Фархад Агамалиев - Старый причал
— Здравствуй, Иса. Отличная жизнь у тебя — сиди, покуривай, воду охраняй, чтобы не украли, а зарплата идет… Между прочим, на днях старый Гулам говорил в чайхане, что в сто лет раз эта река страшно разливается и что скоро как раз срок нового наводнения. Не боишься, что смоет твой паром вместе с курочками? С тех пор, как новый мост построили, ты вместе с этим гнилым паромом — оба, считай, на пенсию вышли. Искал меня?
— Разговор есть. — Иса поднялся.
Он прошел по мосткам на паром. Потянул бечевку и вытащил из реки сетчатую авоську. Достал из нее одну из трех бутылок водки.
— Серьезный разговор у тебя! — присвистнул Агамейти.
…Они сидели в комнатке за столом, покрытым старой клеенкой.
— Скажи-ка мне вот о чем, — начал, когда выпили уже по второй, Иса. — По сколько вы свои виноград продаете?
— По пятьдесят копеек. А что?
— Да глупо получается: копаетесь в земле в поте лица, а потом целый день на базаре — и все за пятьдесят копеек.
— А ты что предлагаешь?
— А я предлагаю вот что: покупаю весь ваш виноград, сколько созрело к сколько созреет до конца осени, по шестьдесят. Плохо вам?
— Сильный ты человек, — полунасмешливо, полувосхищенно покачал головой Агамейти. — А потом в Москву повезешь?
— Это уже мое дело…
— Да-а, — протянул Агамейти. — Ты на ногу себе топор не уронишь.
Потом Иса пошел к реке доставать вторую бутылку водки.
— Честно говоря, не надеялся я, что вы приедете, — широко улыбаясь, пожимал руку Эмину Сабит Омароглу. — Сколько лет прошу: «Дайте инженера-механика, гибнем, технику губим!», а ответ один: «Молодых специалистов не хватает!». Я хорошо понимаю: в деревню ехать молодежь особого стремления не имеет. К сожалению. И вот приезжаете вы, с отличным дипломом…
— Три часа ждал автобуса, хотел уже обратно возвращаться. — с улыбкой сказал Эмин.
— Однако же не возвратились. Значит, дело не только в бытовых условиях, которые на селе, вы правы, не всегда на высоте. Кстати, о быте: мы устроим вас пока на постой в какой-нибудь малодетный дом, а там посмотрим.
— «Там» — это что значит?
— Это значит, если не убежите через три месяца… — с улыбкой же ответил председатель. — Вы не обижайтесь, просто кое-какой опыт у нас уже имеется.
— Что ж, посмотрим. Но, надеюсь, у вас не будет повода для недовольства моей работой, — сухо сказал, поднимаясь с места, Эмин.
Тут раздался стук в дверь, и в кабинет, не дожидаясь ответа, широко шагнул Ильяс-киши. Он нес небольшую авоську.
— Здравствуй, председатель, — протянул он руку Омароглу и повернулся к Эмину: — Добрый день, сынок, что-то я раньше тебя не видел, приезжий, что ли?
— Приезжий он, Ильяс-ами, приезжий. Говори, по какому делу?
— Какие у стариков дела, председатель? Шел мимо, дай, думаю, зайду, немножко выпью с председателем. — С этими словами Ильяс-киши быстро вытащил из авоськи полную красным вином бутылку. — Стаканы есть?
Председатель сердито свел брови к переносице.
— С ума спятил? Когда это я с тобой пил, да еще на работе? Забирай бутылку и иди отсюда, — процедил Омароглу и повернулся к Эмину: — Простите, у пас тут случаются шутники…
Эмин с живым интересом наблюдал происходящее.
— Я сюда не для шуток пришел, председатель, — сказал Ильяс. — Дело у меня государственное. Клянусь памятью твоего покойного отца Али-Саттара, ты попробуешь этого вина. Стаканы давай!
Неподалеку от паромной переправы шли приготовления к петушиному бою. Болельщиков было десятка два.
Зажав под мышкой своего черного голошеего петуха, Иса сосредоточенно проверял его шпоры, счищал ножом заусенцы, пробовал остроту.
Оспаривать пальму петушиного первенства у его бойца готовился бронзовый самец с бешеными глазами, принадлежавший давно небритому угрюмому детине.
Петухов поднесли клюв к клюву, развели и потом отпустили.
Они тут же сошлись в бою. Были выпады и отходы, удары в голову шпорами в прыжке, молниеносные уколы клювом. Брызги алой крови все чаще кропили землю.
Ибрагим подошел к толпе, нашел глазами Ису и направился к нему. Тронул за плечо.
— Чего людей мутишь, Иса? Чего это ты вздумал вдруг виноград скупать?
Иса молчал, наблюдая за перипетиями боя.
— Ты же был порядочный человек, Иса, — задумчиво сказал Ибрагим. — Если бы тебе тогда, в окопах под Керчью, сказал кто-нибудь, что ты через сорок лет спекулянтом станешь, что бы ты ответил такому человеку?
— Ну так беги, доложи председателю, что Иса виноградом спекулирует, деньги мешками гребет! Чего ко мне пришел? — вдруг зло, с истерической ноткой выкрикнул Иса.
— Вот таких слов ты раньше тоже не сказал бы — гордость бы не позволила, — проговорил Ибрагим. — Ты же отлично знаешь, что никуда я не побегу. Потому что под Керчью был окоп, и из всех ушедших из этого села живыми выбрались оттуда лишь трое — ты, Ильяс и я…
Ибрагим повернулся и, ссутулив плечи, пошел прочь.
Эмин прихлебывал вино медленно, смакуя. Омароглу выпил махом, поставил стакан на стол.
— Превосходная лоза, — сказал он искренне. — Ну и что?
— А вот что, — торжественно сказал Ильяс. — Выслушан внимательно. Тебе не кажется, что менять что-то надо в нашей жизни?
— То есть как — менять? — вздернул брови Омароглу.
— А так. Бедно живут у нас люди. И ты это знаешь не хуже меня. Немного овощей сажаем, чуть-чуть табаку, немного хлопка…
— Дальше говори, — глухо сказал председатель.
— Говорю, ты только не нервничай. Давай сухую землю за селом виноградом засадим. Пусть сама природа рассудит, кто прав, — земля крестьянину главный советчик.
— Простите, что при вас такой разговор вышел. Но и вы теперь не чужой здесь человек, — сказал председатель Эмину и повернулся к Ильясу: — Колхозная земля, дорогой Ильяс-ами, — не поле для экспериментов. Ты думаешь, собрать для базара урожай в саду величиной с ухо соловья и разбивать плантации на обширнейших мертвых землях — это одно и то же? Ошибаешься! Ты и еще десять других посадили по три лозы в своих дворах, получили по несколько корзин винограда и думаете — профессорами стали! — Омароглу остановился, перевел дух. — Если бы здесь мог расти хороший виноград, наши предки, я тебя уверяю, выращивали бы здесь только его…
— Откуда ты знаешь, что и старину здесь лозу не выращивали? — горячо возразил Ильяс-киши. — Вот какую картинку я нашел и старой книге. — Он достал из внутреннего кармана пиджака старую потрепанную книгу без обложки, раскрыл се на заранее заложенной странице: — Посмотри, что здесь нарисовано! И прочитай, о каких местах идет речь. Видишь, ясно написано: «На левом берегу Куры, там, где река…»
— Ну-ка, дан сюда, прервав его, взял книгу Омароглу.
На фотографии запечатлен был стилизованный рисунок, выбитый на поверхности гранита древним художником: человек в коническом колпаке, одетый в короткую куртку и подобие шаровар, заправленных в низкие сапожки, подавал большую, увитую листьями кисть винограда человеку в древнеримском воинском одеянии. Под рисунком была надпись латинскими буквами.
— Самое интересное, что я вспомнил камень, — Ильяс-киши ткнул пальцем в картинку. — Стояла скала на берегу реки. Ее взорвали до войны еще, когда строили причал для старого парома, где сейчас Иса петухов стравливает. Теперь построили мост, паром никому не нужен, а камень вот, который тысячелетия простоял, взорвали, жалко…
— Не мы с тобой взрывали, — хмуро сказал Омароглу. — Ну-ка, дай еще раз посмотрю. Да-а, интересный документ. Ты хочешь сказать, что вот этот, в колпаке дервиша, — азербайджанец? А что тут написано?
— А вот перевод внизу: «Путь нашей жизни лежит через виноград», — сказал Ильяс-киши.
— Смотри, какие слова! Чего же потом эти пути разошлись и про виноград все забыли?
— Потом много всякого было, — задумчиво проговорил Эмин. — Были войны, походы, восстания, разделы земли. Потом арабы на остриях своих сабель принесли мусульманство, и в Азербайджане, как и в других исламских странах, были искоренены все винные сорта винограда — мусульманину пить запрещалось. А с другой стороны, может быть, именно запретам шариата мир обязан тем, что сегодня существует поэзия Омара Хайяма.
— Откуда вы все это знаете? — спросил Омароглу. — Вы что, серьезно занимались проблемой винограда?
— Ну что вы, — улыбнулся Эмин. — Просто немного историей религии интересовался в связи с искусством Востока, искусствоведом стать хотел. А стал механиком…
— Значит, так, — сказал Омароглу, — необходимо внести ясность в вопрос. Дело в том, что земли, о которых ты говоришь, запланировано через два-три года засадить картофелем.
Ильяс-киши вышел из комнаты, не сказав ни слова. Эмин проводил его взглядом.
— Жалко человека.
