Вера Космолинская - Драконье царство
— Со своей настоящей сказкой в сердце. С верой в невероятное.
— Ну, я не стал бы преувеличивать…
— Ну, я не стал бы преуменьшать…
— Хорошо, — кивнул я. — Значит, эта сказка закончена.
— Сказки должны заканчиваться, иначе в них не будет никакой морали.
— Но-но-но!.. Ведь жизнь-то заканчиваться не должна.
— И не кончается. В целом — не кончается. А отдельные песни — постоянно. Тем и неповторимы. И в том их прелесть.
— Ну что ж, тут я согласен.
— И было бы странно, если бы это было не так.
Повторять все прощания мне не хочется. Они казались нескончаемыми. Еще немного, и я мог бы поверить, что действительно умру. Все они плакали. Передать это невозможно.
В какой-то момент я понял, что не обманываю их. Я действительно умер, тот я, что был для них Артуром, и был ритуально оплакан и уже почти похоронен — до последнего осталось совсем немного. У некоторых народов есть обычаи лечить своих больных, хороня их. Чтобы то, что затем вернется было абсолютно новым, избавленных от старых недугов, грехов и проклятий.
Но и теперь, в этом прощальном аккорде все продолжало меняться. До нас дошли вести о смерти Кадора — проезжая мимо одного из обрывов, он счел нужным спрыгнуть в него. А может быть случилось нечто другое, еще более темное. Свидетельство проклятия — разрешение для предательства. Что бы ни было, невозможно гнуть свою линию слишком решительно, не разрывая в клочья чужие гордиевы узлы.
Вот и еще один повод порадоваться тому, что этому приходит конец.
Моргейза, между тем, во всеуслышание признала Мордреда нашим братом, и первая высказалась о его правах на трон Корнуолла. И ее поддержал весь Королевский совет. Так или иначе, настоящий Артур будет «вепрем из Корнубии». А был ли он настоящим королем всей Британии, все равно будут спорить до конца — кто знает. Все меняется сейчас, и будет меняться после нас. И ведь править теперь оставался не один человек, а весь Королевский совет — Круглый стол. Что несколько и ограничивало предполагаемые права Гарета, и защищало его, как и хотела осторожная Моргейза.
— Так вот, значит, чего ты ждал, ты, волшебное существо? — она почти шептала, и в ее голосе звенело что-то… струны? Слезы? Звездные нити? — Ты знал, что все это так ненадолго.
Ее ладонь, лежащая на моем плече, чуть подрагивала. А в глазах что-то блестело — яростно? Как ни странно, подходящее слово.
— Ты и правда хотел все исправить? Кто ты такой? Дикая охота героев, пришедших со своей адской гончей, которые не могут пробыть на этой земле, в этом мире, слишком долго. Так может быть, ты и правда Утер? Которого я так ненавидела?
И которого готова не ненавидеть больше. Я покачал головой.
— Ты же знаешь, что нет.
Мне вдруг захотелось ей все рассказать. Интересно, как она это поймет?
— И ты не мой брат?
— Это сложно… В некоторой степени… Знаешь, я и Мордред — это почти одно и то же, но если бы мы существовали в разных мирах. Совсем другой мир. И Мордред там совсем другой. Это я. Там есть многие люди, похожие на тех, что есть и здесь. И это не они. Но как будто — они. Другие. В другом мире. Там даже есть другая ты.
— Она невольно тихо рассмеялась.
— Другая я? Значит, там ты брат другой меня?
Пауза.
— Нет, — сказал я.
— Там я не сестра тебе?
— Нет.
— А кто же? Никто?
— Нет! Совсем не никто!..
Ее глаза загадочно замерцали.
— Я знала! — почти прошептала она. — Это хорошо. Но что будет в том мире? Ты все равно умрешь?
— Нет. В том мире не умру.
— А в этом?
— А в этом — да.
— И это будет окончательно? Даже если затем вернуть тебя в твой мир? Если что-то с тобой здесь случится?
— Да, это будет окончательно.
— Значит, если я убью тебя?..
— Значит, я умру.
— Почему ты говоришь мне это?
— А почему говоришь ты?
Она тихо всхлипнула, и по ее щекам наконец покатились слезы.
— Но это хорошо, что там ты не мой брат!
Она наклонилась, неспешно, неотвратимо, и приникла к моим губам бесконечным поцелуем, который мог бы убить, не будь он таким чутким, на грани, ничуть не нарушающей яростной нежности.
Наконец она чуть отстранилась.
— Ты не умрешь! — выдохнула она с уверенностью.
— Но мне придется уйти.
— И это хорошо! Потому что чем бы все это кончилось?!
И ее губы снова коснулись моих. Безумие, переходящее в вечность!..
— Что-то ты выглядишь слишком счастливым для умирающего, — заметила моя настоящая сестрица Моргана. — Что она с тобой сделала?
— Догадайся!
Она возмущенно поджала губы, а ее брови поползли вверх.
— Да брось! — почти обиделся я. — Мы всего лишь целовались. Но как!..
— И с кем!..
— Она знает, что она мне не сестра.
Моргана громко вздохнула.
— От тебя чего угодно можно ожидать! Вспомнить только Гвенивер!
— Разве я причинил ей какой-то вред? И что касается безответственности — для этих времен мы совершенно стерильны…
— А что ты оставил ей в итоге?
Я тоже вздохнул.
— Ничего. Кроме того, что настоял, чтобы она была признана полноценной наследницей Леодегранса, правительницей в своих землях, и членом Королевского совета. Наравне с Пеллинором, Мельвасом, Эктором, Лотом, Моргейзой, Браном, Блэсом… разве этого мало? Если ей захочется, она может выбрать себе в мужья кого угодно…
— Идиот! — тряхнула головой Моргана.
— Нет, — сказал я серьезно. — Как бы она ко мне ни относилась, больше всего это был только детский восторг, сменяющийся отрезвлением и страхом. Рано или поздно я стал бы тяготить ее. Уже начал, потом — больше. Возможно, свел бы с ума. А теперь она обладает многим, и она не обычный человек для этого мира, она заслуживает того, что у нее теперь есть.
Моргана помолчала, скорчила неопределенную гримаску и пожала плечами.
— Странно. А ведь наверное, ты прав. Но что касается «стерильности»… Это не относится к идеям. Вот например, ты сказал Моргейзе, что не ее брат. Да, тебя у нее больше не будет. Но ты уверен, что она не найдет здесь для себя замену, когда ей станет скучно или грустно? Пусть даже на этот раз это будет действительно ее брат!
— Боже, Моргана! Я уверен, что Мордред ей совсем не интересен! — И что он сам уже не больше чем эквивалент Мордреда — но совсем другой, совсем другая история.
— Ах вот как! Уверен он!
— Да, уверен! Это почти как у Гвенивер…
— Детский восторг?
— Ну, гм, примерно. Ей нравится загадка, нравилось, как странно мы себя вели. На этот раз я бы сказал — интеллектуальное развлечение.
