачьи преданный трону, человек, который поскачет в центр смерча, если Филипп прикажет. Антипатр, холодный и рассудительный, воин, которого чтит и уважает вся армия.
И Парменион, который за несколько коротких недель возродил моральный дух македонцев, собрал воинов в единый кулак, наполнив их гордостью и чувством товарищества.
Они были разными и по внешности: Аттал — тощий, с топорным лицом, его кожа обтягивала скулы, а зубы слишком выдавались вперед, придавая ему вид едва прикрытого плотью черепа; Никанор обладал почти женскими чертами лица, стройный, с честными глазами; черная борода Антипатра сверкала как шерсть ягуара, его темные глаза смотрели пристально, изучая и высматривая больше, чем показывало выражение лица; Парменион, высокий и худой, казался младше своих сорока двух лет, но его светлые глаза были озарены очень глубокой мудростью.
На вас я и построю Македонию, думал Филипп. — Возьмем только четверых всадников, — внезапно произнес он. — Мы вместе отправимся в Иллирию и заберем мою невесту.
— Это хуже, чем безумие, повелитель, — запротестовал Аттал. — Там промышляют грабители, разбойники, люди, лишенные своих домов.
— Мы не будем все время ехать в одиночестве, — заверил его Филипп, — лишь несколько миль по Иллирии. Там нас встретят.
— Но почему только четверо, повелитель? — спросил Никанор.
Царь удостоил его холодной улыбки. — Потому что я выбираю четверых. Никто, даже Бардилл, не может указывать Филиппу, сколько человек должны с ним поехать.
После совета Филипп вышел с Парменионом в дворцовый сад. — Как проходит подготовка, стратег?
— Лучше, чем я предполагал. Пока из Фригии не подойдет новая броня, мы работаем очень просто — бег, поединки и несколько элементарных упражнений для отрядов. Что радует сердце, владыка, так это качества бойцов и их тяга к восприятию новых идей. У меня уже есть несколько младших офицеров с хорошим потенциалом.
Филипп кивнул, и двое мужчин отошли в тихое место в дальнем конце сада, усевшись в тени высокой стены. — Знаю, тебе было бы проще, Парменион, если бы мы собрали всех людей в одном месте. Но ты знаешь, почему я не могу сделать этого. Если пойдет слух, что я собираю армию, Бардилл тут же начнет вторжение.
— Только если он поверит, что сам станет целью, — заметил Парменион. — Когда встретишься с ним, убеди его, что собираешься ударить по пеонийцам, что тебя достали их набеги на македонские территории.
— Ты не знаешь Бардилла, он самый матерый волк во всей Греции. Сейчас ему должно быть где-то под восемьдесят — даже сама богиня смерти не может набраться смелости сразить его.
— Насколько крепка его власть в Иллирии?
— Достаточно крепка, — ответил Филипп. — Там обитают три основных племени, но дарданцы, которыми управляет Бардилл, — самое сильное из них. И его армия отменно вымуштрована и дисциплинирована. Более того — они уже победили. И не захотят уступать.
