Алексис Бувье - Кредиторы гильотины
– Нет, это настоящее золото! – весело вскричал он, подняв монету и разделяя содержимое свертка на несколько частей. Он начал раскладывать деньги по карманам, как вдруг кто-то ударил его по плечу. Он быстро обернулся и увидел перед собой своего недавнего противника.
– Пьер Деталь! – вскрикнул он, отступая и становясь в оборонительную позу.
Увидев это движение, гигант проговорил:
– Не бойся, Панафье.
– Но почему ты здесь?
– Потому что я следил за тобой и этими двумя людьми.
– Почему ты за мной следил? Что тебе надо?
– Панафье, я поступил с тобой, как негодяй. Я просил уже у тебя прощения. Теперь я пришел к тебе как друг и умоляю выслушать меня!
Молодой человек посмотрел на геркулеса, и увидев по его глазам, что он не лжет, сказал: – Я слушаю!
Глава 6. Удары кулака иногда поддерживают дружбу
Прежде чем продолжить наш рассказ, представим читателю человека, с которым он познакомился под именем Панафье. Это был красивый мужчина лет двадцати пяти с бледным лицом, прямым носом и голубыми глазами. Его красиво очерченный рот казался созданным для улыбки, а густые каштановые волосы падали локонами на маленькие уши. Ярко-красные губы скрывали блестящие зубы. Он носил усы и бороду, которые были белокурого цвета.
Одетый очень бедно, в пальто, купленное по случаю, он тем не менее выглядел вполне прилично.
– Что тебе от меня нужно? – спросил он каменщика.
– Я хочу убедить тебя, что очень сожалею о случившемся.
– Этот разговор закончен. А дальше?
– В доказательство я пришел к тебе сказать вот что: в настоящее время у меня нет дела; я верю тебе; если у тебя есть какая-нибудь работа, то я хочу принять в ней участие, причем совершенно даром. Согласен ли ты принять меня?
Панафье взял Пьера Деталя за обе руки, и подведя к фонарю, заглянул ему в глаза.
– Почему ты делаешь мне это предложение? – спросил он.
– Выслушайте меня. Это очень просто. Мне сказали: «Он полицейский!» Тогда я напал на вас. Я думал, что попаду на труса. Я привык видеть, что люди отступают передо мной, вы же, напротив, дали мне достойный отпор, и, черт возьми, вы порядочно сильны. Я не говорю о ваших друзьях – они еще сильнее. Высокий – это не мужчина, а настоящий геркулес. Он поднял меня, как перышко. Я до сих пор еще не могу прийти в себя.
– Но все это не объясняет мне причины твоей дружбы ко мне.
– Вы не понимаете, что я вижу все очень хорошо. То, что говорили о вас – неправда. Вы работаете вместе с этими двумя франтами.
– Работаю?
– Да. Я не знаю, что это за работа, но я человек проницательный. Мне надоело работать с такой кучей оборванцев, как в «Кошке». Когда я с вами, я убежден, что меня поддержат, и если вам нужен человек, то я к вашим услугам. Согласен ли ты?
Панафье не знал цели, которую преследовали братья Лебрен, и подумал, что, быть может, человек такой силы, как Пьер Деталь, может им пригодиться. Поэтому он решил посоветоваться с ними.
– Я не могу дать тебе ответ сегодня, – сказал он. – Я подумаю и отвечу тебе завтра вечером.
– Вы на меня не сердитесь?
– Нет.
– О, вы увидите, господин Панафье, я искуплю сегодняшнее происшествие. Я человек невзыскательный, но мне нужно жить на какие-то средства – плохо или хорошо, все равно, было бы только, что поесть каждый день, и чтобы рядом были люди, на которых можно рассчитывать.
– Хорошо. До завтра. Встретимся в «Кошке».
– До завтра, господин Панафье!
– А главное, не говори никому ни слова!
– О, на это вы можете рассчитывать.
Говоря это, геркулес продолжал в смущении стоять перед Панафье.
– Ну, что ещё? – спросил последний.
– Неужели вам трудно пожать мне руку? – Панафье засмеялся и протянул руку гиганту, который пожал ее и пошел с веселым видом, сказав на прощание:
– До завтра!
Оставшись один, Панафье вынул из кармана пригоршню луидоров и, пересыпая их с руки на руку, воскликнул:
– О, как это хорошо – золото! Как она будет счастлива! Скорее домой!
И в то же мгновение, словно охваченный внезапной лихорадкой, он опустил золото в карман и побежал.
Так он прошел весь квартал Отель-де-Виль, поднялся на улицу Тампль и, наконец, пришел на улицу Пуату.
Тут он постучался в дом номер 12.
Когда дверь открыли, он, не переводя дух, взбежал на шестой этаж и постучался в дверь, находившуюся в глубине узкого коридора.
– Кто там? – спросил женский голос.
– Луиза, это Поль! – отвечал Панафье.
– Сейчас! – отвечал тот же голос, и почти в ту же минуту дверь открыла молодая девушка лет семнадцати или восемнадцати, которая сердито сказала ему:
– Ты мог бы вернуться и раньше. Ведь я знаю, что тебя не работа задерживает.
Панафье ничего не отвечал.
Он молча взял Луизу за руку, и закрыв дверь, вывел девушку на середину комнаты.
– Что ты делаешь? – спросила она. – Ты опять собираешься делать глупости. Но я сегодня не расположена смеяться. Вместо того, чтобы проводить вечера в кабаках, ты мог бы прийти за мной в магазин и вернуться со мной вместе домой. Оставь меня в покое!
И так как молодая девушка хотела снова лечь в постель, то Панафье опять удержал ее со словами:
– Видела ли ты золото, Лизетта? Посмотри!
И Панафье вынул свои двадцать пять луидоров. Несколько минут Луиза в восхищении стояла перед маленькой кучкой золота.
– И все это твое? Твое?
– Да, мое, Луиза, то есть – наше!
– Что же мы будем с ним делать?
– Сначала поужинаем, а за ужином поговорим.
– Отлично! – весело воскликнула молодая девушка.
Забыв, что Панафье возвратился слишком поздно и не зашел за ней в магазин, она бросилась ему на шею и поцеловала в губы, говоря:
– О, как я люблю тебя, Панафье!
Теперь Панафье был богат и имел право делать что угодно. Он спустился с лестницы, разбудил привратника и сказал:
– Вставайте, Левассер!
– В такой час! Что случилось?
– Я голоден, – сказал Панафье самым естественным тоном.
– Вы голодны? – повторил цербер, приподнимая свой колпак и глядя на жильца, чтобы убедиться, не сошел ли он с ума. – Какого черта вы хотите от меня?
Панафье показал привратнику два луидора, говоря:
– Я хочу ужинать, Левассер. Вот что я хочу. Я знаю, что вас уважают в квартале. Поэтому вы пойдете и принесете нам ужин. Мадам Левассер, без сомнения, нам поможет, и мы по-братски поделимся с вами.
Мадам Левассер сразу же приподняла с постели свое личико.
Внешне Левассер был некрасив, а его супруга – очень хорошенькая. Левассеру было пятьдесят семь лет, а его жене – тридцать пять, но она клялась, что ей двадцать девять и что ее муж был для нее отцом. Впрочем, она и называла его «папашей».
Услышав, что Панафье говорит: «Мадам Левассер, конечно, нам поможет, и мы поделимся», Нисетта – так звали мадам Левассер – отвечала, улыбаясь:
