Белая роза - Маке Огюст
Маргарита бросила пронизывающий взгляд на спокойное и почти жизнерадостное лицо секретаря. Внезапно она протянула ему руку.
— Оставайтесь со мной, — сказала она. — Вы будете состоять у меня на службе.
Услышав эти слова, Фрион выразил не больше радости, чем до сих пор проявлял опасений. Он отвесил глубокий поклон принцессе и Кэтрин, пересек комнату и, открыв дверь, вышел на крыльцо.
Столь умный демарш привел Маргариту в состояние крайнего восхищения.
— Необходимо признать, Кэтрин, — сказала она, продолжая глядеть ему вслед, — ты привела сюда совершенно беспримерного человека. Про него даже не скажешь, что он просто умный. Это прорицатель, вещун. Он видит сокровенное в самой глубине сердца. Я обратила внимание, как он удалился. Любой другой, кому я разрешила бы удалиться, вернулся бы туда, откуда он пришел в эту комнату, а он показывает мне, что ему больше нет нужды слышать нас, потому что отныне он служит мне и заручился моим словом. Он немедленно вошел в новую роль. Живя среди фламандцев, я не сталкивалась с таким проявлением независимости духа. Знаешь, даже если бы я была уверена, что он коварен, как Иуда, и тогда я бы не стала приказывать повесить его. Я бы не решилась уничтожить это чудесное произведение Творца. Слышишь, ни звука не донеслось с крыльца, — добавила она. — Этот плут полагает, что ему все дозволено.
— Вы не совсем правы, мадам, — сказала Кэтрин. — Пока вы беседовали с Фрионом, я пришла к выводу, что и бесспорный гений может ошибаться именно из-за того, что он слишком многое предвидит. Вы упорно не желаете видеть, что у этого человека под оболочкой расчетливости скрываются замечательные качества, которые иногда прорываются сквозь ледяную корку, вроде тех водяных цветов, которые я встречала под снегом в наших горах. Этот человек страшный эгоист, но он добр. Он хитер, как лиса, но при этом наивен. Вы наглядно продемонстрировали ему ваше безграничное могущество, но тем самым, как мне кажется, вызвали у него самолюбивое желание обмануть вас. Но вот меня, такую открытую и беззащитную, он никогда бы не обманул. Всё то время, что мы добирались сюда от порта Кале, я не видела от него ничего, кроме знаков почтения и тактичного внимания. И, думая о нем, я уже видела, как он займет важную должность при вашем дворе, и как его способности на службе вашему делу дадут исключительно ценные результаты.
— Все его способности, моя дорогая Кэтрин, не позволят восстановить всё то, что утратил род Йорков.
— Но они помогут нам отомстить за эту утрату.
— Возможно!.. Но сладостью вмести, дитя мое, невозможно насладиться в твоем возрасте. Сейчас ты нуждаешься не в этом. Тебе необходимы счастье, слава, сияние и блеск, достойные твоей красоты. И еще тебе необходима корона, которая была предназначена тебе, когда ты еще была в колыбели.
Кэтрин встрепенулась, словно ее коснулся крылом дух поэзии и любви.
— Вы не поверите, дорогая крестная, — сказала она. — В течение всего нашего пути по морю эти мысли и мечты не покидали меня. Они плыли со мной в тумане, раскачивались на мачтах, вздымались на гребнях волн, уносились в водоворотах с хлопьями пены. Несбыточная мечта о спасении одного из сыновей Эдуарда не давала мне покоя. Словно освободившаяся от тела душа, я предавалась воспоминаниям моего детства.
Вы ведь знаете, что мое счастливое детство проходило рядом с моими кузенами. Один из них, Эдуард, был уже совсем большим, когда я еще едва лепетала. Он, как живой, стоит у меня перед глазами, такой печальный и величественный, в своем расшитом золотом бархатном камзоле с рассыпавшимися по плечам красивыми черными волосами. А другого, моего товарища по играм, Ричарда, когда закрываю глаза, я вижу в зеленом шелковом камзоле с серебряными звездами. У него были светлые волосы и голубые глаза. Все называли Ричарда моим мужем, а он называл меня миледи. Ричард Йоркский, вечно смеющийся, такой шумный, вечно целующий в щеку своего старшего брата, чтобы добиться прощения за какую-нибудь неподобающую выходку. О! — воскликнула Кэтрин, внезапно тяжело вздохнув и заливаясь слезами, — не говорите мне, что они умерли. Один из них, ставший королем, в своем кротком величии был похож на архангела, а другой, мой милый друг, он был, как херувим, излучающий жизнерадостность и веселье. Никогда, дорогая крестная, я не свыкнусь с мыслью, что больше не увижусь с ними. Никто не убедит меня в том, что мы с Ричардом более не встретимся в этом мире. Сейчас говорят о воскрешении одного из них. А вот я верю, что живы они оба. Их убийство было бы слишком отвратительным преступлением, Бог такого не допустил бы. Но если даже они умерли, то разве милосердный и милостивый Бог не может воскресить тех, кого захочет? Я прошу Его об этом каждый день, и вся Англия умоляет Его, стоя на коленях.
Маргарита заключила Кэтрин в объятия, покрыла поцелуями ее чистый лоб и даже сама почувствовала себя более свежей, соприкоснувшись с этим бутоном трепещущей молодости.
— Девочка моя дорогая, — сказала она наконец, — как же я могу не любить тебя до безумия? Вот только быть такой, как ты, я уже не могу. Годы давят на меня, и я уже не в состоянии расправить крылья, потому что растеряла все перья.
— Вы уверены? — прошептала девушка с очаровательной улыбкой.
— А ты сомневаешься?
— Неужели вы растеряли все иллюзии, дорогая крестная? Не могу в это поверить, да и все ваше поведение свидетельствует об обратном. Вы только не сердитесь, пожалуйста, я просто хочу вам сказать, что дух ваш также молод, как и мой. Вы требуете доказательств? Пожалуйста. Все знают, что во время военных действий, которые якобы вел этот Ламберт Симнел, выдававший себя за герцога Уорвика, вы пожертвовали ваши богатства и послали ваших солдат, надеясь, что победит несбыточная мечта, которая дорога вам, потому что она напоминает о величии Йорков.
Маргарита покраснела. Она хранила молчание, побежденная находчивостью и логикой этой юной девушки.
— И потом, — продолжила Кэтрин, обняв герцогиню, — неужели вас действительно одурачил этот самозванец? Ведь это не так. Вот видите, вы, как и я, не можете жить без иллюзий.
— Кэтрин, — серьезным тоном ответила герцогиня, — я всегда готова быть одураченной, когда при мне произносят имя представителя нашего рода, и то же самое, я полагаю, можно сказать о любой настоящей английской женщине. Неважно, живы лишь души принцев или они живы во плоти, главное, что в них воплощены кровь и золото Англии.
Услышав это, девушка сникла. Она инстинктивно ощутила, что ее прямота могла больно задеть какие-то глубоко запрятанные чувства герцогини, что ее детский взгляд не должен был так глубоко проникать в ее душу. Между тем их беседа продолжилась. Они говорили о Фрионе, о Якове IV, о настроениях в Шотландии. Нетрудно догадаться, что теперь Маргарита не делилась с девушкой и половиной своих мнений и планов. Ведь в ее неугомонной голове уже выстраивались новые комбинации.
На следующий день, восстановиа силы после волнительных бесед и утомительного путешествия, Маргарита, расположившись в своих покоях, велела позвать Фриона и завела с ним серьезный разговор о последствиях враждебной политики Генриха VII для Шотландии и сторонников Йорков, а также об оппозиции королю вдовствующей королевы. Было решено, что не следует слишком доверять и придавать слишком большое значение появлению на сцене Брекенбери и тому, что он говорит. Но одновременно и герцогиня, и Фрион сочли целесообразным отыскать этого человека и заставить его рассказать все, что он знает, и в любом случае превратить его в сообщника и свидетеля. При этом Фрион настоял на том, что поиски Брекенбери должны вестись быстро и в обстановке полнейшей секретности, с тем, чтобы король Англии ни о чем не догадывался, пока не разразится настоящая буря.
Маргарите хотелось еще раз проверить способности своего нового советника, и она попросила его представить план проведения задуманной операции. Фрион немедленно предложил предпринять следующие шаги:
"На сегодняшний день единственным живым отпрыском рода Йорков является Уорвик, которого держат в Тауэре. В сущности, это несчастный идиот, но его именем уже воспользовался самозванец Симнел, устроивший в Англии целую революцию. Если выкрасть этого молодого человека, сделать так, чтобы его признали все монархи, враждебно настроенные к Генриху VII, поместить его в лоно собственной семьи, имеются в виду вдовствующая королева и Маргарита, найти для него хорошую партию при каком-нибудь европейском дворе, то тогда можно устроить для Генриха VII настоящую гражданскую войну. Все это на такой долгий срок дестабилизирует ситуацию в стране, что для наведения порядка королю не хватит ни терпения, ни сил, ни самой жизни. Таким образом, все, что надо, это вытащить молодого Кларенса из Тауэра, организовать бегство из страны вдовствующей королевы и поместить обоих во владениях герцогини во Фландрии.
