Ходжакули Нарлиев - Каракумы. 45° в тени
— Вот следы, — заметил Оразгельды.
Они быстро вернулись в машину и поехали по следам, быстро заносимым песком. Вот еще одна растерзанная овца, еще и еще…
— Вот они! — крикнул Оразгельды.
В свете фар показались волки, угонявшие часть отары.
— Быстрее, сынок, быстрее!
Волки, почуяв погоню, бросились в разные стороны.
Подъехав к овцам, Оразгельды стал грузить их в кузов.
Светало.
На строительной площадке ветер срывал
щиты и рогожи, которыми были прикрыты траншеи, поднимал в воздух и уносил прочь. Один щит, кувыркаясь, подкатил к соленому озеру, полыхавшему сплошным костром, вспыхнул и, рассыпая искры, понесся по пустыне дальше…
— Скажи, ты очень сердишься на меня? — спросила Вера.
— Очень, — сказал Юсуп. — Я даже не могу объяснить тебе, как я зол. Но больше мы никогда не будем вспоминать об этом.
Они разговаривали в вагончике, сидя на койках друг против друга. В невидимые оконные щели надувало пыль.
— Мне будет легче, если мы уедем отсюда, — сказала Вера. — Работы в песках полно.
— Мы не можем уехать, это будет похоже на бегство сусликов. И так уже мало кто верит, что месторождение удастся спасти.
— А ты веришь?
— Верю, — твердо сказал Юсуп.
— Что это? — испуганно спросила Вера, взглянула в окно.
Горящий щит приближался к складу горюче-смазочных материалов и гаражу, куда на время песчаной бури согнали- всю технику: тракторы, бульдозеры, трубоукладчики, грузовики, пожарные машины…
— Зови ребят! — крикнул Юсуп и выбежал из вагончика.
Щит был большой — в два человеческих роста. Изловчившись, Юсуп схватил его с той стороны, где не было еще огня, и тут их вместе мощным порывом ветра подняло в воздух. Юсуп отпустил руки, а щит, хлопнувшись о землю, вновь был подхвачен ветром…
Юсуп догонял его, пытаясь наступить на сколоченные доски ногой, придержать руками. Ничего не получалось. До склада горюче-смазочных материалов оставалось не более сорока метров. Тогда он, выбрав момент, обеими ногами прыгнул на щит. Чувствуя, что его сейчас опрокинет, Юсуп распластался на нем всем телом.
Начинала гореть одежда. Стиснув зубы от нестерпимой боли, он продолжал лежать, понемногу планируя на горящих досках. В какой-то момент ему удалось ухватиться рукой за ветвь саксаула.
Вместе с кожей островками выгорали на нем рубашка и брюки. Огонь хлестал по рукам и лицу. Кричать не хватало сил. Теряя сознание, он мертвой хваткой удерживал ветвь, готовую вот-вот оторваться от своего ствола.
Подбежали рабочие, баграми зацепили щит, сияли с него Юсупа и отнесли в медпункт. Положили на койку.
Вера грохнулась на колени. Не в силах поверить в самое страшное, она целовала его почерневшее лицо, трясла, надеясь, что может случиться чудо и к нему вернется сознание.
Буря кончилась, стало совсем светло.
Оразгельды подъезжал к поселку в тот самый момент, когда тело Юсупа Бердыева, накрытое простыней, на носилках несли к самолету. За ним медленно двигалась колонна тракторов, трубоукладчиков, пожарных машин.
Оразгельды подошел к Круглову:
— Кого это?
— Юсупа.
Носилки внесли в АН-2. Вместе с Верой в самолет вошли Халык и Марко Птиченко.
Водители всех машин одновременно нажали на клаксоны, и все остальные звуки мгновенно исчезли в пронзительном долгом и печальном гудке…
Короткий разбег — и самолет, выкрашенный в цвет бутылочного стекла, взлетел. Набрав высоту, он совершил прощальный круг над поселком, потом еще один круг — над ревущим факелом и взял крус на север.
Оразгельды протянул Круглову ключи от машины.
— На первый раз прощаю тебя, — сказал Круглов. — Но если еще хоть раз самовольно уедешь…
— Ты не понял меня, Круглов, другого раза не будет. Я возвращаюсь овец пасти.
Оразгельды вложил в ладонь Круглову ключи.
Между тем факел поднялся еще выше. Теперь в нем было за сотню метров.
День и ночь люди вели неравную схватку с огнем. Через скважины мощные помпы закачивали соленую воду под землю. Непрерывно поливали раскаленный песок, от которого, как от жаровни, поднимался густой пар.
Дверь штаба была открыта, и Малышев, разговаривая по телефону с Довлетовым, поглядывал в сторону факела.
— Закачка воды через скважины пока не дала никаких результатов, — докладывал он.
— Новые грифоны появляются?
— Да. Появились грифоны на расстоянии трех и более километров от аварийной скважины.
— На днях прилетает академик Никитин, — сказал Довлетов. — Спросим, что он думает по этому поводу, посоветуемся. Все, до встречи.
Проснувшись, академик Никитин посмотрел в круглое оконце иллюминатора.
Под крылом, далеко внизу, клубились белые облака.
Подлетали к Ашхабаду. Стюардесса рассказывала о городе и республике, о страшном землетрясении сорок восьмого года, после которого столицу пришлось строить заново, о промышленности, о добыче газа и нефти, о хлопке, что после Сахары Кара-кумы — самая большая пустыня в мире…
— Здравствуйте, — сказала женщина, сидевшая рядом.
— Мое почтение, бонжур…
— У вас завидная нервная система.
— Почему вы решили?.. А, да, спал от Москвы до самого Ашхабада. В самолетах это со мной случается.
— Если не ошибаюсь, академик Никитин?
— Совершенно верно. — Академик силился вспомнить, где он мог видеть свою соседку. — Ради, бога, простите, никак не могу припомнить, где мы встречались прежде. Вижу, лицо знакомое…
— Я обозреватель центрального телевидения по науке. Моя фамилия Комарова.
— Ну конечно же, я вас видел в программе «Время», — вспомнил Никитин.
— Вы летите в Карамургаб?
— Да.
— Мне известно, что там большая авария. Может быть, самая большая из тех, которые до сих пор случались.
— Может быть, — согласился академик. — Вы тоже в Карамургаб?
— Нет, я лечу в Ашхабад на съезд герпетологов.
Справа в иллюминаторе появились горы. Самолет садился.
…Довлетов встречал Никитина у трапа.
Они сели в «Волгу», и машина, лавируя среди стоящих и передвигавшихся самолетов, подвезла их к ожидавшему вертолету.
А посреди пустыни, словно в укор неопытности и бессилию человека, продолжал сгорать извергавшийся мощным столбом газ.
Рядом высились четыре буровые вышки.
На строительной площадке, откуда виден факел и слышен его страшный гул, рабочие лопатами расчищали засыпанные бурен траншеи. Копали все — и новый начальник участка Круглов, и лаборантка Вера, и некоторые старики из аула, подростки, копал продавец Мамед…
— Мы здесь без тебя обойдемся, — сказал Халык Вере. — Иди отдохни хоть немного.
Вера молча продолжала работать.
Послышался стрекот вертолета. Вера, заслоняясь рукой от солнца, отыскала в небе железную «стрекозу».
Вертолет кружил над всей территорией, пылавшей многочисленными грифонами. И пока мы вместе с Никитиным и Довлетовым будем с высоты полета рассматривать изуродованную огнем землю, прислушаемся и к их разговору.
— Когда ты по телефону мне все описывал, — говорил Никитин, — я не мог представить, что это так страшно.
— Да, это надо видеть… Что будем делать, Сергей Иванович?
— А что тут сделаешь? Боюсь, нужно приготовиться к худшему.
— Мы не можем бросить Карамургаб: крупнейшее месторождение, все- его ждут…
— А газ задавить мы можем?
— Кроме того, рядом стоит аул, — продолжал свое Довлетов. — Жить по соседству с таким фонтаном становится все опаснее. Если мы не задавим его, людям придется покинуть свои жилища. А здесь их пастбища. Здесь их колодец. Как я буду в глаза им смотреть? Я родился в этом ауле.
— Понимаю тебя, Нуры. Но ведь я всего-навсего академик, а не господь бог. Что касается газа, то он ведет себя просто по-дьявольски. Я ничего подобного никогда не видел, хотя, как ты знаешь, видел немало.
— Что еще можно попробовать? — спросил Довлетов.
— Представь себе, не знаю. Вы сделали все, что можно. Стихия выступила здесь так грозно, что рядом с ней я невольно начинаю казаться себе самому букашкой. Таким вот микроскопическим муравьем.
— Нет, надо что-то придумать…
Никитин вздохнул:
— Придется, Нуры, доложить министру о состоянии дел. Надо выяснить, чем грозит сгорание такого объема газа для окружающей среды. Тем более, что это может затянуться лет на тридцать. А то и больше.
— Еще неизвестно, как дальше поведет себя газ. Какие еще преподнесет сюрпризы.
— Да, неизвестно. Беда наша в том, что нет похожих фонтанов. Они все разные, к сожалению…
— И все-таки, — упрямо произнес Довлетов, — надо что-нибудь придумать!
Вблизи факела, окруженного буровыми вышками, вертолет застыл неподвижно в воздухе.
