Наталья Павлищева - Ярослав Мудрый
Ярослав только чуть улыбнулся в ответ.
Он прибыл в Псков с новгородской дружиной и варягами, псковичи, как и в первый раз, не стали заступаться за своего князя, видно, не слишком был им дорог. Судислав сел в поруб на долгие годы, до самой смерти Ярослава, его выпустили только сыновья киевского князя, но лишь затем, чтобы скоро постричь бедолагу, так и не оставившего ненужные мысли, в монастырь. Насильно постригали не только неугодных жен…
Кроме того, Ярослав посадил двух сыновей на их уделы – Изяслава в Туров, а Святослава во Владимир-Волынский. Конечно, он не мог отделаться от мысли, что повторяет путь отца. Что будет с Изяславом?
Только теперь князь мог заняться Киевом, он принялся восстанавливать разрушенное печенегами, возводить новые стены, ворота…
Наступившая мирная жизнь проявлялась во многом, в том числе и свадьбах. Сын Вышаты Янь женился на боярышне Веселке, с которой дружила маленькая Анна. Младшая дочь Ярослава и Ингигерд росла очень любопытной и общительной. Ее любили, неизменно блестящие синие глазенки девочки так доверчиво вглядывались во все, что не улыбнуться, завидев княжну, взрослые просто не могли.
Княгиня с дочерьми присутствовала на свадьбе. Анна очень переживала, что потеряла подругу, Веселка любила играть с малышкой.
– А почему Веселка все время рядом с Янем, а на меня и не смотрит?
Ингигерд терпеливо объясняла маленькой дочери:
– Веселка взрослая девушка, она теперь невеста. Янь ее жених, и они должны быть вместе.
– Но она всегда играла со мной! – расстроилась Анна. Но тут же последовал новый вопрос любопытной девочки: – А у всех девушек должен быть жених?
Привлеченные ее звонким голоском, окружающие начали прислушиваться.
– Да, у всех.
– И у меня?
– И у тебя, – едва сдержала улыбку мать. – Когда вырастешь, и у тебя будет жених, а потом муж.
Анна внимательно оглядела стоявших вокруг мужчин и снова вздохнула:
– Лучше загодя, а то вдруг всех разберут…
Взрослые попрятали улыбки, но это оказалось не все. Что-то прикинув себе в уме, княжна вдруг подошла к рослому красавцу, молодому боярскому сыну Филиппу, дернула за рукав:
– А у тебя есть невеста?
Филипп, у которого первый юношеский пушок только начал пробиваться на подбородке, еще не превратившись в бородку, откровенно смутился:
– Нет…
На боярина глянули детские глаза такой пронзительной синевы, что тот поразился.
– Не бойся, я буду твоей невестой.
Анна встала рядом с Филиппом и горделиво огляделась, мол, видали, и я невеста! Но тут же не выдержала и метнулась к матери:
– Я тоже нашла себе жениха! Вот он! – Девочка пыталась тащить боярина за рукав.
Ингигерд попробовала успокоить дочь:
– Уймись! Ты ведешь себя недостойно! Княжна не должна приставать к мужчинам!
Анна, выпустив рукав Филиппа, уставилась теперь уже на мать:
– А к кому должна приставать княжна?
Вокруг уже откровенно посмеивались, ни для кого не секрет, что любопытство маленькой Анны то и дело ставило в тупик взрослых. Она по-детски понимала все как сказано и не стеснялась спрашивать. Малышку любили, никто не мог отказать ей ни в просьбе, ни в попытке в чем-то разобраться, но как ответить ребенку то, что не всякому взрослому скажешь?
Все же она поддалась уговорам матери, обещавшей все объяснить после. Тем временем боярин поспешил отойти подальше, чтобы снова не поставить в неловкое положение княгиню. Увидев, что Филиппа нет рядом, Анна развела руками:
– Ну вот, пока с тобой разговаривала, жених сбежал!
Это получилось звонко и забавно. Больше взрослые сдерживаться не могли, теперь смеялись уже все и сама княгиня в том числе.
Строительство
Используя мирное время и хорошо понимая, что оно может быть ненадолго, Ярослав строил и строил. Начал он строительство еще при жизни Мстислава, возводя каменный собор Святой Софии. Именно перед ее незавершенными стенами бились русские с печенегами, София даже так помогала своим защитникам.
Ярослав позвал Ингигерд посмотреть, как идет строительство. Он очень гордился не столько своими военными успехами, сколько вот этими сооружениями.
– Врагов отбили, пройдет время, и новые найдутся. А вот построим все каменное, даже враги подойдут, не все сожгут или разрушат. – Князь перекрестился, при этом привычно поплевав через левое плечо. Ингигерд чуть улыбнулась, Ярослав истинно верует, но при этом плюет через левое плечо, чтобы не сглазить, и не любит баб с пустыми ведрами и черных кошек.
Князь продолжил:
– Останется что-то после меня внукам да правнукам. А ведь первым это Мстислав понял, когда начал строить каменный Чернигов.
– А я дерево люблю, хотя выросла среди камней.
– Я тоже люблю, но дерево гореть может, сколько раз все горело, а у каменных соборов хоть стены да останутся.
– Ты уже о внуках и правнуках мыслишь?
– Конечно, Владимир и Изяслав совсем взрослые, скоро внуков ждать.
Но они уже подошли к месту, которое хотел показать жене Ярослав. Князь повел рукой вперед:
– Смотри, здесь будет главная улица Киева.
– Да какая же это улица, это же бывший тракт! – рассмеялась княгиня. И как он видит в этом скопище людей, возов, камней, бревен… вообще что-то?
– Был тракт, – рассмеялся Ярослав, – а теперь будет улица! Все улицы сначала были полем, лесом или дорогой.
Прикрыв глаза, Нестор пытался представить себе Киев без Золотых ворот с белоснежной церковью Благовещенья, без Жидовских ворот, со стороны вечернего солнца, или Лядских, которые, напротив, на востоке, без куполов Святой Софии и их Печерской обители, и не мог. Рядом крутился все тот же любопытный служка, заглядывая в глаза:
– А почему Жидовские ворота на западе, а Лядские, подле которых ляхи живут, наоборот, на востоке?
Сначала Нестор даже злился на множество вопросов, советовал взять чье-либо писание да почитать. Но келейник честно признался:
– Слушать всякие истории страсть как люблю, а сам читать – не-е… не мое то. Сызмальства так было, что услышал, в памяти сохраню, а буквицы складывать – куда и ум девается?
Постепенно монах понял, что на келейнике можно проверять написанное: понятно ли, ладно ли. Тот с удовольствием слушал, если было что не так, говорил не стесняясь. Память у него действительно оказалась крепкой, стоило раз услышать, повторять не надо, все помнил. Бывало, делал замечания, мол, это ты уже писал два дня назад, а то и поболее. Нестор проверял – выходило так и есть!
После стал сначала келейнику проговаривать, что написать хотел, а потом брался за перо. Но как только появлялась первая буква, все слова, сказанные келейнику, забывались, и на пергамен ложилось совсем другое. Мысль бежала быстрее писанного, рука за ней не успевала.
