Андрей Михалков-Кончаловский - Андрей Рублев
— Никакой.
— А чего же тогда в траве валяешься? — спрашивает Даниил.
— Так… Я коней люблю, — вызывающе отвечает тот.
Некоторое время они идут молча.
— С мастерами я, — заявляет вдруг малый.
— С какими же ты мастерами? — спрашивает Андрей.
— Разные… Хоромы великому князю строили. Там и камнерезы, и плотники тоже.
— А ты, стало быть, отлыниваешь, — говорит Даниил.
— Да уж кончили все. Вчера кончили к ночи, а сегодня уж уходим. Князь утром приехал.
Они проходят мимо заросшего травой пожарища.
— Сгорело? — спрашивает Андрей у малого.
— Этой зимой спалили.
— Кто спалил?
— Воры, наверное, кто же еще? — не оглядываясь, отвечает мальчишка и рубит прутом крапиву, со всех сторон окружающую тропинку.
Сквозь обглоданные огнем ребра сгоревшего терема сияют белокаменные стены новых княжеских хором.
— Ну и красота! — восхищается Даниил.
Мальчишка впервые оглядывается на чернецов.
— А ты, Иван, чем помогал? — спрашивает Андрей.
— Камень тесать помогал. Не Иван я — Сергей…
— Красиво! Самому-то нравится? — спрашивает Андрей.
— Мне что ли?
— Ну да.
— Не…
— Почему?.. — удивляется Андрей.
Лицо Сергея расплывается в улыбке:
— Белое все. Его бы разрисовать как следует…
Вокруг хором неубранные щепа, известь, битый камень.
В тени высокого красного крыльца расположились мастера. Приводят себя в порядок: причесываются, надевают чистые рубахи.
На крутой лестнице Андрея и Даниила встречают двое дружинников, сидящие на верхней ступеньке.
— Вам что, отцы? — спрашивает один из них.
— Нам бы великого князя, — отвечает Даниил.
— Никого пускать не велено. Занят он.
— По делу мы. Иконы подновлять пришли.
— Не-е… Нам не надо. Нам Андрей Рублев да Даниил Черный иконы подновлять будут, — отмахивается дружинник.
— Подумаешь, Рублев!.. А кто такой Рублев? — говорит Даниил.
— Не знаешь Рублева, что ли?!
Андрей улыбается:
— Так это и есть Даниил, а я — Рублев.
Старший мастер водит великого князя по узким переходам с решетчатыми оконцами, по сводчатым залам. Сзади идет княжеский сотник. По сравнению со слепящим солнцем и белизной хором снаружи внутри почти темно.
— Ну, как тебе, Степан? — не оборачиваясь, спрашивает князь.
— Побогаче бы надо, — басит сотник, громыхая сапогами.
— Видишь, не нравится Степану, — говорит князь старшому.
— Будет побогаче, будет и покрасивше, — уверенно добавляет Степан, — не в монастыре живем.
— Мне твоих денег не жалко. Потолки нетрудно позолотить, — тихо и упрямо произносит старшой, — а вот сделать так, чтобы красиво было, — это потрудней…
— Да я в этом не понимаю ничего, — перебивает князь мастера, — ты вот с сотником говори, он человек знающий.
— По-моему, девицам что нужно? — терпеливо объясняет старшой. — Чтоб днем нескучно, а вечером нестрашно. Вот и делали мы стены повеселей, поприветливей.
— Ты княжеских девиц в одну кучу не вали со всеми! — возмущается Степан.
Они входят в широкую залу с расписанными сводами.
— Стольная палата! — громко объявляет мастер.
— Ну что, Степан? — спрашивает князь.
Сотник, звеня подковками по выложенному цветным камнем полу, обходит трапезную.
— Нет, — заявляет он решительно, — какому-нибудь боярышке удельному завалящему здесь жить в самый раз! Ты же — великий князь! К тебе и князья ездят и послы иностранные, а что они скажут на все это? Думаешь, там не понимают? Никакого, скажут, размаху. Видно, с хлеба на воду перебиваются!
— Полегче, полегче, — одергивает князь сотника.
— Конечно, может, это и красиво, но… — Степан качает головой, — но не для великого князя.
Мастер смотрит на него с улыбкой правого, но бессильного человека.
Андрей и Даниил в окружении мастеров идут вдоль ослепительно белых стен.
— А мы как раз в Звенигород собираемся, — улыбается коренастый мастеровой, — князь — младший брат великого — пригласил.
— Приезжал он тут, — вмешивается длинный мужик, — с братом мириться приезжал. Ходил все, ходил, усы кусал.
— Ну и что? — спрашивает Андрей.
— Понравилось. Тоже пригласил нас в Звенигород хоромы ставить. Что хотите делайте, говорит. Денег не пожалею.
— Он все братца своего переплюнуть мечтает, вот и все, — усмехается Андрей и указывает на фантастического зверя, вписанного в круг, образованный причудливым орнаментом. — А это тоже ты резал? — обращается Андрей к длинному мужику.
— Я стены расписывал, — лыбится длинный. — А это Никола либо Митяй. Никола! — обращается к загорелому мужику. — Иди-ка сюда! Слышь?
Загорелый мужик смущенно подходит к Андрею.
— Красота-то какая. Мастер! — восхищается Андрей.
— Да не… я карниз резал, а это дружок мой Митяй, — говорит загорелый и вытягивает за рукав светловолосого мужика с выгоревшей добела бородой, — он весь низ резал и наличники.
Андрей с пристальным интересом приглядывается к загорелому.
— Это что ж за зверь такой? — интересуется Даниил.
— Та-а-а-кой ы-з-з… — Митяй краснеет, нагибает голову.
— Такой зверь… — приходит на помощь длинный мастер.
— Дракон? — спрашивает Андрей.
— На-а-а… на-а…
— Наверное, дракон, — снова спасает положение длинный.
— Смотри, какое чудище в круг вписал! Андрей! — зовет Даниил.
Андрей некоторое время внимательно смотрит на загорелого, потом отзывает его в сторону.
— Слушай, а ты в Андрониковом монастыре не работал?
— Нет.
— Вроде, встречал я тебя где-то, а?
— Кто его знает, может, и встречались где…
Андрей на мгновение закрывает лицо рукой.
— А под Троицей, в деревне?
Опустив глаза, мужик отрицательно качает головой.
— Ну как же? Драка-то! Скоморох еще разнимал… Скомороха-то помнишь? Прибили скомороха-то еще!
Мужик бледнеет, лицо его становится серым. Он облизывает пересохшие губы и трясет головой:
— Не знаю я… Не было ничего такого. Не помню…
Андрей недоуменно улыбается и отворачивается:
— Ну прости…
— Андрей! — зовет Даниил.
Загорелый вдруг хватает Рублева за руку и умоляюще шепчет:
— Не губи, отец, божий человек, не губи… Прошло все… Резчиком я теперь по камню… Не выдавай этому… — кивает он в сторону приближающегося Даниила.
— Да ты это что? Это же все равно, что отец мой.
— Не выдавай, все равно не выдавай, не губи, божий человек…
Князь, сотник и старшой идут по длинному коридору, пересекают несколько палат.
— Тебе в доме жить, я и на соломе пересплю… — ворчит Степан.
— Чего? — переспрашивает князь.
— Я тебе вот что скажу: все это переписать надо, стены, потолки, все! Только поярче, посильнее!
Старшой вдруг останавливается. Даже в полумраке видно, как он побледнел.
— Дозволь мне, великий князь, сказать…
— Ну, — разрешает князь.
— Ты рисовать умеешь?
— Нет, — удивлен князь.
— А, может, сотник твой в каком искусстве мастер?
— Ну?..
— А я, — старик ударяет себя в грудь, — сорок лет по этому делу! Ты мне хоть веришь?!
— Не верил бы, так…
— Так чего же ты своего сотника боле меня слушаешь?!
— Видал, куда гнет? — ухмыляется Степан.
— Я же сорок лет этим делом занимаюсь! Ну скажи, сделай милость, вот это что такое? — обращается он к сотнику, тыкая корявым пальцем в стену, расписанную орнаментом.
Степан демонстративно молчит, с ненавистью глядя на старика.
— А это что? — настаивает мастер.
— Ну, Степан? — улыбается князь. Все это начинает его забавлять.
— Видишь?! — злорадно восклицает мастер. — Я тебе говорю, лучше хором тебе никто не поставит, а ты не мне веришь, а Степану!
— Да, Степан, тебе на жеребце сподручнее! — хохочет князь.
— Не в умении дело, — говорит сотник, бешено глядя на старшого и на ходу царапая стену коваными ножнами.
— Ничего переделывать не стану! Хоть убей! Тут люди душу свою положили, сердце! Под землей по колено в воде ковырялись…
— Ладно, ладно! — обрывает его князь. — Ступай, Степан, тут у меня дело к нему.
Сотник, спрятав глаза, кланяется и уходит.
Мастер и князь входят в опочивальню. Старик осматривается, выглядывает в коридор.
— Да нет никого! Я наказал, чтоб муха не пролетела.
Старшой вынимает из-за пазухи ключ и подходит к изразцовой печи. Вставив ключ в искусно замаскированную скважину, он дважды поворачивает его. Открывается небольшая узкая дверь. Старик нагибается, поднимает с пола заранее припасенный факел и бьет кресалом по кремню.
— Дай я сам! — возбужденно шепчет князь.
