Жаклин Монсиньи - Княгиня Ренессанса
Юная провинциалка была ослеплена неслыханными богатствами, которые ей удавалось видеть сквозь щель в занавесках.
На ее наглухо закрытые носилки никто не обращал внимания. На улице встречалось немало и других упряжек с задернутыми шторками, владельцы которых желали сохранить инкогнито. Помимо носилок, можно было встретить множество повозок, предшественниц будущих карет, и всадников.
Зефирина поняла, что она ничего еще в жизни не видела.
Наконец, сопровождавший ее носилки эскорт въехал в богатый квартал, где мраморные палаццо чередовались с постройками, находившимися еще в лесах. Было видно, что строительная лихорадка охватила всю флорентийскую знать.
Дочь родовитого дворянина, Зефирина, проезжая, узнавала герб семейства Медичи на фасаде дворца, построенного лет восемьдесят назад, гербы на фасадах дворцов Строцци, Питти, Бардини и Моцци.
Дворцы украшали увитые цветами лоджии, колонны из розового с голубыми и зелеными прожилками мрамора, скульптуры. Несмотря на усталость и тревогу по поводу участи, которую готовит ей муж, Зефирина не могла не отметить в этих великолепных сооружениях характерных флорентийских особенностей: иронии, тонкого художественного чутья, изысканности, ума и любви к зрелищам.
Будь обстоятельства другими, Зефирина не устала бы всем этим восхищаться, но связывавшие ее веревки, больно впивавшиеся в щиколотки и запястья, без конца напоминали, что она всего лишь пленница.
Первые факелы зажглись, когда носилки Зефирины проезжали по мосту, перекинутому через Арно.
Вдоль всего моста, по обе его стороны, расположились лавки ювелиров.
Какой-то нищий, сидя на камне, приставал к прохожим:
– Пожалейте, добрые люди, несчастного горемыку со Старого Моста…
Вдруг Зефирина вздрогнула.
Из одной лавки вышла женщина с лицом, скрытым под черным покрывалом. Парчовое платье, отделанное стеклярусом, свидетельствовало о ее высоком положении. Но еще большее внимание Зефирины привлекло следовавшее за ней бесформенное существо: это был, без сомнения, карлик, лицо которого скрывало свисавшее со шляпы желтое перо, слишком большое для его роста.
«Каролюс… донья Гермина…» – прошептала Зефирина.
Девушка попыталась получше рассмотреть лица элегантной дамы и ее уродца. В колеблющемся свете факелов она увидела, как оба быстро зашагали к носилкам на колесах и сели в них. Лакей без ливреи задернул шторки, двое слуг повезли носилки в сторону палаццо Питти.
«Графиня Сан-Сальвадор… Господь небесный, значит, она во Флоренции?..»
У Зефирины заболела голова и застучало в висках. Под глазами появились темные круги. Ей показалось, Что даже сквозь занавески к ней проник тяжелый, пьянящий запах духов доньи Гермины, этой негодяйки, подкупленной Карлом V.
– Souris, Sardine[10]…
После долгой спячки Гро Лео неожиданно пробудился. Он сразу захлопал крыльями, стараясь вызвать улыбку на лице своей хозяйки.
«Улыбаться!»
Зефирина откинула на бархатные подушки свои золотые волосы и прикрыла глаза. Ее охватила дрожь. Она боялась, боялась настоящего, но еще больше будущего, которое представлялось ей невероятно мрачным.
Глава V
ВОРОВКА
Колеса носилок монотонно стучали по мостовой. Снаружи до Зефирины доносились односложные распоряжения.
– Откройте!
– Да, синьор Паоло…
Тяжелая дверь медленно повернулась на скрипучих петлях и наконец распахнулась. Прежде чем остановиться, носилки преодолели немалое расстояние.
Пикколо широко раздвинул шторки. Зефирина увидела парадный въезд большого дворца из розового мрамора.
Подошел Паоло:
– Ваша милость прибыли…
Произнося эти учтивые слова, он склонился над Зефириной и принялся развязывать веревки. Неподвижность и странное спокойствие молодой женщины поразили его. Он снова склонился над ней и повторил:
– Не желает ли княгиня подняться в свои апартаменты?
Слишком долго пролежавшая в неудобном положении, чтобы сделать какое-то движение, слишком утомленная, чтобы ответить, Зефирина хотела бы найти сил только для одного – бросить в лицо Паоло какое-нибудь оскорбление, но она не смогла произнести ни единого звука.
И вдруг с высокого крыльца, обнесенного изящными пилястрами, донесся крик:
– Чтоб мне провалиться… Слава Богу… мадемуазель Зефирина, княгиня… крошка моя… Ну, ваша милость, это же я… ваша Плюш…
Губы Зефирины шевельнулись в едва уловимой улыбке. Мадемуазель Плюш, ее дуэнья, следовавшая за нею повсюду со дня отъезда из Валь-де-Луар, бросилась к ней, перескакивая через ступени. Черные юбки кринолина на ее тощем теле развевались во все стороны.
Зефирина приподнялась на локте. Поддерживаемая мадемуазель Плюш и Паоло, она смогла встать на ноги.
Два лакея, стоя под портиком с канделябрами в руках, освещали мраморное крыльцо.
Поднимаясь по ступеням, Зефирина почувствовала во взгляде всех этих людей растущее любопытство. «В каком плачевном состоянии возвращалась их княгиня!»
– Splendeur… splendide[11]… – верещал Гро Леон, летая перед дворцом.
– Не пожелает ли ее милость последовать за мной, чтобы я показал ей куда идти… – тихо произнес Паоло.
Это был вопрос-утверждение. Для пущей надежности шествие замыкал Пикколо.
А Артемиза Плюш, от радости, что вновь обрела свою хозяйку живой и здоровой, без умолку разглагольствовала:
– Иисус, Мария, Иосиф… ну и приключение! Сколько же вы всего натерпелись, моя маленькая Зефирина? Как подумаю… да кому бы в голову пришло, кто бы мог поверить… быть похищенной в день собственной свадьбы! Ах, разбойники, ах, бандиты… Моя голубка, как же она настрадалась… Монсеньор Фарнелло верно сказал: «Я ее найду…» И клянусь, он сдержал слово. Он, наверное, убил их своими собственными руками! Господь небесный, похитить вас силой, против вашего желания, ради выкупа… Ах, негодяи!
Проходя один за другим огромные залы дворца, Зефирина поняла, что «официальная версия», которую Фульвио сообщил челяди, сводилась к следующему: «Княгиня Фарнелло была похищена «против своей воли» разбойниками!»
Молодая женщина, чей разум в этот вечер был слишком утомлен всем пережитым, еще не знала, радоваться ей или тревожиться по поводу того, что она узнала из слов дуэньи. Зефирина почувствовала себя больной – по телу внезапно разлился жар. Машинально коснувшись рукой своего лба, обнаружила, что он пылает. Худенькие плечи била дрожь лихорадки. Было невыносимо тяжело шагать по бесконечным коридорам.
– Вот покои, предназначенные для вашей светлости, – сообщил Паоло.
Он толкнул белую с золотом дверь.
– Ужин для ее милости будет подан сюда… Пикколо принесет все, что пожелает ее светлость… Мы отбываем в Ломбардию завтра утром… Не будет ли княгиня так добра подготовиться к отъезду на рассвете…
