Андон Чаюпи - Поэзия социалистических стран Европы

Из тонких прутьев твой дырявый ковш.
И вытекает все, что зачерпнешь.

Рыбак безумный, сам похож на воду.
Едва придя, готовишься к отходу.

Тебе неведом дел твоих итог.
От исповедей потемнел поток.

Проклятия твои как плуга искры.
Их уносила жизнь теченьем быстрым.

И памятники из камней и книг
поведают: он жил. Смешон? Велик.

Все отмести, что было до тебя…
Ведь даже проповедь сползает в пустозвонство.
И пиджаком с умершего
стирают пыль с ботинок…

Кого берешь ты, Время, под защиту,
насмешкой уязвив свидетелей — слова?
Неужто истина молочными зубами выпадает
и — ничего взамен?

Все отмести, что было до тебя…
Попробовать вернуться к праначалу,
заговорить, как тот, кто первым сеял,
сдувая с борозды пушинку
и веруя, что главное — грядет.
Попробуй! Прослывешь в два счета чудаком!

Но в наше время только чудаки
вполне нормальны.

Положить их на стол, как хлеб,
поставить, как воду,
или, как соль, захватить щепотью.

При этом не надо вставать на пятки, тем более — на носки.
Иметь терпение выждать, вытянуть из глубин бадейку,
но не устраивать у источника торжища или капища,

Когда форель косяком пойдет в Иордане,
не покупайте удочку, памятуя,
что река слагается не из рыб,
равно как и поэзия —
это нечто большее, чем слова.

Не камень, не изваяние.
Жена библейского Лота —
вот что такое поэзия.

Останьтесь с нами!.. Солнце за морями
Не будет греть вас, как в отчизне милой,
Там хлеб посолен горькими слезами,
Там братьев нет и все кругом постыло.

Найдется ль мать родней своей и лучше?
А ваша мать — земля святая эта,
Взгляните на поля ее и кручи —
Везде могилы прадедов и дедов.

Они для нас богатырями были,
Вот эту землю защищая смело;
Живите здесь, где деды кровь пролили,
И вы своей возвысите их дело.

Как ветвь, с которой осенью дождливой
Сорвет все листья, так земля родная
Без вас пребудет чахлой, сиротливой.
Так мать по детям плачет, изнывая.

Не дайте ей окаменеть от горя,
Слезами очи выжечь, как отравой,
Останьтесь здесь, чтоб на родном просторе,
На отчих нивах умереть со славой.

Здесь любят вас, здесь все свои, родные,
А там и знать-то вас никто не будет.
Нет, лучше камни родины нагие,
Чем сад цветущий, где чужие люди.

Здесь каждый вас, как брата брат, приветит,
А там для вас цветет полынь седая,
Сроднили нас навеки скалы эти,
Язык единый, имя, кровь святая.

Останьтесь с нами!.. Солнце за морями
Не будет греть вас, как в отчизне милой,
Там хлеб посолен горькими слезами,
Там братьев нет и все кругом постыло.

Не спи сегодня ночью, дорогая,
Прильнув к подушке теплою щекою!
Едва заблещет месяц над рекою,
Росой земля покроется нагая, —

Невидимо в ночи весна родится,
Польется запах голубой сирени,
Посыпется деревьев оперенье
В ручей бурливый, что в саду струится.

И юный Лель взовьется над Мостаром,
Сердца людей зажжет любви пожаром,
Ворвавшись в окна бурею цветочной.

Поэтому не спи порой полночной,
Приди — благоухай мне первой розой,
Пока восход забрезжит нежно-розов.

Я плачу о тебе, убогая земля,
Не только кровью собственного сердца.
Всей болью моего народа-страстотерпца
Я о тебе скорблю, судьбу его деля.

Его обид и мук на мне лежит проклятье,
Я кровью заплатил за каждый сердца стук.
По капле кровь моя стекает с вражьих рук.
На землю скорбную она легла печатью.

В моих слезах — чужой слезы святая соль.
И сотни душ с моей сливают боль.
И в жалобах моих звучат их укоризны.

Везде, где сербская отыщется душа,
Я нахожу приют, взволнованно дыша
Священным воздухом своей отчизны.

Мои колосья на пустынном взгорье,
Мой черный хлеб, политый нашей кровью.
Кто сбережет тебя своей любовью
От птиц голодных? Горе мое, горе!

Дни жатвы близки. Созревают зерна.
Как над родным селеньем солнце жгуче!
Но наплывают на душу мне тучи,
Жжет молния ее, как пламень горна.

Серпом блестящим колос будет ранен,
Сноп за снопом, как золото, заблещут,
Но снова сердце мукой затрепещет:
Опять страдай, терпи опять, крестьянин!

Твой рабский труд и все твои страданья
На пиршествах поглотят богатеи,
Тебе лишь крохи со стола злодеи
Швырнут, как псу. О, стыд! О, поруганье!

Что пользы плакать? Ваша боль, поверьте,
Не тронет потонувших в изобилье.
Крестьянин, ты лишь прах, лишь горстка пыли,
Тяни ярмо, тяни до самой смерти!

Мои колосья на пустынном взгорье,
Мой черный хлеб, политый нашей кровью,
Кто сбережет тебя своей любовью
От птиц голодных? Горе мое, горе!

О молодость, молодость!
Говорят, ты исчезнешь, как тают миражи,
но мне ли проститься с тобою!
Возле сердца поставлю на страже
радость мою и страдание.
Тайный сад закляну ворожбою,
обсажу его хмелем и соснами,
опояшу рекой голубою,
окружу луговинами росными,
а по самому дальнему кругу
околдую морозами грозными
и завью над сугробами вьюгу.

О молодость, ты ли покинешь подругу!
Кто станет безудержней плакать от счастья,
кто будет от счастья, как я, молчалив!
О молодость, молодость!
В чьем сердце твои бескорыстные страсти
горят словно солнце, как в сердце моем?
Кто верен, как я, упоительной власти
грехов беспорочных, не каясь ни в чем?
О молодость, молодость!
Говорят, ты навеки уносишь с собою
и радость свою, и страдание.
Но мне ли расстаться с моею судьбою!
Возле сердца поставлю на страже
единственную любовь.
О молодость, молодость!
Для тебя насаждаю весну, для тебя же
будет сад мой дышать и цветами и травами.
Задержу я и солнце, и звезды, и зори,
что румянцем горят в ожидании дня…
Ты сама не захочешь путями лукавыми
разминуться со мною, уйти от меня.

Снег тихо до самого вечера падал,
как яблони цвет.
О, я улетела б с такою отрадой
сквозь дали пространства и лет;
куда-то меж снежными лепестками,
как легкий летит мотылек,
кого-то утешить такими словами,
какие другим невдомек.

И в сумерках снег так же медленно падал,
усталый, пустой.
Мне встретить кого-то
такая отрада…
Ни тени в долине пустой!
И ночью весь мир, словно в белых тенетах,
снежинки ложатся у ног.
Как больно следить беспрерывный полет их,
когда человек одинок.