Валерий Тодоровский - Любовь
Они остались втроем.
— Пошли, — сказала Маша.
В темноте они вошли в маленькую темную комнатку. Загорелся плетеный светильник. Здесь было уютно и тесно. На стенах висели детские Машины рисунки, сделанные цветными карандашами.
— Садись, — Маша указала на диван.
Он сел. Она опустилась рядом с ним.
— Поцелуй меня. — Она поежилась, будто от холода.
Саша взял ее за плечи.
— У вас что–то случилось, — спросил он, — с мамой?
— Поцелуй меня.
Он поцеловал ее в губы, осторожно и целомудренно.
— Что у тебя во рту?
— Косточка, — смутился он.
— Выплюнь, — Маша подставила руку. Он выкатил на ладонь отшлифованную во рту косточку персика. Она положила ее на краешек дивана и торопливо, будто боясь, что помешают, обняла Сашу…
В а д и м. Теперь я понял. Я люблю ее. Да, я люблю ее…
… Среди антиквариата, отражаясь в трех видах в старинном трюмо, на широкой кровати лежат Вадим и Марина. Застывшими глазами она смотрит на Вадима, красного, всклокоченного, нависающего над ней.
— Что, все? — говорит она.
— Кажется, — шепчет он.
Она вдруг начинает смеяться, и он смеется, зарывшись лицом в ее волосы.
— Слезай. Я простыню посмотрю. Вадим откатывается на другую сторону кровати. Марина встает и рассматривает простыню.
— Посмотри, — она тихо смеется. — Нет, ты посмотри, что наделал!
Вадим, перегнувшись, разглядывает результат.
— И чтобы потом ничего не говорил. Ты мой первый, первый… — Она быстро его целует и возвращается к простыне: — Не отстираешь.
А в соседней комнате, перед телевизором сидит бабушка Марины. Фигурное катание не увлекает ее. Взгляд ее беспокоен. Она делает телевизор тише, осторожно ступая, подходит к комнате внучки и прислушивается. Тишина…
… Маша спала у него на плече. Он поцеловал ее в губы, осторожно встал и вышел в прихожую. Оделся. Комната матери была приоткрыта, и Саша увидел Ирину Евгеньевну и Михал Михалыча. Обнявшись, они сидели на диване. Прошел на кухню. Ревекка Самойловна стояла у окна, спиной к нему. Саша не решился окликнуть ее и ушел, не простившись.
По лестнице спустился вниз. В тускло освещенном парадном подошел к почтовым ящикам. Один из них попытался открыть пальцем — дверца не поддавалась. Саша достал авторучку и отломил от нее узкий металлический язычок. Согнул его и вставил в щель для ключа. Вскоре ему удалось открыть ящик. С почтой в руках он подошел к лестнице, где горела лампочка. «Известия», «Вечерняя Москва», счет за междугородный телефонный разговор, — ничего себе! — тридцать четыре рубля сорок копеек. Город не указан. Саша встряхнул газетами, на пол упала открытка. «Дорогие! Поздравляем с праздником Великого Октября! Мира, счастья…» — Саша миновал текст, посмотрел на подпись: «Софа, Коля».
Саша потряс еще, но на этот раз ничего не выпало. Он аккуратно сложил почту, сунул обратно в ящик, вышел. Падал снег.
Днем Саша бродил по улице, где жила Маша, несколько раз проходя мимо зоопарка, мимо ее двора.
Он увидел Ревекку Самойловну. Она вышла из арки и быстро зашагала прочь. Саша последовал за ней. Вскоре Ревекка Самойловна остановилась у особнячка, рядом с которым толпились люди. Группками здесь стояли старухи, молодые люди с черными бородками что–то жарко обсуждали. Чуть поодаль топтался милиционер. На фасаде особнячка было что–то написано буквами, похожими на арабские. Саша встал у стены, осторожно приглядываясь к происходящему. Несколько раз до него доносилась чужая, не слышанная ранее речь. Говорили на странном языке старухи да и какие–то юноши тоже. У некоторых из них на голове — маленькие шапочки.
Обрывки старушечьего разговора донеслись до Саши.
— Двадцать один год, почти закончил институт, такой мальчик, такой мальчик!..
— Ну, мы не богатеи, но свою девочку не обидим, слава богу, ничего для нее не жалели…
— Э-э, вы хотите красавицу, эта красавица еще вам даст жизни! У нас есть женщина, кандидат наук, умница…
— Вдовец, двое детей, прекрасный человек…
Старухи доставали фотографии, записывали адреса, уходили, на их место приходили новые. Это была стихийная служба знакомств.
Саша услышал голос Ревекки Самойловны:
— Девочка, она так поет, у нее ангельский голос… Вы посмотрите: это ей десять лет. Вот в школе. Красавица! Вы говорите, сорок восемь? Если мужчине сорок восемь лет, ему нужна спокойная женщина лет под сорок, а не юный цветок. Имейте совесть. У меня есть, между прочим — ее мать. Я бы вам пожелала такую невестку, я бы всем пожелала…
У Ревекки Самойловны посыпались на асфальт фотографии.
Саша успел заметить: Ирина Евгеньевна и Маша, обнявшись на диване. В руках у Маши — гитара.
Рядом с Сашей остановился мужчина, жестом попросил прикурить.
— Устроили синагогу, бля!.. — сказал он. — А ты чего здесь нашел? Пархатую невесту?
Мужчина засмеялся. Саша повернулся и пошел прочь.
Ночью, напившись воды из–под крана, отец заглянул в гостиную. В темноте, как маячок, вспыхивал огонек сигареты. Отец включил свет. Саша, одетый, сидел в кресле. Курил.
— Отец. Я женюсь. И пожалуйста, не отговаривай меня. Это бесполезно.
Отец молчал. Потом повернулся и зашлепал босыми ногами по паркету.
— Поставь чайник.
Саша сбросил куртку, прошел на кухню и поставил чайник. Отец вышел из ванной в женском халате.
— Есть хочешь?
— Ага.
— Что ж она тебя не кормит?
Отец доставал из холодильника колбасу, сыр, большую луковицу. Ловко, в четыре руки, они все нарезали, разложили на досточке.
— Селедочку? — предложил Саша.
— Жажда потом замучит. Достали из банки селедку.
— Что ж, женись, — сказал отец.
На кухню заглянула сонная мать в ночной рубашке.
— Что вы тут?..
— Присоединяйся, — предложил отец. — Хочешь селедочки?
— Нет уж, и так весь рот обложен…
Она налила воды из–под крана и, пока пила, с удивлением заметила, что муж и сын смотрят на нее и улыбаются. Она ополоснула стакан, поставила его на место и уже с беспокойством посмотрела на них.
— Что случилось?
— Мать, ты можешь взять себя в руки? — спросил Саша. — Спокойно на все реагировать?
— Боже!.. — она приложила руки к груди и в испуге села.
За окном, на автобусной остановке уже толпились люди, у киоска с газетами стояла очередь.
— А жить где будете? У них или у нас? — спрашивала мать. — Боже, она хоть порядочная? У них квартира сколько комнат?
— Лучше отдельно. Снимать будем, — отвечал Саша.
Отец, сонный, клевал носом.
— Восемнадцати лет еще нету, сыночек, подумай…
— Скоро будет.
— Оставь парня в покое! — поднимал голову отец. — Решил, значит решил.
— А ты обрадовался! — нападала мать на него, — Иди спать, на работу скоро.
— Уже нет смысла, — говорил отец, поглядывая на часы.
— Устроюсь куда–нибудь, плюс стипендия… — рассуждал Саша. — Например, сторожем через два дня на третий. Проживем.
— А мы что ли не поможем? — бормотал отец. — Всегда подкинем, если что.
— Девочка–то хорошая? Хоть бы глянуть на нее… — мать со страхом глядела на сына, гладила по голове и вдруг всплакнула.
— Хватит, мам, радоваться надо…
Отец спал, положив голову на стол.
— Отведи его, пусть поспит, через сорок минут вставать… Сыночек!..
— Ладно, все, придумала трагедию! — Саша взял под руку отца и отвел в постель…
— Я завтрак приготовлю, — сказала мать Саши. — Тебя будить?
— Не надо. — Он пошел в свою комнату. Быстро разделся, распахнул постель и с наслаждением скользнул под одеяло. Вздрогнул от остывших простыней, свернулся и через мгновение уснул. Он спал крепко и безмятежно, без сновидений, и ничто не могло его разбудить.
Весна, и улицы почти сухие, светит солнце, отражается в черной лаковой «Чайке», украшенной лентами и всем остальным, что положено при свадьбе. Они выходят из автомобиля. Саша в великоватом костюме, при параде — Вадим, Маша, Марина в белом кружевном платье и фате с флёрдоранжем. Поглядывая на часы, они стоят перед входом. Саша и Вадим курят, Марина рассеянно переговаривается с Машей, оглядывая платья невест, когда вдруг — нелепо — с солнечного неба начинает падать снег огромными редкими хлопьями. Толпа со смехом топчется под козырьком ЗАГСа, а свидетели, рискуя костюмами, снимают и снимают на пленку столь забавный момент, отходят подальше и, присев на корточки, снова снимают: эй, улыбнитесь!
— И не надо здесь болтаться, — говорила очень маленькая, густо накрашенная женщина в малиновом до полу платье. — Когда надо будет, вас позовут. Вы жених?
— Пока да, — сказал Вадим.
— Пройдите в комнату жениха. Вон туда, по коридору налево. Невеста, — она обратилась к Марине, — вы должны быть в комнате невесты, это рядом с комнатой жениха. Свидетели сопровождают.
