Александр Старшинов - Наследник императора
С тех пор Приск понял одно: грандиозность замысла ничего не гарантирует отдельному человеку. Главное — место, которое ты займешь. Если с краю — то и возведение великолепного моста покажется тебе ничуть не лучше строительства городской клоаки. Но Приск больше не собирался оставаться в дураках, держать, как Антей, неподъемный каменный свод, когда другие ловкачи лакомятся яблоками. Теперь он будет в центре, даже если это место сопряжено с риском.
На мосту тем временем кричали, вопили, суетились люди: в последний момент Требоний приказал установить на арке моста присланную из Рима статую своего отца императора. Статую эту привезли из Рима еще месяц назад, но она так и стояла в Дробете, пока в последний момент Требоний не вспомнил, что с пренебрежением отнесся к отцу нынешнего императора, консуляру Марку Ульпию Траяну,[32] и посему приказал срочно украсить статуей мост.
Теперь статуя беспомощно висела на клюве подъемного крана, а упревшие от натуги рабы вращали колесо из последних сил. Фабр, задрав голову, в отчаянии смотрел, как покачивается в воздухе несчастный медный консуляр, будто повешенный.
— Что делать? — в отчаянии повернулся он к центуриону.
«Сбросить в реку», — едва не сказал Приск.
Но вовремя опомнился.
— Оставьте так. Наверняка на Лонгина произведет очень сильное впечатление.
И тут как раз раздался сигнал — Лонгин приближался к Дробете.
* * *Военный трибун в сверкающем анатомическом доспехе, из-под которого на бедрах во все стороны топорщились белые птериги из новенькой кожи, сделался пунцовым от волнения, когда увидел Лонгина, въезжающего на дородном сером жеребце в ворота лагеря.
Лонгин не зря провел день на почтовой станции: в начищенных доспехах с пышным плюмажем на шлеме, он выглядел как и положено выглядеть приближенному к императору легату, как будто не было никаких стычек в дороге, и Лонгин не оставил в лапах разбойников практически весь свой багаж.
Тиресий, благополучно проспавший побудку, встал рядом с Приском в самый последний момент, уже когда весь гарнизон выстроился для встречи важного гостя. Лонгин легко спрыгнул с жеребца и принялся обходить шеренги легионеров. Если он и замечал какие-то недочеты, то вслух ничего не говорил, лишь кивал время от времени, судя по всему, одобрительно.
Очутившись рядом с Приском, Лонгин остановился и сказал, будто старому приятелю:
— Вечером жду на обед. Ты, центурион Приск, приглашен, — потом скользнул взглядом по лицу Тиресия и добавил: — Бенефициарий — тоже. После обеда поговорим. Обо всем.
* * *О делах заговорили, когда все приглашенные насытились и большинство уже покинули триклиний. Остались, кроме самого легата, только Требоний, Приск, Асклепий и Тиресий, для них принесли легкое, сильно разбавленное вино, и начались возлияния. Только вместо шутливого трепа разговор был самый что ни на есть серьезный.
Прежде всего Лонгин приказал Тиресию рассказать о его поездке в дакийские земли, обстоятельно и не торопясь. Поздней весной и половину лета Тиресий вынюхивал, соблюдают ли даки заключенный с Римом договор, в самом ли деле Децебал срыл крепости, как обещал Траяну, когда склонял непокорную голову перед римским императором.
— Я побывал в Деве,[33] — начал свой рассказ Тиресий. — Крепость уничтожена до основания, и никто вроде там не бывает. Тихо все… Да только тишина обманчива. Подле Девы есть карьеры андезита — так вот, там по-прежнему рубят камень. Даки говорят — для своих святилищ, да только как проверишь — для чего на самом деле. Что касается крепости, то камни из стенной кладки не раскиданы и не разбиты, а сложены аккуратно. Знаешь эту дакийскую кладку — она без глины, с деревянными костылями. Взял — разобрал. Взял — собрал… Если Децебал прикажет, его люди вмиг сложат стены вновь. Из Девы я двинулся дальше вверх по Марису. На первый взгляд кажется — все тихо. Даки из тех, что живут в горах, вообще по большим рекам на открытых местах крепости ставят редко.
— А что Апул? — спросил Лонгин. — Тоже отстраивают?
— Нет, — покачал головой Тиресий. — Апул срыли до основания. Там все чисто — в прямом смысле этого слова. Даже камней от фундамента не найти. Стены разобрали по камешку. Не иначе — на новую крепость где-то недалеко.
— Сармизегетуза?
— В столице не был. Но разговаривал с ауксилариями, что отвозили оружие да припасы нашему гарнизону в лагерь на Бистре.[34] Ребята после первого снега сидят практически взаперти. Вот и Приск подтвердит: зимой на этих склонах не погуляешь — мороз такой, что руки примерзают к оружию, а без длинных штанов лучше из дома не выходить, если яйца дороги.
Приск, несколько замешкавшись, кивнул: дело в том, что как раз он в тех горах в начале зимы не бывал — раненого, его отправили в лагерь Четвертого легиона в Берзобисе. Но про морозы, метели и стужу так красочно рассказывал Кука, что Приск как будто наяву видел снежную круговерть, заросшие буками и елями склоны и римские легионы, отступающие по узкой, только что прорубленной в лесу дороге. Так и не нашли они в первую кампанию дороги к Сармизегетузе.
— Что творится вокруг, наши ребята не ведают, — закончил Тиресий. — Говорят — чувствуют себя слепыми кротами в чужой норе.
Лонгин кивнул. Трудно было не согласиться. Сам он уже дважды объезжал новые владения Рима на северном берегу Данубия-Истра. На западе даки грабили языгов и загоняли их в горы, на востоке каждый день горели римские поселения.
— Думаешь, Децебал не смирился? — спросил Лонгин.
— Смирился? — ухмыльнулся Тиресий и покачал головой. — Смирным его сделают ледяные воды Стикса, да и то я в этом не уверен. Но полагаю: сейчас ему в драку лезть нет выгоды. Людей мало. Слишком много погибло на прежней войне — лет десять придется ждать, пока новое поколение вырастет.
— Он может кликнуть вождей с севера и хорошо заплатить, — предположил Приск.
— Заплатить могут и римляне дакийским золотом. Варварские вожди это понимают, — хмыкнул Лонгин. — Особенно языги. Кто-кто, а языги даков ненавидят, как и те — их. Там у них очередная драчка, языгов побили, и теперь побитые вожди шлют жалобы императору.
Приска удивляла простецкая, намеренно примитивная речь Лонгина. Сам центурион порой любил щегольнуть витиеватой фразой или греческой цитатой, хотя с годами желание это появлялось все реже и реже, а привязывались, засоряя речь, нелепые поговорки и выражения или вовсе варварские словечки.
— Так ты полагаешь, Тиресий, Траяну надо первым напасть, пока Децебал не собрался с силами? — спросил вдруг Лонгин у разведчика.
