Анатолий Гребнев - Успех
— Тут всё интересно! Мы ставим неразгаданную пьесу. Мы ее разгадываем!.. Подожди уходить, постой! Нина, Тригорин, продолжайте!
— «Здравствуйте, Борис Алексеевич», — сказала Нина.
— «Здравствуйте», — отвечал Тригорин.
— Тут ремарка: «Уходит быстро», — напомнил Олег.
— Никуда не уходишь! Стоишь!
— Подслушиваю, что ли?
— Подслушиваешь, да!
— Стыдно же!
— Стыдно, правильно! В этой пьесе придется любить, страдать, унижаться, плакать! Где ты стоишь?
— Я стоял здесь.
— Отступи немного.
— Они меня видят.
— Ну и что же? Не видят они тебя, не видят. Кто ты такой, чтобы тебя видеть? Стой себе на здоровье, унижайся… «Здравствуйте, Борис Алексеевич». И пошло дальше… Павел Афанасьевич, следующий раз прошу вас прийти на репетицию в нормальном костюме. Мне мешает этот ваш свитер с оленями… Дальше! Какой там у вас текст?..
Евгений Иванович, директор театра, мужчина средних лет, аккуратный, при галстуке, в отделанном деревом кабинете, внимательный и спокойный, как министр, поднялся из-за стола для рукопожатия, предложил гостю кресло, боржоми и сигареты:
— Прошу вас. — И перешел к делу: — Геннадий Максимович, и оторвал вас от репетиции, прошу извинения, но надо выяснить ряд вопросов. Во-первых, как у нас с «Чайкой»? Я что-то стал думать: а нужен ли нам сейчас этот спектакль?
Лицо Геннадия оставалось невозмутимым; не последовало никакой реакции, но реакцию можно было предположить, и директор продолжал тихим голосом, у него был тихни голос человека, которого слышно и так:
— Прошу понять правильно: речь идет пи в коем случае не о вас и не о нашем альянсе. Более того, есть пьеса, которую мы бы сейчас вам охотно предложили. Нашего местного автора, инженера, Вы, тем более, человек, склонный к эксперименту… — Папка с рукописью лежала в ящике стола. Евгений Иванович извлек ее и протянул Геннадию.
Вошел Николай Александрович, главный режиссер. Он был, по-видимому, в курсе дела.
— Это терпит? — спросил Геннадий, подержав и отложив папку.
— В каком смысле? — спросил директор.
— У нас сейчас довольно напряженный график.
— Вы меня, видимо, не поняли, — с удивлением, проговорил директор и посмотрел на Николая Александровича. — Речь идет о том, чтобы, собственно говоря…
— Вам нужна актуальная пьеса. Я думаю, что «Чайка» в этом отношении как раз подходит, — бодро сказал Геннадий. — Николай Александрович подтвердит. Мы, тем более, поставим ее современно, в духе сегодняшнего дня.
Николай Александрович промолчал.
— Вы думаете, это будет правильно? — спросил озабоченно директор.
— Что именно?
— В духе сегодняшнего дня.
— Ну, не в прямом смысле, — быстро нашелся Геннадий.
— А в каком? Вы хотите нам сказать, что все эти декаденты и модернисты, что они и есть новаторы, а реалистическое направление себя изжило… А? Не попадем мы с вами?
— Куда?
— Ну, не в тюрьму, конечно. В газету. Тоже мало радости. Тем более, эти модернисты известно кому служат. А? — Евгений Иванович выразительно посмотрел на Геннадия. — Так что, знаете, дело такое, что еще подумать надо… Заблудиться можно! — И он посмеялся.
— Не заблудимся, Евгений Иванович, — солидарно посмеялся в ответ Геннадий. — У нас сейчас такие актеры, которые не дадут заблудиться. Одно только участие Зинаиды Николаевны — уже гарантия…
— Гарантия чего?
— Что у нас не будет этих самых… никаких модернистов.
Директор сосредоточенно тер лоб. На лице его выражалось крайнее недоумение. Он посмотрел на Николая Александровича, тот что-то чертил карандашом, не поднимая глаз.
— Но подождите, а при чем тут Зинаида Николаевна? Разве она у вас занята?
— Безусловно.
— Каким же образом, я что-то не понимаю.
— Она репетирует Аркадину.
— Репетирует? Вы уверены?
— Конечно. — Геннадий встал, подводя итог разговора.
— Ну, смотрите, — пожал плечами директор. — И снова удивился: — Куда же вы?
— У меня репетиция.
Директор нажал кнопку селектора. Послышались голоса со сцены: реплика Нины, реплика Тригорина. Директор послушал и сказал вяло:
— Ну, идите. — И уже вдогонку: — Пьесу вы заберете?
Геннадий вернулся и взял папку.
В актерской раздевалке встретились с Олегом. Он прибежал откуда-то, настиг Геннадия:
— Ну что?
— А именно?
— Чем кончилось?
— Все в порядке. Беги.
— Бегу, — сказал Олег. — С этим юбилеем!.. Видишь, что делается. — Мимо них только что пронесли корзину цветов. — Она уже здесь с двух часов, всех задергала, сам представляешь…
Геннадий посмотрел вслед корзине. Несли уже " вторую…
— Кстати, хочу тебя просить, — сказал Олег, — если я тебе не очень нужен завтра и, может быть, еще день в конце недели — у меня там запись на радио, «Герой нашего времени». Взяли, черти, дневную смену…
— Хорошо, — сказал Геннадий нетерпеливо, хотя, судя по всему, никуда не торопился. Торопился Олег.
Они попрощались за руку. Олег спросил, убегая:
— Ты ждешь кого-то?
Геннадий, уже одетый, постоял с минуту в размышлении, затем разделся, повесил куртку и — уже решительным шагом, не останавливаясь, — направился в глубь театра, по лестницам и коридорам…
— Кто там? Входите! — откликнулась из-за двери Зинаида Николаевна Арсеньева.
Она сидела за столиком у себя в актерской уборной, среди фотографий и афиш. Геннадий вошел. Она увидела его в зеркало.
— Вы?
— Я— Вы хотели меня видеть.
— Кто вам сказал?
— Так мне показалось.
— Нет, голубчик, это ошибка, — сказала с милостивой улыбкой Арсеньева. — Видеть вас я не хотела, да и не время сегодня, так что, пожалуйста…
«Пожалуйста» означало «уходите», но Геннадий спокойно придвинул к себе свободный стул, сел за ее спиной.
— За что вы меня невзлюбили, Зинаида Николаевна?
Она не успела отреагировать: открылась дверь, две женщины-билетерши стали вносить корзину цветов.
— Зачем это? — обернулась к ним Арсеньева. — Кто вам сказал — сюда цветы? К Якову Гавриловичу, все к Якову Гавриловичу! Ну что вы стоите, я вам сказала!
Женщины попятились, корзина застряла в узком проеме двери, Геннадий вскочил и помог ее вынести. Вернулся.
— Спасибо, голубчик, — сказала ему Арсеньева. — И, право же, отложим этот разговор, если он вообще имеет смысл. Давайте.
— И все-таки, — сказал Геннадий, устроившись на прежнем стуле.
Она наконец повернулась к нему от зеркала.
— Что все-таки? Милый мой, ну не надо же, я так не люблю выяснять отношения. «Взлюбила — невзлюбила» — в моем возрасте уже не играют в эти игры.
— А какой ваш возраст? Сколько вам? — спросил Геннадий.
Она опять удивилась, и было чему удивиться. Оглядела его с ног до головы. И сказала вдруг весело:
— А вам какое дело? Все мои!
Потом спросила, продолжая смотреть на него:
— Это вы так невоспитанны или играете простачка?
— Невоспитан, — сказал Геннадий. — Послушайте, Зинаида Николаевна, я сейчас уйду, вы только скажите мне, что вы согласны играть у меня в спектакле!
— Да нет, милый, это уже решенный вопрос, не будем к нему возвращаться.
— Но я не согласен. Вы мне очень нужны. Вы даже не представляете, как вы мне нужны. Это будет лучшая ваша роль, я вам обещаю!
Она засмеялась.
— Вы мне даже нравитесь, честное слово! Такое самомнение? — Она смотрела на пего с интересом, сочувствием. — Голубчик, я вас понимаю. Вы молоды, у вас переломный момент в жизни, от вас ушла жена, в московском театре вы не прижились, что-то там не получилось с новаторством, теперь вы у нас, и все поставлено на карту… Видите, все про вас известно, это же театр!.. Но, честное слово, при чем же здесь я, ну мне решительно не хочется у вас играть, вы мне неинтересны, роль тоже, я такое уже играла. Возьмите вон Карелину, она прекрасно вам сыграет, еще спасибо скажет, что заняли в репертуаре… Что вы так смотрите?
— Вот так, вот. так вы должны сыграть, — пробормотал Геннадий, не отрывая взгляда, откровенно любуясь ею сейчас. — Послушайте! Я готов пригласить вашего мужа, я дам ему роль Дорна! Все, решено! Соглашайтесь!
— А при чем тут мой муж?
— Ну, если это ваше условие.
— Кто вам сказал?.. О, эти наши несчастные бабы с неустроенной судьбой! — усмехнулась Арсеньева. — Они, когда видят семейную пару, у них сердце щемит.
Им все мерещится за этим что-то ненормальное!.. Да если бы я хотела устроить карьеру моему мужу, поверьте, я бы это сумела сделать без вашей помощи, но у меня нет таких целей, и меня вполне устраивает мой муж, Владислав Павлович, в том качестве, в каком он есть. Два великих артиста на одну семью — это многовато. И вообще, между нами говоря, мужчина актер… Тут уж надо выбирать что-то одно: либо актер, либо мужчина. А иначе получается Павлик Платонов… — И Зинаида Николаевна зло усмехнулась. — Подождите, я занята! — крикнула в приоткрывшуюся дверь.