Юрий Нагибин - Гардемарины, вперед!
Жилище Пелагеи Дмитриевны было старого боярского покроя. Комната, в которой поместили Софью, находилась на втором этаже: лежанка, стол резного дуба, в углу богатый иконостас. Через узорную решетку открытого окна просунулась ветка цветущей липы. Софья сидела на лежанке в любимой своей позе, обхватив руками колени. Перед ней стояла дородная, краснощекая женщина в русском платье — горничная тетки Агафья.
— Почему в город меня не пускаешь? — мрачно спросила Софья.
— Так ведь молодая девица, — Агафья постно поджала губы. — Обидеть может всякий.
— Что же мне делать целый день?
— Вышивайте вот, — Агафья показала на пяльцы. — Требник можете читать. Самое вам занятие, кровинка вы заблудшая…
Софья встала, решительно направилась к двери. Агафья поспешила за ней, преградила ей дорогу.
— Барыня не любят, когда по комнатам без дела бродят. Сидели бы в своей келейке.
Софья села на лежанку.
— Надежного ли ты человека послала, чтоб известить тетку обо мне? Где она? Я сама к ней пойду!
— Зачем вам ноженьки трудить? И так все побиты. А Пелагея Дмитриевна сегодня обещали быть… или завтра. На богомолье, девонька, путь не короткий: день туда, день обратно. А молитва должна быть тихая, неспешная…
— Подай бумагу и чернил! — приказала Софья.
— Это еще зачем?
— Тебе-то что? Песню буду слагать, — Софья подошла к Агафье вплотную, кулаки ее были сжаты.
— Не велено.
— Кем — не велено? Или это сама тетка велела тебе стать тюремщицей? Говори!
— Ох и нравная вы, сиротинушка, — прошипела Агафья, потеряв терпение. — А хоть бы и тетушка… А потому велено, что знает Пелагея Дмитриевна, кому вы будете слагать свои песни, — она прикрыла рот рукой, понимая, что проговорилась, но остановиться уже не могла. — Постыдились бы, барышня… молодая девица… — Агафья начала пятиться к двери, испугавшись яростного лица Софьи.
Девушка вцепилась в Агафью, рванула атластную душегрейку.
— Чего мне стыдиться?
Агафья заголосила, но Софья встряхнула ее, уткнула колено в мягкий живот, прижала к стене:
— Говори! Чего стыдиться?
— Вы с кем из монастыря-то бежали? — задыхаясь, просипела Агафья.
Софьины руки обмякли на мгновенье. Агафья вырвалась, метнулась к двери, заперла ее на ключ, потом прильнула губами к замочной скважине.
— Срамница! Блудница вавилонская! Софья заколотила в двери кулаками:
— Отопри, крокодилица!
— С ряженым кавалером из монастыря бежать! И где вы с ним только договорились? Что, хороши лунные ночки?
— Врешь! Все врешь, старая ведьма! — кричала Софья, — Отопри, я тетке пожалуюсь!
— Испугала! — злорадно вопила Агафья. — Да зачем ты нужна Пелагее Дмитриевне? Они тебя и видеть не желают! Уехали подальше от сраму! Опозорила ты свой род, замухрышка бесноватая!..
Софья вдруг сникла и сползла по двери на пол. Ноги ее не держали.
Алеша без сна лежал под стогом сена. Низко, почти задев его крылом, пролетела летучая мышь. Луну заволокло облаками.
Алеша пел.
«Какая бы не грозила тебе беда, я с тобой. Я возьму тебя на руки и пронесу через все напасти. Любовью я согрею твою душу. Только приди. А ждать я тебя буду — всю жизнь»…
И словно услыхав голос Алеши, Софья очнулась в своей темнице, заметалась, рванулась в запертую дверь, потом прижалась к оконной решетке.
— Куда смотрели мои глаза? Зачем так быстро бежали ноги? Где ты? Я даже имени твоего не знаю… Если бог хочет нас наказать, то делает нас слепыми и глухими.
Вдруг камешек тихонько стукнул о решетку. Софья посмотрела вниз. Под деревом стояла нянька Вера.
— Софьюшка! Откликнись… Вот ты где? Агафья-то тебя прячет. Второй день ищу.
— Нянька, ты ли это? Слушай меня…
По коридору мрачным строем шли черные тени. Впереди Агафья со свечой, за ней три старухи-монашки, замыкал шествие угрюмый лакей.
Щелкнул замок в двери, Софья отпрянула от окна, оглянулась. На нее, расставив руки, словно кур собиралась ловить, шла Агафья, слева заходила клирошная Марфа, справа казначейша Федора. Третья монашка осталась в дверях, приговаривая:
— Здравствуй, Софья… Мы за тобой. Собирайся.
— А-а-а! — закричала Софья, вскочила на стол и пошла потеха.
— Кусачка! Дрянь! — вопила Агафья. — Она меня за палец.
— Веревку, веревку давай! — вопила казначейша Федора.
Когда девушку поймали, придавили к полу, связали, в комнату заглянула нянька Вера. Глаза у нее округлились, губы что-то зашептали.
Софью вынесли из дому, положили на дно кареты. Одна из монашек сунула ей подушку под голову.
— Куда ее? — спросила нянька Вера.
— В скит, — ответила монашка одними губами.
— Не хочу! Не хочу в Микешин скит! — закричала Софья, пристально глядя в глаза няньки Веры.
— На озерцо ее, милую, — ехидно добавила клирошная Марфа.
Карета покатила. Нянька Вера серой мышкой прижалась к стене, пряча слезы…
Алеша сидел на могильной плите, завтракал: крынка молока, лепешки, яблоки.
Из-за куста вышла старушка, осмотрелась и решительно направилась к Алеше.
— Все в точности, — сказала она обрадованно, — глаз синий, родинке на щеке.
Алеша медленно жевал, глядя на старушку.
— Ты кто? — спросил он наконец, — От Софьи?
— От нее, голубушки. Рассекретили тебя. А новость моя худая. Увезли Софью сестры монастырские.
— Ты что, старая?!
— А то, соколик. Увезли ее в скит на озеро и будут на постриг готовить. Она матерью своей покойной монастырю была завещана со всем богатством своим.
— Разве можно вольного человека завещать?
— Молод ты еще судить о таких вещах. Матушка ее богу обещала: коли сохранит он отца Софьи целым и невредимым, то отдаст она дочь богу.
— А что с ним сталось?
— Что со многими другими… Был он знатный и важный боярин, да прогрешил противу двух пунктов…
— Двух пунктов государева указа, — Алеша усмехнулся, так странно прозвучали в устах старушки эти, ставшие обиходными слова. — Хула на господа… Хула на императрицу… Государев преступник. А жив ли он?
— Не знаю. Сгинул.
— Где ж мне Софью искать?
— В Микешином скиту, милый. Дорога туда длинная. Сейчас я тебе подробно весь путь обскажу, — старушка села рядом с Алешей. — Идет та дорога лесами, болотами, мимо «царева дома». Так люди его прозвали, — ответила она на немой Алешин вопрос. — Там раньше царь охотился. А стоит тот скит на Святом озере…
По прибытии в Петербург Саша Белов устроился на жительство в гостином дворе.
Наутро, еще не одевшись, в распахнутой на груди рубахе, Саша стоял у окна, с восторгом оглядывая крыши, купола и далекий шпиль Петропавловского собора.
Внизу слышались возбужденные голоса, удары костяных шаров, топот ног. Там были бильярдный зал и трактир.
— Итак, друг мой Александр, — разговаривал он сам с собой, — запомни этот день. Время начало новый отсчет. И начинается жизнь с трех дел: Анастасия… Алешка… гвардия. Итак, вперед, гардемарины!
За дверью послышались топот ног, возбужденная русская и немецкая речь. Саша выглянул в окно и увидел, что на улице вокруг торговца яйцами образовалась драка. Сцепились русские гвардейцы с военными иноземцами. Кто кого бил и с чего началась драка — понять было невозможно.
Разносчик яиц орал и размазывал по лицу немца желток и яичную скорлупу. Немца пытались защитить другие иностранные офицеры с бильярдными киями в руках.
— Бергер, собака! Шкуру спущу! — орал огромного роста офицер, пытаясь протолкнуться к немцу. — Ваньку в крепость упек! Шею тебе свернуть мало! Курляндец проклятый!
— Опомнись, Ягупов! Оставь Бергера! Ивана не вернешь! — пытался урезонить высокого офицера франт в цивильном платье.
Драка переметнулась в гостиницу. Саша выскочил в коридор.
— Уйдите, юноша! — крикнул ему франт и заорал на хозяина. — Спрячь немцев, остолоп!
Хозяин бестолково засуетился, однако дочь его оказалась сообразительней. Она выскочила с большой кочергой и ловко стала тыкать ею из-за плеча франта в разгоряченные тела. Толпа схлынула на момент. Франт схватил девицу и быстро юркнул с ней в дверь, отделяющую коридор второго этажа. Вдвоем они навалились на дверь, Саша попытался им помочь. Дочка накинула крючок.
— Молодец, фрау! С тобой хоть на край земли!
— Фрейлен, — с достоинством поправила та. — Фрейлен Марта.
— Ах фрейлен, — засмеялся франт. — Нецелованная, значит, — и он смачно влепил поцелуй в приоткрытый пухлый рот.
Саша радостно засмеялся.
Девица не обиделась, блеснула глазами. Дверь вздрагивала от ударов.
— Прыгнуть не побоишься? — жарко шепнул франт.
— Что? — не поняла Марта.
— Прыгнуть… со второго этажа! Подмогу приведешь. Людей надо спасать. И тех, и этих…
