Ольга Елисеева - Последний часовой
Что заставило братьев сделать выбор? Возможно, у них не было счетов к Николаю. Или они не чувствовали уверенности в людях. Коренные полки трудно склонить к мятежу. А может, Шиповы подчинялись Пестелю и не хотели поддерживать Трубецкого?
– Вы замазаны с ног до головы, – прямо сказал гостю Бенкендорф. – Бог ли вас упас, черт ли, но император не желает видеть ваши имена в следственных документах.
– Сергея не трожьте, – почти всхлипывал Иван. – Он еще в двадцатом году отошел от дел. Как женился, так и отошел.
– А ты?
Близкое знакомство позволяло Александру Христофоровичу разговаривать свободно. Он достал из кармана платок и перебросил его через стол полковнику.
– Ради Бога, Иван Павлович, избавь от соплей!
Шипов высморкался.
– Я в 1823-м. После испанской революции. Если гражданской войны не избежать, зачем браться за оружие?
Полковник был не одинок. Многие тогда подались в тень.
– Я готов отвечать за свои поступки, – с каким-то героическим отчаянием заявил Иван. – Только Сергея пощадите. Я ведь его с самого начала втянул. Ему не особенно хотелось.
– Ты меня слышишь или нет? – Александр Христофорович постучал пальцами по столу. – Государь решил оставить без внимания все показания на вас. В благодарность за то, что вы не изменили 14-го.
Шипов несколько мгновений молчал. Оба понимали: просто так подобные подарки не делаются.
– Его величество распорядился, чтобы Сергей Павлович с другими гвардейскими начальниками участвовал в церемонии исполнения приговора над государственными преступниками и конвоировал на эшафот тех, кто будет осужден смертной казни.
Из уст Ивана вырвался сдавленный хрип.
– С вами дело сложнее…
Полковник напрягся.
– Государь благоволил назначить вас командиром гвардейского Сводного полка. Штрафного, как вы понимаете. Куда войдут солдаты, обманом завлеченные на Сенатскую площадь. Ваши офицеры тоже будут из сопричастных.
Горькая усмешка тронула губы Шипова.
– Искупить кровью?
Бенкендорф кивнул.
– Война с Турцией вот-вот начнется. Персы шалят. Шанс представится быстро. В приказе сказано: «Дабы иметь случай изгладить пятно минутного заблуждения».
Полковник был подавлен.
– И от меня лично большая гадость. Я определю к тебе капитана Майбороду.
Шипов встрепенулся.
– Невозможно! Такую дрянь! Да его офицеры заклюют!
Александр Христофорович молча смотрел в лицо собеседнику, надеясь, что тот поймет сам.
– Помилосердствуй! Он ведь доносить станет!
– Я его каракули дальше этого кабинета не пущу.
В глазах полковника мелькнул мстительный огонек.
– Но ведь ты знаешь: мы порвем.
Бенкендорф сделал вид, что не расслышал последнюю фразу.
Вечером он заканчивал Записку о тайной агентуре. «В большинстве случаев люди, занимающиеся доносительством, действуют из личных, грязных видов. Правительство принуждено пользоваться их услугами, но не обязано уважать. Потому суммы, предназначенные для вознаграждения такого рода дел, в христианском государстве должны быть кратны тридцати, чтобы, получая их, доноситель помнил о проклятых сребрениках».
* * *Николай не сразу решился отправиться к матери. Помедлил пару дней. Попытался собраться с мыслями – не вышло. Под руками из кипы бумаг маленькими настольными Везувиями взрывались новые дела. Отвлекали. Мучили.
Наконец, он сдался.
Вдовствующая императрица сидела за шитьем в Малой гостиной. Каминные часы «Амур и Психея» отстукивали четверть пятого. На рабочем столике перед пожилой дамой ворохом лежало детское банное белье. Иголка с позолоченным ушком мелькала в белоснежном хлопке, вытягивая петельки и непонятным для мужчин образом создавая фигурки дудочника с собачкой.
– Вот и ты. – Мария Федоровна радушно улыбнулась, указывая сыну на стул.
Ему навстречу поднялась фрейлина Нелидова. Та самая. Маленькая сгорбленная старушка. Седенькая, с набеленным, точно обсыпанным мукой лицом, черными, подведенными бровями и пунцовыми пятнами румян на морщинистых щеках.
– Покойная государыня говаривала, что нельзя появляться в обществе с историей своей болезни на лице, – рассмеялась она. – Нынче никто не пудрится. И посмотрите, все совершенно зеленые…
Никс не сразу понял, что Нелидова именует «покойной государыней» еще Екатерину Великую. Фрейлина отложила цветную английскую шерсть, которую сматывала, и, чопорно поклонившись, удалилась.
Государь сел на диван, подобрал брошенные клубки и стал машинально вертеть их. Ему нужно было чем-то занять руки.
– Ты многое узнал, не так ли?
Сын кивнул.
– С чего начнешь?
– С детей Елизаветы. Зачем вам понадобилось раздувать скандал с Чарторыйским и унижать собственного сына?
– Мне? – Вдовствующая императрица даже обиделась. – Как вы наивны. Ваш отец приказал мне принести к нему в кабинет ребенка. Поиграл с ним четверть часа, потом отдал и представил перед Кутайсовым и Ростопчиным комедию гнева. Ах, черные волосы!
Николай вытаращил глаза.
– Вы не улавливаете смысла? – подтрунила над ним мать. – Признаюсь, многие не могли сразу понять шагов, которые предпринимал ваш отец. Но запомните, при душевной болезни он был очень, очень, очень умен. Возможно, даже умнее Ангела.
Молодой государь ожидал пояснений.
– Ваш батюшка называл кружок друзей Александра франкмасонами. Адам и Елизавета играли там первенствующую роль. Одним выстрелом он убил двух зайцев: удалил Чарторыйского послом на Сардинию и поселил в сердце сына недоверие к жене. Затем выслали остальных приятелей – Новосильцева, Строганова, Кочубея. Александр остался один.
– Отец его так боялся?
– Да, весьма. – Старая дама пожевала губами. – Но ее он боялся больше. А когда Александр взошел на престол, то и сам стал опасаться жены. Ему не нравилось восхищение, которое она вызывала у подданных. Когда бедняжка поняла, что отвращает мужа, было уже поздно. Ангел испытывал страх перед малейшими посягательствами… Порой ему трудно было разговаривать даже со мной. – Мария Федоровна достала из рукава крошечный платочек и вытерла нижние веки. – Бедный, всегда одинокий. Мальчик мой!
Николай не мог оставить ее так, подошел, обнял сзади, и они несколько минут молчали, прижавшись друг к другу.
– Это я нашла для нее Охотникова, – вдруг призналась старая императрица. – И через Софи Волконскую устроила сближение.
Сын вздрогнул.
– Тихий, воспитанный, без влияния на товарищей, – пояснила царица-мать. – Не дай Бог, попался бы новый Орлов с братией. Да они всю гвардию перевернули бы вверх дном! А так – место занято и ни для кого не опасно.
