Дмитрий Дашков - Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

«Он спит: усни и ты,
О милая подруга!»
Так сестры мне шепнули
И скрылись от меня…
И я, с чистейшей страстью,
В невинной простоте,
Тихонько приближаю
Уста мои к щеке
Супруга молодого…
Но он затрепетал,
И поздно я узнала,
Что юноша лукавый
Лишь сном притворным спал.
О, как мне стыдно стало!
Но милый незаметно
Рассеял мой испуг…

«Итак, уж решено!
И ненависть сменила
Любовь в груди твоей!
Пусть будет так, согласен!
Ты требуешь — и должно
Неволей покориться!
Но возврати, прошу,
Перед разрывом нашим
Все ласки, все лобзанья,
Мной данные тебе!»

«О, если б знала ты,
Мой друг, как ты прекрасна
Без этих покрывал!..»
И жадною рукою
Любовник уж искал,
Играя, разрешить
Ему докучный пояс…
Меж тем рой юных жен,
Сопутствовавших деве
К убежищу любви,
Заметив огнь желанья,
В очах ее блеснувший,
Спешат уйти, но прежде
С усмешкой хитрой шепчут
Ей на ухо советы,
Которые лукавство
Внушило их устам.

Пусть в лоне нег живейших,
Когда власы ее
Взвевают в беспорядке,
Столь милом для очей,
И серги, в быстрой встрече
Ударившись, звенят;
Когда чело прекрасной
Жемчужною росою
Унизано слегка, —
О, пусть в сие мгновенье
Любовница твоя
К тебе вдруг обратит
С томленьем страстным очи,
Усталые от нег…
Скажи, счастливый смертный,
Что большего и боги
Могли бы для тебя?

Любовник наглый этот,
Которого прогнала
Я от себя во гневе,
Который столь жесток был,
Что скрылся в тот же миг, —
Коль с наглостию новой
Воротится изменник,
Скажи, души подруга,
Что делать мне тогда?

Что там вдали, меж кустов, над гранитным утесом мелькает,
            Там, где серебряный ключ с тихим журчаньем бежит?
Нимфа ль долины в прохладе теней позабылась дремотой?
            Ветви, раздайтесь скорей: дайте взглянуть на нее!
Ты ль предо мною, Перетта? Тебе изменила надежда,
            И пред тобою лежит камнем пробитый сосуд.
Но молоко, пролиясь, превратилось в журчащий источник:
            С ропотом льется за край, струйки в долину несет.
Снова здесь вижу тебя, животворный мой гений, Надежда!
            Так из развалины благ бьет возрожденный твой ток!

Склонясь в пучину спящих вод,
            Потухнул ясный день,
И на сапфирный неба свод
            Легла ночная тень.

Возжженны в лоне темноты,
            Как очи божества,
Взирают звезды с высоты
            На бездну естества.

И мир и тишина вокруг,
            Как будто в мгле ночной
Провеял тихий ангел вдруг
            Невидимой стезей.

И вот за ним сквозь облаков
            На землю с вышины
Виется сонм ночных духов
            В мерцании луны.

Вот ниспустились — и летят
            Вдоль нивы золотой
И злаки томные поят
            Живительной росой.

И я гляжу — и сладко мне,
            Питаюсь думой той,
Что там, в надзвездной стороне
            Есть Промысл над землей;

Что в свете дня, во мгле ночей
            Хранимы им вовек
И дольний прах, и злак полей,
            И червь, и человек!

Души моей причудливой мечтой
            Себе я создал мир чудесный
И в нем живу, дыша его красой
            И роскошью его небесной.

Я в мире том, далеко от людей,
            От их сует и заблуждений,
Обрел покой и счастье юных дней,
            Обрел тебя, творящий Гений!

Ты красотой, как солнцем, озарил
            Мое создание, зиждитель!
Ты ликами бесплотных, тайных Сил
            Поэта населил обитель…

Я вижу их: они передо мной
            На крыльях огненных несутся;
С их дивных струн, с их светлых уст рекой
            Божественные звуки льются.

И звуки те… всё, что любовь таит
            В себе высокого, святого;
Чем смелый ум так радостно парит
            Над бренным бытием земного,—

Всё скрыто в них… и тайна райских снов,
            И сладость пламенной надежды…
При них душа чужда земных оков,
            Чужда земной своей одежды.

Так, светлый мир! в гармонии твоей,
            В твоей любви я исчезаю
И, удален от суеты людей,
            Земную жизнь позабываю.

Так, сладкими напевами пленен,
            В дороге путник одинокий
Внимая им, стоит, забыв и сон,
            И поздний час, и путь далекий…

На берегу, Воклюзою кропимом,
От бурь мирских Петрарка отдыхал;
Забывши Рим и сам забытый Римом,
Он уж одной любовию дышал.

Здесь, в тайном сне, Лауры идеал
Мелькнул пред ним бесплотным херувимом,
И с уст певца, в размере, им любимом,
Роскошный стих понесся, зазвучал.

И сладость дум, и звуков сочетанье
Воклюзский ток далече разносил
И навсегда с своим журчаньем слил.

Пришелец, вняв Воклюзы лепетанье,
Досель еще, задумчив и уныл,
В нем слышит грусть, любовь и упованье.

Когда б я был царем всему земному миру,
Волшебница! тогда б поверг я пред тобой
Всё, всё, что власть дает народному кумиру:
Державу, скипетр, трон, корону и порфиру, —
            За взор, за взгляд единый твой!

И если б богом был, — селеньями святыми
Клянусь, — я отдал бы прохладу райских струй,
И сонмы ангелов с их песнями живыми,
Гармонию миров и власть мою над ними
            За твой единый поцелуй!