Семен Цвигун - Возмездие
— Фузилерный батальон под видом рабочей команды польских военнопленных выходит в район сосредоточения.
— Отлично…
Рот кладет трубку одного телефона и тотчас же тянет руку к другому. Выслушав, докладывает:
— Третий батальон в санитарных машинах вышел на исходную, штурмбанфюрер!
— Пока все идет хорошо…
Бросив на стол карандаш, Занге подходит к перископу, снимает чехол, приникает к окуляру. В перископ хорошо видна площадка, на которой установлены ракеты. Занге опускает перископ.
— У вас все готово?
— Да, — отвечает несколько небрежно Рот. — Достаточно повернуть рукоятку — и… — заканчивает он жестом.
Алиев сидит на топчане у стены в накинутой на плечи шинели и греет руки о кружку с чаем. Лицо у него усталое, время от времени он с трудом сдерживает рвущийся кашель.
Млынский — у стола, над картой. Сосредоточен, молчалив.
Входит лейтенант Ковалев.
— Разрешите, товарищ полковник? Последние донесения от разведгруппы.
— Давай. Ванда еще не вернулась?
— Никак нет.
— Как только появится, сразу ко мне… Все спокойненько… — с иронией говорит Млынский, просмотрев донесения.
— Что тебя беспокоит, Иван Петрович? — спрашивает Алиев.
— Все спокойненько, как на кладбище… Обозы с ранеными, строительные команды, «охотники» в «Вилене»… А? Ничего подозрительного, просто идиллия, и до сих пор ни разу не потревожили. Не такая уж тут глухомань… А ты опять простыл? Сыро тут в лесу для тебя, Г асан.
— Ничего, скоро в Баку на солнышке отогреюсь.
— Идем на воздух. — Млынский посмотрел на часы. — Кому-то выгодно, Гасан, чтоб мы тут сидели в лесу у полигона и не рыпались. Надо во что бы то ни стало выяснить, что за объект «Хайделагер». Откуда там столько летчиков?
Над лесом застрекотал самолет-разведчик, и жизнь в лагере замерла.
Ерофеев, сидевший у входа в пещеру, вытянулся, когда из нее вышли Алиев и Млынский. Из палатки радистки доносилось нудное треньканье балалайки.
— Ох надоел, — вздохнул Ерофеев.
— Самолет? — спросил Алиев. — Над нами кружит, подлец.
— Нудит и нудит целый день. И этот тоже… — кивнул Ерофеев в сторону палатки. — Охмуряет Катьку, хоть бы путное что сыграл.
Млынский вошел в палатку, и Иванов со своей балалайкой тут же выкатился оттуда. Катя Ярцева смущенно поправила волосы, стала искать наушники.
— Я сейчас, товарищ полковник, еще десять секунд. — Она надела наушники, взяла карандаш. — Есть! — Аккуратным почерком стала записывать цифры шифровки…
Гул самолета стих.
Хват, Алиев, Озеров и Иванов сидели на плащ-палатке неподалеку от входа в пещеру, под раскидистой кроной дерева.
Подошел Ерофеев, нагнулся, поднял с земли балалайку, лежавшую рядом с Ивановым, потренькал, заиграл. Играл он здорово. Увлеченные игрой Ерофеева, офицеры не заметили, как прошли к пещере Радкевич и Ванда в сопровождении лейтенанта Ковалева.
Ерофеев, кончив играть, отложил балалайку.
— Ай да Ерофеич! — сказал Озеров. — Учись, Ваня.
— Зачем такой талант прятал? — спросил Алиев.
— Для конспирации, — усмехнулся Ерофеев.
— Может, ты и не Ерофеич вовсе, — засмеялся Хват, — а Ойстрах.
— Страх для фрицев — это точно.
— Товарищи офицеры! — вскакивает Хват, завидев вышедших из пещеры полковника и Радкевича.
— Сидите, сидите, товарищи. — Млынский тоже опускается на плащ-палатку. — Ерофеич, поиграй еще, у тебя хорошо получается. Только вон там. И последи, чтобы нам никто не мешал…
— Есть поиграть немного на балалайке!
— Вот что получено из Москвы, — сообщил Млынский. — По имеющимся сведениям, противник планирует использовать бомбардировщики «Хейнкель-111» для нанесения ракетных ударов по Москве, Ленинграду, Куйбышеву и важным промышленным объектам, расположенным за Уралом…
— Ишь куда хватили, сволочи, — сказал Ерофеев..
— Подготовка экипажей бомбардировщиков и пилотов-смертников, которые будут наводить ракету на цель, развернута где-то в степном лагере…
— Ничего себе, точные данные, — качает головой Хват. — Где в степи?
— Необходимо во что бы то ни стало сорвать этот замысел. Подписано: Антонов… Вот так— во что бы то ни стало.
— Пошли ва-банк, — покачал головой Алиев. — Готовят пилотов-смертников.
— Найдут фанатиков, — сказал Радкевич.
— Времени на раздумья и колебания у нас больше нет, — сказал Млынский. — На рассвете атакуем полигон. — Он развернул карту. — Взвод минеров передаем отряду Радкевича. Задача поляков — уничтожить ангары и склады на объекте «Хайделагер». Группы прикрытия обязаны обеспечить время, чтобы мы успели на полигоне «Близна» снять с ракет все ценное оборудование, принять самолет, погрузить на него приборы и раненых… Ты, Виктор Сергеевич, — повернулся он к Хвату, — сегодня же ночью с ротой Бейсамбаева и всем хозяйством уйдешь в Чехословакию… Это приказ. На границе встретишься с чешскими партизанами отряда имени Яна Жижки. Они помогут тебе. Маршрут согласован. Мы пойдем следом. Вопросы есть?
Алиев спросил неожиданно:
— Как будет «степь» по-немецки?
— Степпе, — ответил Радкевич.
— Почти как по-русски. Я все думаю — где у них степи в Германии, где искать этот лагерь смертников?
— Найдем, Гасан…
— А «пустыня» как?
— Оде, — сказал Радкевич.
— Вюст, — добавил Млынский. — Постой-постой… Ах ты умница, Гасан! Дай-ка я тебя расцелую!..
— Ну-ну, что ты вдруг?
— Смотри! — Млынский достал из кармана картонку. — Это принесла из Кракова Ванда.
— Так, — сказал Алиев и прочитал: — «Объект «Хайделагер» находится северо-восточнее Дембицы. Это крупный аэродром с подземными ангарами и складами горючего. Кюнль прибыл в Краков…»
— Ты сюда смотри, — показал на карте Млынский. — «Хайделагер». «Хайде» по-немецки «луг», «пустошь», а молено перевести и как «степь». «Хайделагер» — «степной лагерь». Это то, что нам нужно, Гасан! Вот где они готовят смертников. Ну, Радкевич, задача наша осложняется. Взвода минеров тебе маловато будет, я думаю…
Вечер. В ресторане отеля «Монополь» полно посетителей: офицеры, чиновники генерал-губернаторства, женщины. Шумно. Накурено. Шторы на окнах плотно задернуты.
На небольшой эстраде танцевальная пара в испанских костюмах исполняет хабанеру.
Официант, высоко поднимая над головой поднос с бутылками, ловко пробирается между тесно составленными столиками.
Карасев и Гелена сидят у окна. Гелена в смело декольтированном платье, курит, качая ножкой в открытой туфельке… Около них остановились два офицера-танкиста, по виду — недавно с фронта, оба с рыцарскими крестами.
— Разрешите, капитан? — обращается один из них к Карасеву.
— Прошу прощения, господа! — Карасев встает. — Места зарезервированы службой безопасности…
— Идем, Генрих, — говорит брезгливо первый офицер, — здесь все зарезервировано тыловыми крысами…
Офицеры отходят.
— Кюнль не выходил из отеля? — спросил тихо Карасев.
— Нет-нет. Я весь вечер болтала в холле с этим болваном Зохбахом. Потом пришел Шумский…
Танцевальную пару на эстраде сменил красноносый клоун с пилой, на которой он, поломавшись, заиграл сентиментальный вальсик. И в это время в зал входит Кюнль. Окинув взглядом переполненный зал и заметив свободные места, нерешительно приближается к столику Гелены.
— Добрый вечер, — склоняет он голову с аккуратным пробором. — Простите, я вам не помешаю?
— Нет. Ради бога… — отвечает Гелена.
— Благодарю. Зигфрид Кюнль. Инженер, — представляется он.
— Эрнст Деннерт, — поднимается и щелкает каблуками Карасев. — Фрейлейн Гелена.
Кюнль садится за столик.
— Давно из Берлина? — спрашивает Карасев.
— Только сегодня. Как вы догадались?
— Когда я слышу родной говорок…
— Так вы берлинец? — улыбается Кюнль. — Рад встретить здесь земляка. А фрейлейн Гелена?..
— Гелена родилась здесь, в Кракове. Отец — немец, мать — полька, — говорит Карасев.
— A-а, так вот откуда в вас это… необычное очарование, — улыбается Кюнль, не отрывая глаз от Гелены.
— Благодарю. Слышишь, Эрнст? От тебя никогда не дождешься ничего подобного…
— Что с меня возьмешь? Грубый солдат, — вздыхает Карасев. — Вы раньше бывали в Кракове?
— Нет. Никого не знаю и рад знакомству с вами…
— Уютный городок. Но теперь здесь не так: фронт слишком близко…
Кюнль только кивает в ответ.
Клоун со своей пилой наконец-то убрался с эстрады. Раздаются жидкие аплодисменты, которые неожиданно переходят в овацию. К удивлению Кюнля, на эстраду выходит Гелена.
Кюнль слушает песню, не отрывая глаз от певицы. Словно почувствовав его взгляд, она улыбается в ответ.
