Герберт Уэллс - Собрание сочинений в 15 томах. Том 13
Пасуорти (симулируя беззаботность). Вот мы и в погоде. Вернулись к природе. Ну, не лучше ли вам здесь?
Кэбэл. Если бы мне было здесь лучше, я поднял бы шум в нашем департаменте вентиляции! Но готов признаться, что время от времени я люблю переменчивость ветра и игру облаков.
Пасуорти. Каких только перемен не насмотрелись эти холмы за последние два столетия! Процветание. Война. Нужда. Эпидемия. Этот Новый Изумительный Мир. Вы только взгляните на него!
Кэбэл. И перемены, которые они видели, — пустяк по сравнению с теми, которые им еще предстоит увидеть.
Пасуорти. Эти древние холмы. Единственное, что узнали бы наши прадеды. Наверно, и они, в свой черед, будут сметены прочь.
Кэбэл. Все сметается прочь в свое время! За это браните природу, а не человека.
Пасуорти. Вон люди, живущие под открытым небом, играют в старинную игру — в гольф. Хорошая игра. Я сам немножко увлекаюсь. А вы не играете?
Кэбэл. Нет. Зачем это мне?
Пасуорти. Когда играешь, можно не думать.
Кэбэл поднимает брови.
Пасуорти. Впрочем, сегодня и гольф не отвлек бы меня от моих дум. О! Я не могу забыть об этом! Наши дети! У меня сердце болит. Я это чувствую вот здесь… Мне неуютно в этом современном мире со всем его прогрессом! Я полагаю, что наш город чудесен и нужен, а деревня нарядней и милее, если хотите, чем в дни конкуренции и раздоров. На всем земном шаре не осталось, вероятно, ни одного куста терновника, ни одного болота, ни одной чащи. Так почему бы нам не остановиться на этом? Зачем нам идти вперед — и притом энергичнее, чем когда бы то ни было?
Кэбэл. Вы хотели бы навсегда прекратить всякое мышление и труд?
Пасуорти. Ну, не совсем так.
Кэбэл. Чего же вы хотите в таком случае? Немножко мышления, но не более того? Немножко работы, но не серьезной?
Пасуорти. Ну, умеренности. Идите вперед, если хотите, но полегоньку.
Кэбэл. Вы думаете, что я погоняю? Что люди моего склада погоняют?
Пасуорти. Если вам непременно надо знать правду, так да: вы погоняете, чертовски погоняете.
Кэбэл. Нет. Погоняет Природа. Она подгоняет и убивает. Она мать человеку и вместе с тем его неукротимый враг. Всех своих детей она рождает в борьбе и злобе. Прикрываясь пеленой изобилия и обеспеченности, она все еще строит козни. Сто лет тому назад она всячески старалась при помощи того, что находила в нас, направлять наши руки и сердца против ближнего и заставляла нас истреблять друг друга в войнах. Это она дополнила войну своим собственным посильным вкладом — эпидемией. Ну, мы выиграли это сражение. Люди уже забывают, с каким трудом далась победа. Теперь она хочет обратить против нас самые наши успехи, склонить нас к беспечности, сделать нас фантазерами, бездельниками и сибаритами — предать нас на другой манер. Сто лет тому назад люди вроде вас говорили, что война — это «не существенно», людям моего склада пришлось положить ей конец. А теперь вы говорите, что прогресс — это «не существенно». Жизнь не может быть лучше, чем она есть. Пусть новое поколение играет — расходует жизнь, данную ему… Целая планета гуляк, мчащаяся к гибели. Просто заключительный фестиваль перед мрачной бездной!
Зал Спортивного клуба. Это застекленная галерея, наполовину под открытым небом, и огромные окна ее сделаны из эластичного стекла. Снаружи видны крутые водяные горы, по которым спортсмены и спортсменки устремляются вниз с огромной скоростью. Не совсем ясно, что они делают. Кажется, будто они скользят на лыжах вниз по водопаду. Получается лишь смутное впечатление мелькающих людей, пенистой воды и каменного порога с водопадом. В галерее стоят несколько зрителей, молодые спортсмены и посетители приходят и уходят. Входят Кэбэл и Пасуорти. Они приближаются к одному из огромных окон. Там уже стоит какой-то зритель. Он взволнованно следит за тем, что делается снаружи. Он прильнул к стеклу. Гибкое стекло поддается нажиму и дает искаженное изображение скалистого ландшафта. Когда зритель отдергивает руку, стекло выпрямляется.
Пасуорти. Здесь тоже каждый день кто-нибудь бывает убит или ранен. Зачем гибнуть кому бы то ни было?
Кэбэл. Все делается для того, чтобы вовремя устранить неловких.
Пасуорти. Господи боже! Посмотрите вон на этого юношу…
Несколько зрителей подбегают к окнам.
Кэбэл. Ничего с ним не случилось.
Пасуорти. А вот и они!
Он обращает внимание Кабала на входную дверь. В двери показываются Кэтрин Кэбэл и Морис Пасуорти, они приближаются к Кэбэлу и Пасуорти.
Оба теперь в спортивных костюмах, очень легких, обрисовывающих их стройные молодые тела. Кэтрин Кэбэл немного ниже и тоньше Мориса, у нее хорошенькое, но решительное личико. Они не без робости подходят поздороваться с родителями. Морис останавливается. Кэтрин подходит к своему отцу, на мгновение заглядывает ему в глаза и, видимо, удовлетворенная тем, что она прочла в них, целует его. Он прижимает ее к себе и затем отпускает. Никто не проронил ни слова.
Пасуорти (стараясь легко смотреть на вещи). Ну, молодые люди, что вы делали?
Морис. Поупражнялись на стремнинах. Для другого времени не осталось.
Пасуорти. Сколько нынче убитых?
Морис. Ни одного. Один парень поскользнулся и сломал себе бедро, но о нем позаботились. Через недельку он будет здоров. Я чуть не налетел на него, когда он падал. А то и я бы растянулся!
Пасуорти. Неужели в жизни и без того недостаточно опасностей?
Морис. Дорогой мой отец, это нисколько не опасно для любого нормального существа. С той поры, как начался мир, жизнь всегда висит на волоске. Так уж оно устроено, и к этому все привыкли, и так оно обстоит и с нами.
Пасуорти. Это ваша философия, Кэбэл! Мой мальчик твердо заучил урок.
Кэбэл. Отнюдь не моя философия. Это философия нового мира.
Пауза.
Кэтрин не может дольше выносить состояние неизвестности:
— Папа, мы полетим?
Кэбэл. Да, вы полетите.
Кэтрин. Это объявлено?
Кэбэл. Да.
Пасуорти (в ужасе). Это объявлено?
Кэбэл. Отчего бы нет?
Пасуорти. Но… мой сын!..
Кэбэл. Он совершеннолетний. Он пошел добровольно.
Пасуорти. Но я хочу сперва поговорить об этом! Я хочу поговорить. Зачем вы объявили так поспешно? Во всяком случае, времени поговорить достаточно!
Пауза. Вопрошающие взгляды скользят по лицам. Кэтрин и Морис смотрят друг на друга, затем на родителей.
Морис. Времени не так уж много, отец.
Кэтрин как будто хочет что-то сказать, но воздерживается.
Пасуорти. Я думаю, до этого остается еще несколько месяцев.
Кэтрин. Остался ровно один месяц и три дня. И сейчас уже все готово.
Морис. Мы могли бы полететь хоть сегодня. Луна уже почти дошла до самого удобного для нас положения. Но решили выждать еще месяц. Для большей верности.
Пасуорти. Вы летите через четыре недели! Четыре недели! Я запрещаю это!
Кэбэл. Я думал…
Морис. Нет, уже все условлено.
Пасуорти. Теотокопулос прав. Этому не бывать. Это — сущее жертвоприношение. Морис, сын мой!
Кэбэл берет его под руку.
Кэбэл. У нас впереди еще месяц, даже больше того! Поговорим спокойно, Пасуорти. Остался еще месяц. Это удар для вас. Это был удар и для меня. Но, может быть, это менее страшно и более грандиозно, чем вам кажется. Подумайте день-другой. Давайте пообедаем все вместе — через три дня встретимся и расскажем друг другу откровенно, что у каждого на уме!
Кэбэл (крупным планом с Пасуорти). Я не вернусь в город вместе с вами. Есть еще человек, с которым я должен поговорить. Это необходимо.
Пасуорти. Никто в этом так жизненно не заинтересован, как мы с вами.
Кэбэл. Не знаю. У нее свои права. Многие скажут, что ее право так же несомненно, как наше.
Пасуорти. Кто же это?
Кэбэл. Мать Кэтрин. Женщина, которая была моей женою… Разве вы не знали, что у меня была жена? Или вы думаете, что Кэтрин вышла вдруг из моей головы? Как Афина Паллада? У меня была жена, и она была в высшей степени женщина, и мы разошлись много лет назад.
Начинает темнеть; на небе рдеет послезакатное зарево. Терраса, обсаженная тиссами (новый вид тисса) и с видом на широкий ландшафт, вдали море. На фоне моря выступает огромное сооружение, похожее на тяжелую мортиру. Это межпланетное орудие. Это первый показ его. Оно чудовищем присело на земле, и все другие детали ландшафта кажутся перед ним крохотными. Легкая дымка тумана еще увеличивает его зловещие размеры.