Хаким Фирдоуси - Шах-наме

Встал шах кабульский — дивово отродье,
Поехал на охотничьи угодья.

С собой он землекопов сотни взял,
Копать большие ямы приказал.

В работе землекопы яры были;
Луга, угодья ямами изрыли.

А вырыв ямы, укрепили в них
Мечей и копий множество стальных.

И сверху так искусно их прикрыли,
Что ямы вовсе незаметны были.

Когда Рустам в поход сбираться стал,
Шагад в Кабул гонца тайком послал.

«Идет без войск Рустам! Без промедленья
Встречай его, в слезах моли прощенья».

Навстречу выехал кабульский шах,
С коварством в сердце, с лестью на устах.

И, встав на рубеже Кабулистана,
Сошел с коня, увидев Тахамтана.

Снял с головы тюрбан индийский свой,
Склонился обнаженной головой.

Снял сапоги и, босиком ступая,
Шел униженный, стоны исторгая.

Пал ниц, слезами землю оросил
И долго он простить его просил:

«Пьян был твой раб—достойный лишь презренья!
Погублен я безумьем опьяненья...

Прости, могучий, милость мне яви!
Мой дух твоим величьем обнови!»

Посыпав темя прахом, он на милость
Надеялся. А в сердце месть таилась.

И, по великодушью своему,
Рустам смягчился и простил ему.

Велел ему покрыть тюрбаном темя,
Обуться, ехать рядом, стремя в стремя.

Пред городом Кабулом им предстал
Зеленый дол. Он душу услаждал.

Леса росли, ручьев шумели волны,
Луга и чащи были дичью полны.

Они на отдых стали в тех местах,
Устроить пир велел кабульский шах.

Воссели на высокие сиденья,
Потребовали музыки и пенья,

И за вином сказал Рустаму шах:
«Онагров много на моих лугах.

Они непуганными табунами
Пасутся невдали между холмами.

Газелям, сернам, ланям — нет числа,
Не настигала их ничья стрела.

Лишь для тебя — Рустама-исполина —
Мной береглась та вольная долина».

От слов его Рустам повеселел,
Ловитвы он привольной захотел.

Охота — вот была его отрада,
За все невзгоды прежние награда.

Обычай мира древнего таков:
Мы в море тайн не видим берегов.

Тигр в камышах, огромный кит в пучине
И лев могучий — властелин пустыни,

И муравей, и мошка — все должны
Уйти в свой срок,— пред смертью все равны.

Встал Тахамтан, коня седлать велел он,
Орлов и кречетов пускать велел он.

На Рахша сел, из тула лук изъял,
Помчался. Вслед за ним Шагад скакал.

Муж Завара с Рустамом ехал вместе,
Сопутствуем богатырями чести.

Рассыпался в долине их отряд,
Не ведая, что ямы им грозят.

Рустам и Завара скакали рядом,
Не мысля, что задумано Шагадом.

Вдруг запах свежевырытой земли
Разумный Рахш почуял издали.

Как мяч, в комок он сжался — прянул прямо
И вскок перелетел над первой ямой.

Тут новой ямы запах услыхал,
Дрожа, храпя и роя землю, стал.

И разуму глаза судьба закрыла,
Рустаму сердце гневом распалила.

Он плетью гибкою своей взмахнул,
По шее Рахша верного хлестнул.

И Рахш у края ямы оказался;
Он от когтей судьбы спастись пытался.

И в яму две передние ноги
Сорвались. Не боев — коварств беги!

Мечи на дне, рогатины торчали.
Тут мужество и сила не спасали.

И Рахш всем брюхом напоролся там,
И бедрами и грудью — муж Рустам.

Страдал он тяжко. Но, собрав все силы,
Привстал и глянул из своей могилы.

Он приподнялся в яме роковой
И увидал Шагада пред собой.

И понял он, кто супостат его;
Он понял, что сгубил Шагад его.

Сказал Рустам: «Эй, подлый, злом живущий!
Из-за тебя погибнет край цветущий.

Но зло придется искупить тебе...
Раскаешься... Недолго жить тебе».

Щагад сказал: «Ты страх внушал народам,
Сражен ты справедливым небосводом.

Зачем ты столько крови проливал?
Всю жизнь ты грабил, вечно воевал.

Пора твоя настала, лев Систана,—
Умрешь ты в западне у Ахримана!»

В то время шах Кабула подскакал
И возле края страшной ямы встал.

Увидел: кровью залит стан Рустама,
И дрогнул он при виде ран Рустама.

И возопил он: «О мой славный гость,
Как все случилось? Что с тобой стряслось?

Пусть нам поможет благодать господня!
Я лучших лекарей сзову сегодня.

Быть может, и сумеют исцелить,
Чтоб мне потом кровавых слез не лить».

Ему ответил пахлаван вселенной:
«Эй, подлый, криводушный, муж презренный!

Мне не помогут средства лекарей.
Не лги и слез неискренних не лей.

Невечен век людской... Уходит время.
Небесный меч навис над вами всеми.

Ведь был Джамшид не ниже, чем Рустам,
Но был Джамшид распилен пополам.{57}

И Фаридун и Кей-Кубад блистали —
Цари!.. А где они? Как вздох, пропали.

Сиял, как солнце, в мире Сиявуш.{58}
Его Гуруй зарезал — низкий муж.

Они иранскими царями были.
Они в боях богатырями были.

Их нет! Лишь я — о славной старине
Был памятью. И вот я в западне.

Сын Фарамарз,— одно мне утешенье,—
Придет сюда. Вам не уйти от мщенья!»

Потом к Шагаду обратился он:
«Все кончено. Теперь я обречен.

Сознанье тмится в нестерпимой муке.
Прошу — достань мой лук и дай мне в руки.

Две положи стрелы передо мной.
Боюсь: ища добычи, лев степной

Придет, когда я в ямине глубокой
Беспомощный останусь, одинокий.

Быть может, верный лук меня спасет
И вживе лев меня не разорвет.

Меня моей защиты не лишайте!
Когда умру, земле меня предайте!»

Достал Шагад Рустама лук тугой,
Напряг и щелкнул звонкой тетивой.

Лук подал брату, злобно засмеялся;
Он муками Рустама утешался.

Усильем страшным боль преодолев,
Взялся за лук Рустам — могучий лев.

И тут Шагад презренный устрашился;
Он побежал, за дерево укрылся.

Чинара это древняя была
С дуплом внутри могучего ствола.

За ту чинару, как за щит надежный,
Братоубийца спрятался безбожный.

Рустам стрелу на тетиву взложил,
Напряг все силы и стрелу пустил.

И был ей ствол чинары не преграда.
Стрела и ствол пронзила и Шагада.

И вскрикнул насмерть раненный Шагад.
Возликовал душою старший брат.

Сказал Рустам: «Хвала творцу вселенной!
Моя мольба дошла к творцу вселенной!

В сей миг, как мне осталось мало жить,
Ты, господи, помог мне месть свершить.

Ты — вверженному заживо в могилу —
Для правой мести даровал мне силу!»

Умолк, поник главою, нем и глух.
Из тела излетел бессмертный дух.

А Завара погиб в соседней яме
Со всеми верными богатырями.

Один из них был смертью пощажен;
Верхом, пешком в Забул добрался он.

Пал перед Залем, облился слезами:
«Погиб могучий слон во вражьей яме!

И Завара погиб, и весь отряд!
Измена! Я один пришел назад!»

В Забуле все вопили и рыдали
И двух злодеев черных проклинали.

Заль разодрал кафтан парчовый свой,
Посыпал темя пеплом и золой.

Взывал: «О сын! Куда от скорби денусь?
Теперь не в шелк, а в саван я оденусь.

О мой Рустам! Мой величавый слон!
О Завара! Могучий мой дракон!

Вовек да будет проклят в небе горнем
Шагад, что наше древо вырвал с корнем!

Кто знал, что злоба подлая не спит,
Что месть гиена против льва таит?

Века подобного греха не знали.
От древних мы об этом не слыхали.

Лев от лисы погиб... Как мог Рустам
Поверить лживым вражеским словам?!

Зачем же кости прежде не сложил я!
Зачем детей любимых пережил я!

Зачем мне жизнь? Что ныне прорастет?
Погибло наше семя, сорван плод!

О лев Рустам! О Завара, мой витязь!
Где вы? Подайте знак мне! Отзовитесь!»

И с Фарамарзом Заль отправил рать
Предателей кабульских покарать

И привезти домой Рустама тело,
Как солнце, что навеки охладело.

Когда Рустама сын в Кабул вошел,
Безлюдным и пустым Кабул нашел.

Все люди, в страхе перед местью Заля,
Из города в пустыню убежали.

Рустама сын поехал по лугам,
Где вырыл шах кабульский сотни ям.

Мужи помост высокий утвердили,
Сандаловыми досками покрыли.

Муж Фарамарз — в слезах, душой горя,—
Изъял из ямы прах богатыря.

Он платье снял, что кровью прокипело
Увидел в ранах царственное тело.

Велел он раны страшные зашить,
Велел он амброй, мускусом кадить.

Омыл Рустама розовой водою,
Осыпал тело чистой камфарою.

Шелка вином, бальзамом пропитал,
Шелками прах Рустама спеленал.

И саванщики слезы проливали,
Как бороду Рустама завивали.

На двух престолах не вмещался прах,
Не прах — чинара мощная в ветвях.

Гроб принесли из черного эбена,
Украшенный резьбою драгоценной.

И смесью амбры, мускуса, смолы
Замазали все щели и углы.

Пошли систанцы — в поискал упрямы,—
Достали тело Завары из ямы,

Омыли, шелком Чина облекли,
От брата положили невдали.

Потом деревья в роще повалили
И для табутов досок напилили.

Из ямы, проливая слез поток,
Останки Рахша Фарамарз извлек.

Два дня коня громадного тащили
Из страшной ямы; на слона взвалили.

И от Кабула по Забулистан
Стон поднялся, весь зарыдал Систан.

Все люди на дорогу выбегали,
В безумье горя наземь упадали.

Знатнейшие богатыри земли
Два тяжких гроба на плечах несли.

Несли два дня — гробов не опускали
И по пути на отдых не вставали.

Рыдали степи и холмы кругом,
Рыдало время над богатырем.

Рустаму дахму средь садов воздвигли,
Высокую — до облаков — воздвигли.

Был гроб украшен золотым венцом,
Где спал Рустам непробудимым сном,

И в эту пору не было беспечных
Средь удрученных и добросердечных.

В то время розы первые цвели;
Все люди розы в дахму принесли.

Все говорили: «О великий воин,
Не амбры — жизни вечной ты достоин!

Теперь кто будет весел на пирах?
Кто на врага в бою нагонит страх?

Рука, что нам динары раздавала,
Мертва! Все для тебя презренным стало.

Да примет душу чистую твою
Йездан в неотцветающем раю!»

Когда все люди витязя почтили,
Дверь дахмы наглухо заколотили.

Замуровали Рахша в той стене
Плитой, где выбит витязь на коне.

Эй, муж! Чего ты ищешь в сей юдоли?
Начало — воля здесь, конец — в неволе.

Пусть из железа был твой кован стан,
Поглотит все свирепый Ахриман.

Ты жив — не уставай к добру стремиться,
Чтоб там блаженства вечного добиться.