Михаил Голденков - Тропою волка
— Короче, мой план таков: вы готовите восстание внутри города, а мы вдарим снаружи. Но сил у нас не хватит, чтобы, как Радзивилл пять лет назад, тупо штурмовать город. Мы пойдем на хитрость. Вы выведите группу горожан с домашним скотом за стены, и потом пусть эти люди прибегут в город: мол, напали литвины. Нам нужно часть гарнизона выманить за ворота. Когда они выйдут, то ваша задача — ворота запереть и стрелять по москове со стен. Моя задача — атаковать их из засады у стен с другой стороны. Потом ваши открывают ворота, и мы приходим на помощь вашему гарнизону.
— Добре, — кивнул Леонович, — это вы, пан Кмитич, отлично придумали. В городе семь тысяч стрельцов и ратников. А это очень много. Если мы их разобьем на две части, то гладко все пройдет. Я дал команду, чтобы в ночь на 10 февраля, а 10-го и планирую начать, хозяева, где квартируются стрельцы, вытащили кремни из замков их стрельб. Или как-то поломали замки.
— Это правильно, — кивнул Кмитич, — значит, десятого числа?
— Так. Сигналом будет колокол на ратуше.
Но весь этот стройный план чуть было не рухнул из-за инцидента на рыночной площади утром 1 лютого.
Уже два года как обосновался в Могилеве пехотный ратник Ванька Пугорь. Его «выросшие крылья» в Смоленске об-резали-таки. Изнасилование дочери Подберезского-Злотея и убийство ее служанки шайкой Пугоря не прошло незамеченным. Пан Злотей лично посетил смоленского воеводу, заплатил деньги, стоял на коленях, умолял найти преступников и наказать по всей строгости. Воевода дал приказ отловить мерзавцев и «отходить палками по спине так, чтобы едва дышали». Как раз в это время из Смоленска собиралась выдвигаться пехотная рать на помощь терпящему большие трудности гарнизону Могилева. Ванька Пугорь, перепугавшись не на шутку, что его накажут, записался в эту рать, а чтобы не успели схватить, сам же донес украдкой на своих подельников — Форхана, Захара, Ивана и Никиту. Четверку схватили и отходили палками так, что их спины превратились в кровавое месиво.
Но экзекуции своих вчерашних товарищей Ванька Пугорь уже не увидел — его рать маршировала в сторону Могилева. Здесь черемисскому ратнику понравилось еще больше, чем в Смоленске — порядка в Могилеве было еще меньше, а разрухи — больше. Тут уже вообще никто ни на кого не жаловался. Так, по меньшей мере, казалось самому Ваньке Пугорю. Правда, в первые месяцы он вел себя осторожно: принюхивался, присматривался, словно вылезающий из норы лис, едва избежавший преследования охотничьих собак. И нашел, что опасностью больше не пахнет. Ванька заметно осмелел и снова расправил крылья. Вскоре вокруг него вновь собралась шайка «проворных» дружков. За последний год Ванька еще больше осмелел, и его сморщенную физиономию с жидкой серо-желтой бороденкой уже хорошо изучили могилевские торговцы — Ванька продолжал собирать свой собственный оброк с прилавков Могилевского базара, грозя, что «начистит рыло», если кто дернется.
Утро 1 февраля 1661 года не предвещало ничего неожиданного. Этот день Сретения Господня — когда Богоматерь принесла сорокадневного Иисуса в храм крестить у литвин, а также день памяти преподобного Макария Египетского у московитов — обещал быть тихим и даже солнечным, прогнозируя скорую теплую весну. Город Могилев медленно просыпался, горожане собирались с утра на рынок, чтобы как-то отметить церковные праздники, а торговцы уже неторопливо раскладывали свой бесхитростный товар, пугливо озираясь.
— Во! Явился не запылился! — недовольно пробурчала пожилая торговка, ткнув напарнице пальцем на группу московских пехотинцев, нагло вышагивающих между рядов с видом экспедиторской комиссии. То был Ванька Пугорь с тремя дружками. Пехотинцы шли вдоль ряда, беспардонно хватая с прилавков все, на что обращали внимание. Сейчас они поравнялись с торговкой выпечкой и стали хватать со столов калачи.
— Опять этот наглый пришел! — ворчали торговцы. — Никогда, лотры, не платят.
— Эй, што робите! — кричала возмущенная торговка выпечкой, хватая Ваньку Пугоря за рукав. Женщина только что приехала торговать из далекой вески и видела Ваньку Пугоря впервые.
— Что?! — возмутился Ванька тем, что ему перечит какая-то баба. Он презрительно вырвал руку.
— А платить? — возмутилась женщина.
— Ах ты… ведьма польская! На тебе плату! — и Ванька Пугорь с размаху залепил торговке кулаком в лицо. Женщина с криком полетела под прилавок в снег.
— Ой, ратуйте! Убивают! — кричала она истошным голосом. Впрочем, удар был сильный — у женщины были в кровь разбиты губы и нос.
— Что же это такое, людцы?! — понеслось со всех сторон. Разьяренные наглым поведением московитов бабы подняли крик, стали стягиваться люди со всего рынка, а четыре пехотинца, видя, что их явно мало против большой толпы, попытались было быстро уйти с рынка. Но толпа их плотно обступила.
— Ах, вы москали проклятые! — кричали женщины. — Пришли на нашу землю и чести не знаете никакой! Платите деньги, защитнички! От кого вы нас защищаете? При короле польском куда как лучше жилось! А ну, платите деньги! Почто бабу покалечили?!
— Шиш вам, а не деньги! А ну, расступись! — стал махать своим мушкетом Ванька Пугорь, разгоняя торговцев. Те испуганно попятились, боясь увесистого березового приклада, но далеко не ушли. Неожиданно сзади подскочил молодой парень с длинной оглоблей и что есть силы с размаху вдарил по голове Ваньки Пу-горя. Ванька вскрикнул, покачнулся, шапка, далеко сдвинутая на затылок, упала, оголяя бритый череп, а сам Пугорь повалился на колени, схватившись за окровавленную голову. Парень с оглоблей замахнулся и ударил второй раз. Хриплый крик, и Ванька Пугорь с проломленным черепом рухнул ничком в снег, окрашивая его темно-красным цветом вокруг своей лысой головы.
— Убили! — выдохнула толпа. Один из пехотинцев бросился наутек, его сбили с ног, начали бить, но московит вырвался и убежал. Хуже пришлось двоим его товарищам. Их плотно обступили, не давая уйти.
— Так их! Бей! — крикнул кто-то. — За все ответите, антихристы!
Пехотинцы выхватили ножи.
— А ну, не подходите! — орали они, испуганно озираясь, видя, что кольцо возмущенных людей вокруг них сжимается.
— Бей их, хлопцы! — кричали мужчины. — Не щадите, как они нас не щадят!
Страсти накалились, все уже знали, что грядет бунт «супротив москвы», и люди более не боялись захватчиков, как боялись еще совсем недавно. Толпа налетела на двух оставшихся московитов, колотя их палками, оглоблями, руками, ногами и различными предметами. Вскоре и эта парочка дружков Ваньки Путоря вытянулись на снегу с окровавленными лицами. Как из-под земли появился бурмистр Леонович со шпагой в руке и двумя солдатами. Одни торговцы начали спешно ретироваться, другие же оставались на месте, с любопытством глядя на реакцию Леоновича. Бурмистр, хрустя по свежевыпавшему ночью снегу сапогами, подошел, посмотрел на бездыханные тела московитов, схватился рукой за лицо и лишь застонал.
