Дмитрий Дашко - Лейб-гвардии майор
Ширины проезжей части хватало впритык для одной телеги. Колея не была разбитой, ездили по ней нечасто. Похоже, только таким путем раскольники изредка выбирались во внешний мир. Лошади медленно брели по лужам, образовавшимся после вчерашнего дождя, сбрасывая с копыт комки грязи. На разговоры не тянуло, приуныл даже разбитной пан Дрозд.
Я боялся, что лошади могут поскользнуться и повредить ноги, однако пока обходилось. Мы медленно, но верно продвигались. Пейзаж не радовал разнообразием: деревья, кочки, покрытые мхом, поваленные ветки. Иногда приходилось спешиваться и расчищать дорогу.
День выдался солнечным, однако падающие лучи не могли высушить лужи и грязь. Ветер гонял по небу барашки облаков. Пахло влагой и свежестью, над травой витал густой грибной аромат, хоть суп из него вари. Дышалось легко и свободно. Я вдруг вспомнил разноцветные тучи над моим городом, факелы, вырывающиеся из заводских труб, удушливую копоть выхлопных газов и промышленных выбросов. Что ни говори, испоганили мы природу.
К полудню лес поредел, впереди показался просвет.
– Стойте! – сказал пан Дрозд, подняв руку. – Мы почти на месте. Всем сразу нельзя, могут увидеть.
Я велел гренадерам укрыться в зарослях, а сам с проводником отправился на разведку. Шляхтич прав, вряд ли здешние обитатели обрадуются незваным гостям, могут на рогатины поднять или пристрелить. Хоть и не любят староверы брать в руки огнестрельное оружие, но один-другой нарушитель канонов обязательно найдется. Я русскую породу хорошо знаю, сам такой. А уж как воевать с ними не хочется, все же это гражданские, их полагается защищать, а не лишать «живота». Понятно, что для них я еретик, гладковыбритый и неправильно молящийся отступник-щепотник, которого и сжечь – душе на пользу. Но значит ли это, что мне надо начинать убивать первым? Надеюсь, нет.
Мы осторожно выглядывали из-за деревьев, пытаясь получше рассмотреть место.
Деревня староверов начиналась сразу за лесом. Сначала шли хозяйственные строения: амбар, сушилка, сараи с навесами, кузня с курящимся дымком. Из приоткрытых дверей доносились удары молотком и характерный звук раздуваемых мехов. Чуть дальше обретался загон для скота, обнесенный почерневшими жердями. Он пустовал, стадо было на выпасе. Уже потом шли ладно построенные избы с квадратными окнами, затянутыми бычьими пузырями. На крыше каждой красовалась печная труба – топить по-черному местные, очевидно, считали ниже своего достоинства. Избы лепились к серо-зеленой ниточке не то маленькой реки, не то ручья. Разумеется, не забывали деревенские и о душе: почти у самой водной глади была выстроена часовенка.
Людей мало, разве что прошли две одинаково одетые женщины в длинных черных юбках, холстяных кофтах, в обязательных платках. Потом улочка стала оживать: с крыльца грузно спустился крепкий косматый мужик в посконных портах и серой рубахе, на голове войлочный колпак, взялся за колун и с громким хэканьем принялся колоть дрова. На стук выглянул замшелый дедок, затряс жидкой бородой, опираясь на палочку, добрел до лавки, тяжело опустился на нее и стал греться на солнышке. От речки поднимались мальчишки с удочками на плечах, в руках ведерки. Дед окликнул их, и пацаны, уцепившись за сапоги, стали его разувать.
Вполне мирная деревенская жизнь, никаких признаков тех, ради кого мы сюда примчались.
– Где фальшивомонетчики? – тихо спросил я.
– Вон там, у реки, – показал шляхтич. – Видите дом возле запруды?
Я присмотрелся и действительно сумел разглядеть у реки высокий сруб, к которому было приделано колесо наподобие мельничного. Под действием воды оно вращалось, приводя в действие хитроумный станок. Можно сказать, научная организация труда, неплохо придумано.
Подпольная фабрика не простаивала, принимала сырье. Высокий лобастый мужчина разгружал с телеги мешки, второй – ростом пониже, складировал их внутри «мельницы». Раза два оттуда слышалась недовольная гортанная речь, похожая на искаженный немецкий. Кто-то сильно негодовал по поводу некачественного сырья, грозился бросить все и податься на родину.
– Похоже, это не раскольники, – сказал я.
– Все верно, раскольников среди них нет. Там работает мастер-голландец и с ним двое подручных, кажется из Литвы, – объяснил пан Дрозд.
– Голландец?! – хмыкнул я. – Откуда он взялся?
– Потоцкий где-то разыскал. Голландцу на родине смертная казнь грозила, он и подался в бега, а тут ему навстречу пан Потоцкий с деловым предложением.
– А как староверы на чужаков смотрят? Неужели терпят?
– У них договоренность с Потоцким. Тот их к себе на землю пустил, русским войскам не выдал, а они за то голландца с его помощниками охраняют.
– И что, никаких ссор, конфликтов?
– Вот уж чего не знаю, того не знаю, – покачал головой шляхтич. – Живут как-то, значит, ладят. Соответственно, и подобраться к этой «мельнице» трудно. Вы не смотрите, что народу мало, стоит только всполошить деревню, и будет уже не протолкнуться. А мужики тут суровые, горячие, им терять нечего. Возьмут нас в оборот, только перья полетят.
Пан Дрозд с улыбкой потрогал перо на рысьей шапке.
– Верно, – согласился я. – Задачка непростая. А что, если мы нападем с другой стороны – переберемся через речку и возьмем на шпагу?
– Не советую, там очень топко. Болотина, – пояснил шляхтич.
– Откуда вы это знаете?
– Я здесь бывал еще в те времена, когда никакими русскими и не пахло, охотился. Чуть егеря не потерял, его в трясину угораздило свалиться, едва вытащили.
– Понятно, – кивнул я. – Возвращаемся, будем мозговать.
Гренадеры смогли найти безопасное укрытие вдали от дороги. Мы едва не прошли мимо, и только тихий, адресованный нам окрик Чижикова помог найти убежище. По пути у меня наклюнулись кое-какие идейки.
Брать фальшивомонетчиков решили к вечеру, когда начнет темнеть. Михайлов осторожно подкрадется к амбару и запалит его. Дерево сухое (специально проверили), на крыше солома, должно заняться моментально, полыхнет так, что мало не покажется. Деревенские отвлекутся на пожар, прибегут, начнут тушить, а мы тем временем на рысях подскачем к «мельнице», разберемся с голландцем и его командой, взорвем предусмотрительно взятым в дорогу бочонком с порохом оборудование и быстро назад, пока не увязалась погоня.
Я перед отъездом получил небольшую консультацию у чиновника Монетного двора Тимофея Пазухина. Он советовал в первую очередь изъять и доставить в Петербург как доказательство нашего успеха маточники – болванки из закаленной стали, с помощью которых наносились изображения и надписи на специальные цилиндры – чеканы, а уж с последних непосредственно и чеканились монеты. Такой удар будет непоправимым. Для нового маточника потребуется опытный мастер, набивший руку на изготовлении клише, а их не так уж и много. К примеру, Потоцкому пришлось прибегнуть к услугам голландца. К тому же количество желающих резко убавится, когда потенциальные фальшивомонетчики узнают о судьбе предшественников.
