Сергей Бодров - Очень важная персона
— Я лимонад. А вы? — спросил он женщину.
— Я тоже.
Официантка ушла.
— Ресторан называется, — сказал Шишкин. — А ведь кругом грибов, ягод, овощей — навалом! Вы здешняя?
— Нет. Москвичка.
— А я здешний. И знаю. Потрать летом копейки, сделай запасы — зимой рубли соберешь. И народ будет доволен. Верно? Нет, никто не хочет палец о палец ударить. А это ведь областной центр, — разгорячился Шишкин. Помолчав, спросил: — Может, я не о том?
— Почему? Интересно, — улыбнулась женщина.
— А как вы в нашу область попали?
— По распределению. Окончила училище и вот — приехала…
— Какое училище?
— Музыкальное.
— Так вы учительница музыки?
— Да.
— Дефицитная специальность, — с завистью сказал Шишкин.
— Дефицитная. Только я здесь никому не нужна.
— Слуха ни у кого нет? — улыбнулся Шишкин.
— Слух есть. А вот школы музыкальной нет. Кружок организовывать не хотят. Квартиры тоже не дают… Сижу, думаю, что делать…
— Эх! Да что ж тут думать? Поедемте со мной!
— Зачем? — удивилась учительница.
— Да вы мне вот как нужны! — показал Шишкин на горло. — Я ведь только и мечтал об этом — об учительнице музыки! Вас как зовут?
— Ира.
— Переезжайте ко мне, Ира! — горячо говорил Шишкин. — Не пожалеете! Я вам замечательную, интересную жизнь обещаю! Вот увидите! Рыбалка, охота, верховая езда, ягоды, грибы! Природа необыкновенная! Я ведь сам музыку очень люблю, пою иногда. Как я сразу обратил на вас внимание, а? Дай, думаю, сяду за этот столик. Понравились вы мне, Ира.
— Да… — сказала Ира. — Как-то это неожиданно… Надо, наверное, все взвесить… подумать…
— Чего-то вы много думаете, Ира. Я мужик хоть и вредный, но хороший. Сам не обижу и никому не дам.
— А вас-то как зовут? — улыбнулась Ира.
— Родион. Родя.
— Задали вы мне задачу, Родион. А может, я замужем?
— А какое это имеет значение?
— Вообще-то верно, — сказала Ира. — Знаете, Родя, вы мне тоже нравитесь.
— Ну вот и поладили! — весело сказал Шишкин. — Шампанского! — крикнул он официантке.
— А вы сами кто такой? — улыбнулась Ира.
— Я-то? Очень важная персона…
— Надо же… — улыбаясь, покачала головой Ира.
И тут заиграл оркестр, Шишкин пригласил Иру на танец, и совсем очаровал, и закружил голову…
Машина, доверху груженная вещами нового предисполкома, свернула с центральной улицы и остановилась перед только что повешенным «кирпичом».
Переулок, где находился предназначенный для Шишкина коттедж, утюжили два катка. Свежий гудрон отливал на солнце вороновым крылом.
За шумом моторов ничего не было слышно.
Шишкин, сидевший в кузове на мягком диване и державший новую люстру в вытянутой руке, встал, отдал люстру сыну и перемахнул через борт.
Водитель катка свесился вниз и заорал на подходившего Шишкина:
— Куда прешь? Не видишь, асфальт ло-жим! Давай в обход!
Шишкин послушно повернул назад.
— Прислушались к голосу общественности! — радовался стоящий тут же интеллигентный пенсионер в соломенной шляпе. — Пять лет. писали — замостите улицу! Всё средства не находились! Нашлись вот!
Машина с вещами стояла все на том же месте. Изо всех сил прижимаясь к заборам, минуя все еще не остывший асфальт, тянулась процессия. Впереди шагал Валька, держа крепко увязанную в клетчатый платок кошку. Рядом с ним тревожно бежала шишкинская дворовая собака Тузик. За Валькой шла Галина, тащила два тяжелых чемодана. Целая ватага ребятишек валькиного возраста несла узлы полегче. Шишкин и водитель, выбиваясь из сил, волокли на ремнях далеко не новый, но тяжелый семейный шкаф. В зеркале проплывали окрестности.
Катки все утюжили асфальт.
Население, прилипнув к заборам, оценивающим взглядом провожало имущество нового соседа. Кто-то вышел, стал помогать. И так, постепенно, перетаскали все имущество. Хотя было и неудобно из-за неожиданного благоустройства улицы.
— Заживем, — мечтательно вздохнул Родион Михайлович, обнимая жену. — Люстру повесим. И больше ни с места!
Они отдыхали на поставленном пока посредине двора мягком диване.
Галина вздохнула.
— Слушай, Родя. А это ведь для тебя стараются, — показала вдруг она на асфальт.
— Да брось ты! — не поверил Шишкин. Но все же встал и вышел за калитку.
— Чего это вы в выходной работаете? — весело окликнул он водителя катка.
— Шишку ждут. Новую, — лениво ответил водитель. — Ну и велели… Чтоб не трясло…
Тяжелый каток проехал мимо.
А Родион Михайлович так и остался стоять с застывшей улыбкой.
Секретарша Света с непроницаемым лицом печатала на машинке. Рядом, на столике, закипал электрический самовар.
Кабинет председателя райисполкома был полон. Присутствовало все руководство района. Культура, здравоохранение, милиция, председатели колхозов. Народ опытный, все повидавший.
— Как вам уже известно, — улыбаясь, сказал секретарь райкома Ракитин, — внеочередная сессия районного совета народных депутатов избрала нового председателя райисполкома… — показал секретарь на Шишкина, сидевшего за председательским столом. — Что о нем рассказывать? Ведь мы его знаем…
И все тоже заулыбались. Один Шишкин был серьезен.
Зазвонил телефон.
— Да, — новый председатель снял трубку. — Пожар? А мне-то ты зачем звонишь? Что делать, спрашиваешь? Тушить! — сказал Шишкин и положил трубку. — Пожарник звонит, — весело объяснил он присутствующим. — У них горит, а они спрашивают, что делать.
Присутствующие, наоборот, посерьезнели.
— А что горит? — спросил секретарь.
— Да ребятня сарай подожгла…
— Райком партии поддержал кандидатуру» — помолчав, продолжал секретарь. — И впредь будет оказывать нужную помощь. Работай, Родион Михайлович!
Ракитин пожал Шишкину руку и вышел.
— Поздравляем, Родион Михайлович! — сказал завотделом культуры Петряков, и все зааплодировали.
— Не надо, — остановил аплодисменты Шишкин и надел очки. — Перейдем к делам.
Все замолчали,
— К делам, товарищи! — нетерпеливо повторил Шишкин, давая понять, что все свободны, и стал перебирать бумаги на столе.
Все поднялись.
— Да! — вспомнил Шишкин. — Свою квартиру, к которой проложили асфальт, я сдал под музыкальную школу. Себе купил дом на окраине и переезжаю туда. Прошу никаких благоустройств рядом не производить. Чтоб не было разговоров.
— А еще указания будут? — неуверенно спросил кто-то.
— Указаний не будет. Будет просьба. Каждому постараться думать своей головой. Как можно больше. Кормить страну надо, товарищи, — сказал Родион Михайлович, перебирая бумаги.
Присутствующие встали и, переглядываясь, стали выходить из кабинета.
— Погодите!
Все остановились.
— Слушай, — с недоумением спросил Шишкин у большого, уверенного вида мужчины. — Это по твоей птицефабрике сводка?
— Точно, — басом ответил директор птицефабрики. — По моей.
— Так. Все свободны, товарищи, — сказал Шишкин. — А ты задержись, Алексеич.
Все ушли. Директор птицефабрики остался.
— Садись. Слушай, почему у тебя птица все дохнет и дохнет? — вроде даже с лаской спросил Шишкин.
— Не говори, Михалыч. Уж больно нежная тварь. Чуть что не так — сразу лапы вверх. Я когда на кроликах сидел, и то легче было… — пожаловался директор.
— А на птице ты сколько сидишь? — помолчав, спросил Шишкин.
— Лет двенадцать, — подумав, ответил директор.
— Долго… Может, ты не на том месте сидишь, Алексеич? — задушевно спросил Шишкин.
— Да уж привык! — махнул рукой директор.
— Я тебя понимаю, — вздохнул Шишкин. — Давай мы с тобой так решим. Сдавай-ка ты, милый, дела…
— Как сдавать? Кому?
— Сдавать — как обычно. Кому — найдем.
— А на чем же мне теперь сидеть, Михайлыч? — растерянно сказал бывший директор птицефабрики, стоя уже у дверей.
— На… — хотел объяснить Шишкин, но тут дверь открылась, и вошла Света со стаканом чая.
— Что, Света? — сразу взяв себя в руки, вымученно улыбаясь, спросил Шишкин.
— Чай, — хладнокровно сказала Света и прошествовала к столу со стаканом чая.
— Я вроде не просил? — удивился Шишкин.
Света пожала плечами, повернулась и пошла обратно.
Бывший директор птицефабрики вздохнул и вышел следом.
В кабинет заглянул завотделом культуры Петряков:
— Еще раз хочу поздравить, Родион Михайлович! От души!
Шишкин удивленно посмотрел.
Петряков понятливо кивнул и молча закрыл дверь.
— Родион Михайлович! — раздался по селектору голос секретарши. — К вам делегация работников народного образования.
За дверью раздался барабанный бой и звук горна.
— Света, — нажал селектор новый председатель. — Если по делу — пожалуйста. С поздравлениями — не пускать!
