Марина Райкина - Москва закулисная-2 : Тайны. Мистика. Любовь
И артистка, ни о чем не думая, повторяет за ним слово в слово «суфлерчика Ванюшу» вместо «буфетчика Петрушу».
VIСамое удивительное, что и через сто лет мало что изменилось в облике суфлера. Это бессребреники невидимого театрального фронта, которые и в XXI веке демонстрируют бескорыстие и преданность своему делу. Вот старый мхатовский суфлер — Татьяна Межина. Она служит в театре 35 лет, половина из которых отдана суфлерскому делу. Ее учила суфлер из бывших актрис Ольга Бартошевич.
Татьяна Межина:
— Меня учили так: никогда не торчи в книжке, иначе пропустишь все на сцене. Посыл звука должен быть четким и направлен вперед. К артистам нужен индивидуальный подход.
А господа артисты… они мало изменились в своем отношении к суфлеру. Например, Олег Ефремов терпеть не мог, когда ему подсказывали текст, который он всегда идеально знал и в случае накладки сам выпутывался из положения. Помнят, как еще в «Современнике» в каком-то спектакле расстреливали Ефремова-комиссара. Белогвардеец прицеливается, нажимает на курок… и никакого выстрела, потому что шумовик за сценой куда-то исчез, его не могут найти. Белогвардеец безрезультатно прицеливался три раза и на четвертый Ефремов схватился за живот и со словами «Бесшумной, гад» «замертво» упал. Бесшумной — имелась в виду пуля, которой его прикончили.
— А вот Вячеслав Михайлович Невинный, тот всегда мне говорил: «Если я забуду, я на тебя гляну». Хотя он всегда выучивает текст. Просто мы в своей будке для него страховка. Или Анатолий Кторов. Он был первый оговорщик на сцене. Он мог вместо «советский» легко сказать «светский», а в «Чрезвычайном после» он вместо «наш суетный тысяча девятьсот тридцатый год» сказал «наш суетный тысяча девятьсот тридцатый век» и сам захохотал. Он всегда первый хохотал. Вот он любил суфлеров и обычно говорил: «Ты за мной следи, я сегодня путаюсь».
Из мхатовских стариков суфлеров любили Алексей Грибов, Алла Тарасова. Грибов страшно нервничал, если не видел в будке привычного лица, и этот факт лишнее доказательство тому, что профессию суфлера можно отнести к профессиям психотерапевтическим.
VIIКстати, о будках. Сегодня они сохранились лишь в трех столичных театрах Большом, Малом и МХАТе им. Чехова. Если смотреть со сцены, то вид будки мало изменился — та же норка, только более комфортабельная и без сквозняков. Стульчик, стол для текста, как полочка, лампа, пульт.
Из суфлерской же будки видно и слышно такое, что даже опытный зритель не заметит. Например, заговор мастеров против новичков. Их любил устраивать любимец публики Василий Топорков. Спектакль «Лиса и виноград». Эзопа поймали, привели в дом хозяина и кричат: «Привели Эзопа под стражей!» И вот Топорков, который играет Эзопа, на репетиции подходит к молоденькой артистке, исполняющей роль служанки, и на полном серьезе говорит ей: «Деточка, поверьте мне, старому опытному артисту, такое бывает: если вы говорите „привели Эзопа под стражей“, то зритель слышит „привели, и жопа вся в саже“. А если вы скажете: „Привели, и жопа вся в саже“, то он услышит, что привели Эзопа под стражей. Это такой эффект». Сказал и ушел, оставив артистку в ужасе.
И вот спектакль. Труппа затаилась, ждет, как молоденькая артистка скажет про… сажу. Суфлер видит всеобщее напряжение, готовое разорваться хохотом.
— Но… — говорит Татьяна Межина. — Сработал закон театра — даже самый неумный артист никогда не уйдет от привычной реплики. И артистка ко всеобщему неудовольствию все-таки правильно произнесла: «Привели Эзопа под стражей».
Тот же Топорков в начале своей карьеры имел печальный опыт в работе с суфлером. В провинции он играл в спектакле «Коварство и любовь». На одном из представлений ему пришлось срочно заменить не явившегося актера, игравшего отца Карла Моора. И вот сцена свидания в тюрьме. Топорков, который совсем не знал этой роли, сидит, слушает суфлера. Тот шепчет: «Кашляет». Топорков не понимает. «Кашляет», — повторяет суфлер. Топорков напрягается. «Кашляет же!» нервничает суфлер.
— Кашки бы, — довольно повторяет артист.
На легендарном спектакле «Синяя птица», который играли уже несколько сот раз, артист Всеволод Шиловский — Кот забыл свою реплику. Он элегантно движется к суфлерской будке: «Мяу-мяу, мяу-мяу» — в надежде услышать подсказку. А из суфлерской будки ему в ответ: «Мяу-мяу». Суфлерша решила, что Шиловский таким образом с ней заигрывает.
VIIIА вот в Театре имени Маяковского, как и в Вахтанговском театре, никогда не было будки. Там суфлер тихо сидел на стульчике в кулисах, и все артисты знали, что если Любовь Лазаревна Лесс на месте — спектакль пройдет спокойно.
Александр Лазарев:
— Это была удивительная личность — очень профессиональная, но при этом смешливая, шумная. Обладала способностью подсказывать так, что в кулисах ей кричали: «Люба, тише! Люба, тише!» Об этом в театре вспоминают со смехом, но она действительно была профессионалом высокого класса. В отличие от всех предыдущих наших суфлеров, она писала нам записки с замечаниями или приходила в гримерки и разбирала ошибки. «Сашенька, — говорила мне Любовь Лазаревна, вы неправильно произносите слово. Так по-русски не говорят». От нее же я услышал, может быть, первый в жизни комплимент. В спектакле «Плоды просвещения» я играл Сахатова, который при первом появлении сбрасывал шубу. «Сашенька, кто вас научил сбрасывать так шубу с плеча? Кто ваши родители?»
Но и с профессионалами случаются казусы. Шел спектакль «Жизнь Клима Самгина». Юрий Горобец играл ротмистра Романа Леонтьевича. И артист Анатолий Ромашин, который вышел на сцену, вдруг забывает его имя. Он подходит к кулисе и тихо так спрашивает: «Люба, как зовут Горобца?» И она на полном серьезе отвечает: «Юрий Васильевич».
IXСуфлер в пьесах и водевилях — чаще всего роль эпизодическая. А вот Виктор Шендерович в сценке «Нимфа» сделала его одним из главных действующих лиц. Вот как это у него получилось.
Гамлет. Чего там дальше?
Суфлер. «Офелия! О нимфа!»
Гамлет. Кто?
Суфлер. Что?
Гамлет. Кто нимфа?
Суфлер. Офелия.
Гамлет. Мы чего играем?
Суфлер. «Гамлета».
Гамлет. А «Поросята»?..
Суфлер. «Поросята» были с утра.
Гамлет. Сейчас что, вечер что ли?
Суфлер. Ну.
Гамлет. С ума сойти, как летит время! «Офелия! О нимфа!..»
Занавес.
Нужен ли суфлер театру будущего, если театр настоящего так легко отказался от этой нужной профессии? Возможно, была права Сара Бернар, когда, вернувшись в Париж из европейского турне, буквально уничтожила в своем театре суфлерскую будку? Как показал опрос, радикальных поступков относительно раритетной профессии в театре никто не жаждет. Актеры считают, что суфлер на репетициях незаменим. А некоторые хотели бы видеть его и на спектакле, как гарантию внутренней уверенности, покоя и талисман успеха.
Как же он оплачивается, труд суфлера?
— Чистыми у нас, может быть, тысяча шестьсот выходит, — говорит Татьяна Межина из МХАТа. — Конечно, маловато, но Олег Табаков обещал пересмотреть зарплату и повысить.
Не хотелось бы расстраивать наследников старинного ремесла, но их коллеги в начале века получали несравнимо больше — от 100 до 150 рублей в месяц. Это были очень большие деньги: покупательная способность рубля была совершенно другой, чем теперь — килограмм парной говядины стоил 47 копеек, а обед в трактире из пяти блюд обходился в 13.
Время суфлеров — это старинные открытки с выцветшими персонажами. Это черно-белое кино с рвущейся от времени пленкой. Раритет. Антиквариат, который сегодня достать труднее, чем какой-нибудь комод из карельской березы с бронзовыми ручками. Ностальгия по чему-то безвозвратно утерянному с запахом домашнего уюта и тепла… И неужели потомкам нынешних актеров уже некому будет сказать: «Подавай-ка, душа моя, мне сегодня погромче!»?..
Здравствуйте, я ваша тетя!
Каждая женщина в душе мечтает хоть один раз побыть мужчиной. Каждый мужчина мечтает хоть раз почувствовать себя женщиной. Где это возможно? Либо в постели, либо на сцене. Я не знаю и не хочу знать, кому удалось попробовать свои силы в адюльтере, а вот на сцене… Подмостки позволяют даже самым крутым мужчинам испытать мгновения слабости, нежности и капризного недомогания. Волосатость кривых ног скрывает дымчатый капрон, а поролон, заложенный в лифчик, имитирует грудь № 5. Впрочем, хорошие артисты не внешними атрибутами добиваются сходства со слабым полом. Как не согласиться с китайцами и японцами, утверждавшими, что лучше всего женщин на театре играют именно мужчины. Шекспир был того же мнения и не допускал до сцены своего «Глобуса» дамочек. Некоторые драматурги буквально требовали, чтобы в их пьесах женские роли играли только мужчины, и обожали ставить своих героев в положение, когда им с перепугу ничего не оставалось, как прохрипеть:
