Гомер - Илиада

Будь же и ты, Агамемнон, отныне к другим справедливей,
Ибо нисколько не стыдно, коль царь, повелитель народа,
С мужем желает мириться, которого прежде обидел".
И, отвечая, промолвил владыка мужей Агамемнон:
"С радостью слушал сегодня я слово твое, сын Лаерта,

Ибо ты все разъяснил по порядку, исчислив подробно.
Клятву хочу возгласить; так велит мне душа, и не лживо
Я присягну перед богом. Пускай Ахиллес быстроногий
Здесь, ожидая, помедлит, хоть сильно торопится в битву.
Также и вы подождите все вместе пока же подарки

Нам из палатки доставят и верности жертвы заколем.
Это тебе, Одиссей, поручаю немедля исполнить.
Юношей сам избери знаменитейших в войске ахейском,
Пусть с моего корабля все дары принесут нам, какие
Ты обещал Ахиллесу, пусть жен приведут перед нами.

Вестник Талфибий меж тем по обширному стану Ахеян
Вепря отыщет, чтоб в жертву заклать его Зевсу и Солнцу".
И, возражая Атриду, сказал Ахиллес быстроногий:
"О, многославный Атрид, повелитель мужей Агамемнон!
Лучше другое бы время для этих забот вы избрали,

После, когда передышка настанет в бою, и не будет
Сердце терзаться во мне столь неистовой жаждою брани.
Медью пронзенные острой, еще по земле распростерты
Те, кого Гектор смирил, когда Зевс даровал ему славу,
Вы же едой насладиться теперь приглашаете войско.

Что до меня, я велел бы, чтоб дети ахеян не евши
В битву пошли натощак. А с закатом блестящего солнца,
За поруганье воздавши, обильный им ужин предложим.
Раньше, чем это свершиться, пускай ни еда, ни напиток
Уст не коснутся моих, оттого что убитый товарищ,

Острой проколотый медью, лежит, по земле распростертый,
В ставке моей, обращенный ногами к дверям, а дружина
Плачет кругом. Не пиры у меня на уме, а убийство,
Черная кровь и предсмертные стоны троянцев".
И, возражая Ахиллу, сказал Одиссей многоумный:

"Сын благородный Пелея, великая слава ахеян,
Лучше меня ты владеешь копьем и храбрее гораздо,
Но разумения силой тебя превзошел я далеко,
Ибо я старше тебя по рожденью и более сведущ.
Вот отчего мое слово ты сердцем снеси терпеливо.

Быстро для смертных людей наступает в бою пресыщенье.
Многих оружие наземь кладет, что колосья на ниве,
Хоть подобрать удается не всех, коль весы наклоняет
Зевс промыслитель верховный, кто участь решает сражений.
Не на голодный желудок нам нужно оплакивать мертвых,

Ибо в огромном числе что ни день погибают герои.
Если печалиться вечно, когда ж от трудов отдыхать нам?
Тех, что погибли в бою, подобает предать погребенью,
Плача над ними в тот день, но твердость души сохраняя.
Всем же другим, кто остался в живых средь войны беспощадной,

Должно о том помышлять, как едой и питьем подкрепиться,
Чтобы и впредь, облеченные несокрушимою медью,
С войском враждебных мужей мы сражаться могли непрерывно.
Пусть же не медлит никто в ожиданьи другого приказа.
Всякий совет, несогласный с моим, послужил бы на гибель

Всем при судах аргивянам. Сберем же скорее отряды,
С бурною силой ударим на резвых наездников Трои".
Слово окончив, избрал он в товарищи двух Несторидов,
Сына Филея Мегаса, Фоаса, бойца Мериона
И Ликомеда, Креонова сына, с вождем Меланиппом,

И к Агамемнону в ставку немедля отправился с ними.
Он им давал приказанья, они исполняли поспешно.
Семь из палатки обещанных раньше треножников взяли,
Двадцать блестящих тазов, лошадей легконогих двенадцать,
Семь привели они жен, в безупречной работе искусных,

А Бризеиду — восьмую, прекрасноланитную деву.
Золота десять талантов, отвесив, держал сын Лаерта.
Он выступал во главе, а за ним молодые ахейцы
Шли с остальными дарами, неся их в средину собранья.
С места поднялся Атрид, и тогда перед пастырем войска

С вепрем Талфибий предстал, по голосу равный бессмертным.
Сын же Атрея, извлекши рукою свой нож, что обычно
Рядом с большими ножнами меча у него был привешен,
С жертвы обряд совершил, с головы ее волосы срезал,
Руки воздел к Олимпийцу Зевесу и начал молиться.

Молча, уселись ахейцы, внимая царю, как прилично.
И говорил он, молясь, на широкое небо взирая:
"Ныне да внемлет мне Зевс, меж богами сильнейший, верховный,
Солнце, Земля и Эриннии, — те, что, живя над землею,
Смертнорожденных карают за их вероломные клятвы:

В том я клянусь, что ни разу той девы рукой не касался,
Не принуждал Бризеиды ни ложе делить, ни работать,
В том, что не тронута мною, она проживала в палатке.
Если я лживо поклялся, пусть боги пошлют мне страданья,
Как и тому, кто греша, присягнул вероломно".

Молвил и шею кабанью разрезал безжалостной медью.
Жертву, рукой завертев, ее на съедение рыбам
Бросил Талфибий в пучину великую моря седого.
Сын же Пелея, поднявшись, воскликнул средь храбрых данайцев:
"Отче Зевес, ты великие людям готовишь страданья.

Если б не то, никогда Агамемнон в груди моей храброй
Гнева не мог возбудить, никогда не увел бы насильно
Дочери юной Бризея, ничьим непослушный советам.
Только Зевес пожелал, чтобы много ахеян погибло.
Ныне за трапезу сядьте; да будем готовы к сраженью".

Так он сказал и собранье мужей распустил пред судами.
Все по своим кораблям аргивяне рассеялись быстро.
А мирмидонцы, отважные сердцем, подарки собрали
И унесли на корабль Ахиллеса, подобного богу,
В ставке сложили их рядом и жен на места усадили.

Слуги пришли за конями и в общий табун их угнали.
А Бризеида, подобная вся золотой Афродите,
Лишь увидала Патрокла, пронзенного острою медью,
Труп обняла и, рыдая, себе изодрала
Нежную шею и грудь, и лицо, что сияло красою,

И говорила сквозь слезы с богинями равная дева:
"Милый Патрокл, о, друг, для меня, злополучный, отрадный!
Этот шатер покидая, с тобою живым я простилась,
Ныне, вернувшись обратно, тебя бездыханным встречаю.
Так непрерывно беда за бедою меня постигает.

Муж, кому нежная мать и отец меня отдали в жены,
Пал, защищая наш город; его я видала пронзенным.
Видела мертвыми братьев любезных от матери общей;
Трое их было, и всех их постигла печальная участь.
Ты ж унимал мои слезы, когда Ахиллес быстроногий

Мужа убил моего и город разрушил Минеса.
Ты обещал, что Ахилл богоравный супругой законной
Вскоре меня назовет и, отвезши в родимую Фтию,
Брачный отпразднует пир среди мирмидонян отважных.
Вот отчего я так плачу над мертвым, о, кроткий при жизни!"

Так она, плача, сказала. И прочие жены рыдали
Все над убитым Патроклом, но в сердце над собственным горем.
Старцы ахеян меж тем вкруг Ахилла сошлись, убеждая
Пищи отведать, но он, уклоняясь, ответил со вздохом:
"Ныне молю вас, друзья, если просьбе моей вы послушны,

Не принуждайте питьем и едой насладиться,
Ибо великая скорбь овладела моею душою.
Я подожду и снесу до заката блестящего солнца".
Так говорил Ахиллес и вождей проводил из палатки.
Только Атриды остались да царь Одиссей богоравный,