Герберт Уэллс - Собрание сочинений в 15 томах. Том 13
Старик. Им как будто и в голову не приходило, что внутренность домов можно освещать нашим собственным солнечным светом, не имея надобности поднимать дома в воздух так высоко.
Девочка. Как же люди не уставали ходить вверх и вниз по этим лестницам?
Старик. Они уставали и болели так называемыми простудами. Все простужались, кашляли и чихали, и глаза у них слезились.
Девочка. Что это значит — чихать?
Старик. Ну, ты знаешь. Апчхи!
Маленькая девочка приподнимается в восторге.
Девочка. Апчхи! Все говорили апчхи! Вот было забавно!
Старик. Не так забавно, как ты думаешь.
Девочка. И ты все это помнишь, прадедушка?
Старик. Кое-что помню. Мы болели насморками и несварением желудка тоже — от глупой и плохой еды. Жизнь была убогая. Никто никогда не был по-настоящему здоров.
Девочка. Что ж, люди смеялись над этим?
Старик. По-своему смеялись. Они это называли юмором. Нам требовалось очень много юмора. Я пережил страшные времена, дорогая моя. О, какие страшные!
Девочка. Ужас! Я не хочу ни видеть, ни слышать этого. Войны. Бродячая болезнь и все эти страшные годы. Это никогда больше не вернется, прадедушка? Никогда?
Старик. Не вернется, если прогресс не замрет.
Девочка. Теперь выдумывают все новые вещи, да? И делают жизнь все лучше и лучше?
Старик. Да… Более приятной и смелой… Я, пожалуй, старик, дорогая моя, но кое-что мне представляется уж чересчур смелым. Это Межпланетное орудие, из которого они все стреляют да стреляют.
Девочка. А что это такое — Межпланетное орудие, прадедушка?
Старик. Это пушка, которую разряжают при помощи электричества, множество пушек одна в другой, и каждая выстреливает следующую. Я не совсем хорошо разбираюсь в этом. Но цилиндр, который выстреливается напоследок, летит так быстро, что — фюить! — отрывается прочь от земли.
Девочка (упоенно). Как! Прямо в небо? К звездам?
Старик. Может быть, они со временем доберутся и до звезд, но теперь они стреляют в луну.
Девочка. Значит, они стреляют цилиндрами в луну? Бедная луна!
Старик. Не совсем в нее. Они выстреливают цилиндр так, что он облетает вокруг луны и возвращается обратно; а в Тихом океане есть безопасное местечко, где он падает. Они стреляют все точней и точней. Они говорят, что могут указать место его падения с ошибкой не больше чем в двадцать миль и на том участке моря все приготовлено для него. Понимаешь?
Девочка. Но ведь это замечательно! А люди могут полететь в цилиндре? Смогу я полететь, когда вырасту? И увидеть другую сторону луны! И упасть обратно в море — плюх?!
Старик. О, людей они еще не посылали. Из-за этого и шумит Теотокопулос.
Девочка. Тео-котто…
Старик. Теотокопулос.
Девочка. Какое смешное имя!
Старик. Это греческое имя. Он потомок великого художника, которого звали Эль Греко. Теотокопулос — вот так.
Девочка. И ты говоришь, он недоволен?
Старик. О, это ничего!
Девочка. А не больно будет летать на луну?
Старик. Мы не знаем. Одни говорят: да, другие — нет. Они уже посылали мышей в круговой полет.
Девочка. Мышей в полет вокруг луны?
Старик. Они разбиваются, эти бедные зверьки! Они не знают, как держаться, когда начинаются толчки. Вероятно, этим и вызваны разговоры о том, чтобы послать человека. Он-то сумеет держаться…
Девочка. Он должен быть очень храбрый, правда?.. Вот бы мне полететь вокруг луны!
Старик. Всему свое время, дитя мое. Не заняться ли тебе опять историей?
Девочка. Я рада, что не жила в старом мире. Я знаю, что Джон Кэбэл и его летчики почистили его хорошенько. А ты видел Джона Кэбэла, прадедушка?
Старик. Ты можешь увидеть его на своих картинках, дорогая.
Девочка. Но ведь ты видел его, когда он был жив, ты взаправду видел его?
Старик. Да. Я видел великого Джона Кэбэла своими глазами, когда был маленьким мальчиком. Худощавый смуглый старик с такими же белыми волосами, как у меня.
На экране на мгновение появляется Джон Кэбэл, каким мы его видели на совете в Басре.
Старик (добавляет). Он был дедушкой нашего Освальда Кэбэла, президента нашего Совета.
Девочка. Так же, как ты мой прадедушка?
Старик гладит девочку по голове.
На эту сцену наплывает следующий кадр, показывающий руку на столе. На руке легкая рукавица, а на рукавице нечто вроде диска — круглого жетона, на котором читаем: «Освальд Кэбэл, Председатель Совета Руководства».
Такие диски на запястьях или повыше локтя являются обычной принадлежностью костюмов этой эпохи.
12. Новое поколение
Эта рука задерживается с минуту на экране. Пальцы ее барабанят по столу, напоминая манеру Джона Кэбэла в первой части фильма. Это наследственная привычка. Затем аппарат отступает, и мы видим Освальда Кэбэла в его кабинете в Управлении города Эвритауна.
Комната такого же стиля и архитектуры, как в предыдущей сцене. Нет ни окон, ни углов, но по какому-то одушевленному фризу, по полосе стены над головой Кэбэла, проносятся призрачные облака и волны, колеблющиеся деревья, гроздья цветов и т п. Непрерывная беззвучная смена декоративных эффектов. На письменном столе перед Кэбэлом большой диск телевизора, телефон и Другие аппараты.
Освальд Кэбэл — более спокойное и более моложавое издание своего предка. Он темноволос, и волосы его, как у всех в новом мире, изящно причесаны. Костюм его сделан из белого шелкового материала с чуть заметной и простой вышивкой. Изящество и белизна его, и в особенности ширина в плечах, резко контрастируют с плотно облегавшим Джона Кэбэла костюмом летчика.
Кэбэл (говорит, обращаясь к невидимому собеседнику). Стало быть. Межпланетное орудие прошло все предварительные испытания, и теперь остается лишь отобрать желающих лететь!
Аппарат отступает, и мы видим, что Кэбэл не один. Он совещается с двумя инженерами. На них темные и простые костюмы, широкие в плечах, по моде того времени, — не кожаные рабочие костюмы и не что-нибудь другое в этом роде. В век технического совершенства нет надобности в комбинезонах и в платье, не пропускающем жира. Один сидит на стуле новейшей формы. (Вся мебель металлическая.) Другой непринужденно опирается на стол.
Первый инженер. Тут-то и начнутся неприятности!
Второй инженер. Обращаются тысячи молодых людей — юношей и девушек. Я и не представлял себе, что луна так заманчива!
Первый инженер. В сущности, орудие уже готово. Есть риск, но в пределах допустимого. И положение луны в ближайшие три-четыре месяца гарантирует наилучшие условия для полета. Теперь надо только выбрать двоих.
Кэбэл. Ну?
Второй инженер. Будут затруднения. Этот Теотокопулос трезвонит об этом по радио.
Кэбэл. Он фантастический субъект.
Второй инженер. Да, но он будоражит публику. Нелегко будет отобрать этих молодых людей.
Первый инженер. Мы просмотрели тысячи предложений. Мы отвергли всех, кто не абсолютно здоров. И всех, у кого есть друзья, противящиеся полету. И теперь, сэр… Мы хотели бы, чтобы вы переговорили с двумя. Один — Раймонд Пасуорти с Генеральных заводов. Вы его знаете?
Кэбэл. Очень хорошо знаю. Его прадедушка знал моего.
Первый инженер. И его сын…
Второй инженер. Мы хотим, чтобы вы повидали его сына, сэр, — Мориса Пасуорти.
Кэбэл. Зачем?
Первый инженер. Он желает лететь.
Кэбэл. С кем?
Второй инженер. Мы думаем, что лучше всего было бы вам повидать его. Он здесь дожидается.
Кэбэл задумывается, затем приподнимает свою рукавицу и прикасается к одной точке ее. Раздается слабый музыкальный звук. Он говорит:
— Морис Пасуорти здесь?.. Да… Пришлите его ко мне.
Почти тотчас же в стене открывается филенка, и входит стройный, довольно легко одетый красивый молодой человек.
Кэбэл (встает и смотрит на него). Вы хотите поговорить со мной?
Оба инженера откланиваются и уходят.
Морис Пасуорти. Простите, сэр. Я пошел прямо к вам.
Кэбэл. Вы просите об одолжении?
Морис Пасуорти. Об очень большом одолжении. Я хочу быть одним из двух первых людей, которые увидят другую сторону луны.
Кэбэл. Это сопряжено с опасностью. Во всяком случае, с большими трудностями. Говорят, пятьдесят шансов из ста, что можно совсем не вернуться. И еще больше шансов вернуться калекой.
