Дмитрий Жуков - Бранислав Нушич
Если в маленьких анекдотах есть тысячи и тысячи оттенков смеха, то в больших комических повествованиях оттенков этих не счесть. В них может звучать смешно любая фраза, так как читатель уже предрасположен к смеху. Часто играет роль уже сама личность рассказчика — мы заранее ждем, что он предоставит нам возможность произвести «мышечное действие особого рода», и улыбнемся, если даже он покажет нам палец.
Мы давно уже ждем от Нушича юмористических произведений, и он наконец пишет «Автобиографию».
В очень короткий срок, за полгода, он создает одну из самых смешных книг в мировой литературе. Она была задумана как пародия на мемуары, которым «академические фигуры» обычно посвящают остаток своей жизни.
Но пародия — жанр несамостоятельный. Нушичу с его могучим творческим темпераментом и фантазией скучно было бы следовать канонам этого жанра, и потому он разражается самой блестящей из своих импровизаций. Вот так, наверное, лились его рассказы в кругу кафанских друзей, не устававших слушать его годами и всякий раз разражавшихся гомерическим смехом, от которого осыпалась штукатурка с низких потолков.
Он нанизывает анекдот на анекдот, сопрягает самое высокое с самым низким, глушит читателя парадоксами, подмечает тысячи смешных черточек в людях, социальных явлениях и быту. Иногда он доходит до полного абсурда, но это ничего: чем абсурднее, тем смешнее. Абсурд — старое оружие юмористики.
В предисловии к «Автобиографии» он рассказывает о том, как пишутся биографии великих людей. Художника, композитора или, скажем, писателя.
«Помню, например, один случай, свидетелем которого я был и о котором позднее мне довелось читать.
Однажды утром совершено пьяный поэт-лирик Н. Н. встретился со своим будущим биографом. При жизни великий покойник частенько бывал свинья-свиньей, и на этот раз он так нализался, что не мог найти дорогу домой.
— Послушай, друг, — говорил он, стараясь сохранить равновесие и всей тушей наваливаясь на будущего биографа, — люди скоты: пили вместе, а домой отвести некому. Бросили! На небе я даже сейчас Большую Медведицу отыщу, а дом свой, хоть убей, не найду».
Об этом же эпизоде в биографии («Воспоминание о покойном Н. Н.») говорилось так: «Однажды утром встретил я его печального и озабоченного; чело его было мрачно, а глаза, те самые глаза, которыми он так глубоко проникал в человеческую душу, были полны невыразимой печали и упрека. Я подошел к нему, и он, опираясь на мое плечо, сказал: „Уйдем, уйдем поскорее из этого мира. Все друзья покинули меня. Ах, мне легче найти путь на небо, чем отыскать дорогу в этом мире. Я чувствую себя одиноким. Уведи меня отсюда, уведи!“
Вслед за этим биограф предлагал читателю обширные комментарии, показывающие всю глубину мысли покойного…
Вот так кроят одежду великих людей. Вот так пишут биографии великих людей в портновских мастерских по изготовлению биографий».
За саркастическим предисловием следуют все этапы человеческой жизни вплоть до женитьбы. «После женитьбы у человека уже нет автобиографии, а писать биографию я не собираюсь».
А что у человека может быть до женитьбы? Первый зуб, первые брюки, школа, первые стихи, первая любовь (а за ней еще двенадцать), армия…
Вот глава «Человек в брюках». Можете ли вы вспомнить о том, как надели свои первые брюки? Разумеется, нет. А юморист может. Вернее, он не помнит тоже, но какой это великолепный повод для иронических рассуждений.
«Брюки помогают определить не только пол, но и вид. Когда наденешь брюки, сразу видно, что ты двуногое. Брюки и в моральном отношении дают преимущество, но не потому, что их можно застегнуть, а потому, что если уж вы их надели, то, будете ли вы стоять на ногах или на голове, все равно вы будете в брюках. Кроме того, брюки значительно выгоднее и надежнее, но не потому, что „юбка — символ податливости“, а потому, что она делает человека слабым и безвольным. Это можно доказать и на исторических примерах. Древние классические народы, носившие юбки, вымерли и исчезли с лица земли. Но трагедия человечества не столько в том, что они исчезли, сколько в том, что народы исчезли, а юбки, остались. Есть тут и еще одно странное обстоятельство: если юбка действительно символ податливости и мягкотелости (из-за чего и погибли народы, носившие ее), то почему она и теперь еще сохранилась в одежде сильных мира сего: царей, попов, женщин?»
О чем же все-таки книга? Обо всех и о каждом. И очень немного о себе.
Исследователи говорят, что «Автобиография» свидетельствовала о новом творческом подъеме, о возрождении таланта Нушича-юмориста после многих лет невеселых литературных занятий.
«В этом произведении, — пишет А. Хватов, — писатель издевается над мещанством и его косным бытом, над буржуазной школой и ее невежественными учителями, способными вызвать у учащихся лишь отвращение к наукам, над бюрократами и взяточниками, клеймит тупость и продажность министров, лжеученых и лженауку, буржуазную печать и пр.»[31].
Я всегда завидовал литературоведам, умеющим одной отточенной фразой вскрыть, как консервную банку, анализируемое произведение и добраться до его (или ее) содержания.
Болгарский исследователь Боян Ничев считает, что Нушич похож в «Автобиографии» на хирурга, анатомирующего буржуазное общество с его школой, религией, казармой, тюрьмой, браком…
«Автобиография» переведена на русский язык и доступна каждому, кто нуждается в остроумном собеседнике, в общении с человеком сердечным и умным.
Большая часть «Автобиографии» посвящена школе, и каждому предмету — глава. Полистаем их наугад.
Сербский язык.
«Есть, например, слова непостоянные и капризные, как истерички, они то и дело меняют свои туалеты…».
История.
«Древняя история — возведение пирамид, продолжительные и красноречивые беседы, философствование, поклонение многим богам и многим женщинам.
Средние века — вера в одного бога и постоянные войны и кровопролития из-за этого единственного бога. Преклонение перед женщинами и постоянная борьба и убийства из-за них.
Новая история начинается исторической фальсификацией, а заканчивается фальсификацией истории».
Естествознание.
«К естествознанию, или к естественным наукам, относятся минералогия, ботаника и зоология. Все остальные науки, как-то: математика, история, география, закон божий — по всей вероятности, науки неестественные».
А вот портрет учителя естествознания:
«Он был высокий, сухой, узкоплечий и с такими длинными руками, что казалось, будто ходил на четвереньках и только недавно встал на ноги. Когда говорил, в горле у него что-то булькало, и было похоже, что он, — да простит меня бог, — ржет; а когда смеялся, смех его напоминал ослиный крик. Одним словом, не человек, а слюнявый конь в пенсне».
Предметов много, а следовательно, глав и причин посмеяться от души.
Остановимся на географии.
Учитель объясняет строение солнечной системы. К доске вызваны трое.
«Планетами были Живко, Сретен и я.
— Ты, Живко, как известно, Солнце. Стань вот сюда и тихо и спокойно вращайся вокруг себя. Ты, Сретен, также должен вращаться вокруг себя и в то же время вращаться вокруг Живко, который, как ты знаешь, представляет Солнце.
Затем он поставил на место и меня.
— Ты Луна. Ты будешь вращаться вокруг себя и в то же время вокруг Сретена, а вместе с ним кружись вокруг Солнца, то есть вокруг Живко.
Разъяснив нам все, он взял палку и стал в стороне, как укротитель, готовый в любую минуту стукнуть по голове того из нас, кто ошибется. И вот по его команде началось вращение. Живко вращался вокруг себя, бедный Сретен — вокруг себя и вокруг Живко, а я — вокруг себя и вокруг Сретена, вместе с ним кружась вокруг Живко. Но не успели мы сделать и одного полного круга, как в глазах у нас потемнело, и мы все трое рухнули на пол. Сначала упал я, Луна, на меня свалилась Земля, а на Землю рухнуло Солнце. Получилась такая свалка, что нельзя было разобрать, где Луна, где Солнце, а где Земля. Видно только, как торчит нога Солнца, нос Земли и зад Луны.
А учитель с гордым видом стоит над этой „кучей малою“ и, не обращая внимания на наши стоны, объясняет строение планетной системы и движение небесных тел в мировом пространстве.
Можете себе представить, какая поднялась паника, когда учитель, покидая наш класс, сказал:
— В следующий раз я объясню вам, что такое вулкан.
Зная, как ревностно он придерживается системы наглядного обучения, мы с ужасом думали: кому из нас на следующем уроке придется извергать огненную лаву?»
Да-а, Нушич явно был недостаточно академической фигурой.
* * *В октябре 1924 года Браниславу Нушичу исполнилось шестьдесят лет. Почти сорок пять лет он уже занимался литературной деятельностью. 6 ноября Югославия отмечала этот юбилей.
