Виктор Гюго - Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения

Кто этот человек?

На помощь!

Подождем!
Молчите, донья Соль: ваш крик разбудит дом.
Когда я возле вас, души моей отрада,
Мне кажется, иной защиты вам не надо.

Что делали вы здесь?

Я? Видно по всему,
Не мчался на коне сквозь грозовую тьму.

Кто, оскорбив других, смеется, тот невольно
Себе готовит смерть.

Ах, вот как? Нет, довольно!
Что притворяться нам? Вы влюблены — и вот
Вы здесь проводите все ночи напролет.
Ну что ж, влюблен и я. Мне хочется воочью
Узнать, кто к донье Соль влезал в окошко ночью,
Когда я у дверей страдал.

Чтоб кончить спор,
Вы там и выйдете, где я вошел, сеньор!

Посмотрим! Я и сам горю любовью страстной.
Не поделиться ль нам? У доньи Соль прекрасной
Так много доброты и нрав ее так тих,
Что сердца нежного ей хватит на двоих.
Свиданья жаждущий, душой летящий к раю,
Сюда я вместо вас был впущен, полагаю,
И, спрятанный в шкафу, все слышал — что скрывать?
Но было тесно мне и трудно там дышать.
К тому же весь измял я свой колет французский.
Я вышел вон…

Клинку вдруг стало в ножнах узко, —
Он тоже выйдет вон.

Ну что ж, я принял роль.

Вперед!

Эрнани! Ах!

Не бойтесь, донья Соль.

Кто вы такой?

А вы? Скажите ваше имя.

То имя я храню меж тайнами моими,
Чтобы другой в свой час услышать сразу мог
Его — в своих ушах, а в сердце — мой клинок!

Но кто же тот, другой?

Другой? Не все ль равно вам?
Вперед! Скрестим клинки!

Стучится кто-то снова.

Кто там?

О госпожа! Кто ожидать бы мог?
То герцог, дядя ваш…

Мой дядя! Видит бог,
Погибла я.

Исус! Кто там еще? За шпаги
Взялись. Нет, не ждала такой я передряги…

Что делать?

Донья Соль, откройте мне!

Нет, нет!

Святой Иаков! Ах! Избави нас от бед!

Укроемся!

В шкафу?

Ну да. Прошу покорно, —
Есть место для двоих.

Не слишком ли просторно?

Бежим!

Прощайте! Я остаться здесь хочу.

О гром и молния! За все вам отплачу!

Что, если вход закрыть?

Откройте дверь! Ну что же?

Что он сказал?

Скорей. Откройте же!

О боже!

Мужчины в комнате племянницы моей!
И ночью! Вот предлог для шума и огней.

Святой Хуан! Клянусь, в девическом покое
Нас трое в этот час. И лишних ровно двое.

Зачем вы оба здесь, сеньоры, в поздний час?
Пока Бернард и Сид не покидали нас[424],
Они, Испании герои и Кастилий,
Умели старцев чтить и честь девиц хранили.
Им, сильным, был их меч не так тяжел, как вам
Плащи из бархата с узором по краям.
Седины стариков те люди чтили строго,
Просили для любви благословенья бога,
Предательство кляли и, то храня, что есть,
Умели отстоять наследственную честь.
И жен они себе без пятен выбирали
В наряде боевом, пред всеми, в шумном зале.
А что касается всех этих молодцов,
Что ночью, крадучись, чужой позорят кров,
Предпочитают тьму для похождений грязных
И за спиной мужей ввергают жен в соблазны, —
Я убежден, что Сид столь дерзкий произвол
Примерно б наказал и подлостью бы счел;
И чтобы знали все, как обойтись с бродягой,
Попрал бы герб его, плашмя ударив шпагой.
Вот как бы поступил — о стыд души моей! —
Герой былых веков с героем наших дней!
Что надобно вам здесь? Пора бы вам признаться,
Что вы над стариком готовы издеваться,
Что юности смешон Саморы вождь седой!
Уж если б кто и мог смеяться надо мной,
То уж совсем не вы…

О герцог!

Нет, ни слова!
Что нужно вам еще? Кинжал есть у любого,
Охоты, празднества, борзые, сокола,
Гитары, песнь любви, когда луна светла,
Береты с перьями, расшитые камзолы,
Пиры, езда верхом, смех юности веселой, —
А скука вас гнетет. Нужна вам каждый миг
Игрушка — ею стал для вас теперь старик.
Игрушка сломана, и все ж — клянусь я словом —
Сам бог обломками велит швырнуть в лицо вам!
За мной!

О герцог!

Нет! Все следуйте за мной!
Сеньоры, видно, вам по сердцу смех такой.
Здесь есть сокровище — честь девушки невинной,
Честь женщины, и в ней честь всей семьи старинной.
Племянницу свою люблю я, и она
Сменить свое кольцо моим кольцом должна.
Она нежна, чиста, достойна уваженья.
И что ж! Едва на миг покину я владенья, —
Руй Гомес, герцог, граф де Сильва, — как уж вор
Бесчестит мой очаг, готовит мне позор.
Назад, бездушные! Ведь ваших рук касанье
Позорит наших жен!.. Я поли негодованья.
Скажите, чем еще прельщает вас мой дом?

Глумитесь, хохоча, над Золотым руном!

Седины рвите мне и смейтесь надо мною,
Хвалитесь завтра же пред уличной толпою,
Что из насильников презренных ни один
Не осквернил еще нигде таких седин.

О герцог!

Все сюда! На помощь! Что ж вы стали?
Секиру мне, кинжал, клинок толедской стали!

За мной!

О герцог, нас иные ждут дела.
Смерть императора от нас отозвала.
Максимилиана нет[425], властитель мертв германский.

Смеетесь вы?