Виктор Гюго - Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения

Хосефа!

Госпожа!

Боюсь. До этих пор
Эрнани медлит…

Он! Ах, ждать такая мука!
Открой ему скорей, не дожидаясь стука.

Эрнани!

Донья Соль! Опять я вижу вас;
И голос этот ваш, что говорит сейчас.
Жить вдалеке от вас — для сердца горше яда.
Чтоб всех других забыть, мне вас, о друг мой, надо!

Ваш плащ совсем намок. Вы были под дождем?

Не знаю.

До костей продрогли!

Что мне в том?

Снимите же свой плащ.

Скажите, дорогая, —
Когда вы вечером ложитесь, засыпая,
Спокойной, чистою, и сон, сойдя на вас,
Касается перстом невинных уст и глаз, —
Вам ангел ничего не шепчет о несчастном,
Кого забыли все и кто вас любит страстно?

Как запоздали вы, сеньор! Но, боже мой,
Дрожите вы…

Нет, я пылаю пред тобой.
Когда у нас в груди клокочет страсти пламя,
А сердце ширится и полнится громами, —
Что нам гроза небес под проливным дождем,
С которой сходят в дол и молнии и гром?

Отдайте шпагу мне и плащ свой вместе с нею.

Нет! Не расстанусь я с подругою своею.
О донья Соль, старик, супруг грядущий ваш,
Не помешает нам?

Час этот будет наш!

Я счастлив! Вправе все такой судьбой гордиться:
За взятый счастья час всей жизнью расплатиться.
Мой ангел! Что мне час? Чтоб с вами быть вдвоем,
И жизни мало мне и вечности потом!

Эрнани!

Счастлив я минутою случайной.
Как вор, дрожащий вор замок ломает тайный,
Так вынужден я красть, у старца за спиной,
Час песен и бесед и взор мгновенный твой.
Вот счастие мое! А твой старик лукавый,
Бросая мне лишь час, всю жизнь берет по праву.

Эрнани!

Плащ возьми и влагу отряхни.

Садитесь!

Старца нет, и в замке мы одни.

О, как прекрасны вы!

Одни!

Моя отрада,
Не думайте о нем.

Мой ангел, горше ада
Мне мысль о старике. Он мужем будет вам,
И вы покорствовать должны его устам.
Не думать? Боже мой!

И это вас волнует?
Как дядя, как отец, он в лоб меня целует.

Нет! Как возлюбленный, как муж, ревнивец злой!
Ведь ныне вашею владеет он судьбой.
Лишенный разума, растративший все силы,
На склоне старости, в предчувствии могилы,
Стремится он к любви и — призрак ледяной —
Вступает с девой в брак, безумец, весь седой,
Когда он руку вам протягивает смело,
Уж смерть его рукой другою овладела.
И нашей смеет он препятствовать любви!
Ложись, о старец, в гроб, могильщика зови!
Кто выдумал тот брак? Вас принуждают силой!

Король, сказали мне.

Король! Отец мой милый
Казнен его отцом, лег под его топор.
Ах, пусть немало лет уже прошло с тех пор, —
Чтоб мертвецу отмстить, его жене и сыну,
Я ненависть вовек от сердца не отрину.
Но мертвый в счет нейдет. Ребенком клялся я,
Что сына за отца постигнет месть моя.
О Карлос, я тебя ищу, король Кастилий[423],
Мы двух семейств вражде начало положили.
Отцы вели вражду едва ль не тридцать лет,
Не зная жалости. И пусть теперь их нет,
Все ж ненависть живет, не зная примиренья.
Остались сыновья — месть ищет продолженья.
Ах, это ты, король, задумал этот брак!
Тем лучше: счеты мы с тобой сведем, мой враг.

Меня страшите вы.

Неся печать проклятья,
Казалось бы, себя сам должен устрашать я.
Старик, которому вас в жены дать хотят,
Де Сильва, дядя ваш, — он герцог, он богат,
Он арагонский граф, он высший гранд Кастильи;
И — юности взамен — вы столько б получили
Парчи, и золота, и дорогих камней,
Что затмевать могли б всю роскошь королей,
А по рождению, богатству, чести, славе
И с королевами равняться были б вправе, —
Вот что вам предстоит. А я… я беден, наг,
Мои владенья — лес, мой дом — глухой овраг.
Но герб иметь и сам я мог бы знаменитый,
Кровавой ржавчиной, как ныне, не покрытый,
Высокие права на славу и почет,
Что в складках траурных скрывает эшафот.
Настанет день — права, врученные отвагой,
Из ножен дедовских я выхвачу со шпагой.
Пока же от небес принять мне суждено
Лишь воздух, воду, свет — то, что и всем дано.
Иль герцог, или я — другого нет исхода.
Брак и неволя с ним — или со мной свобода!

Пойду за вами я…

Скитаться по лесам,
Средь тех, чьи имена известны палачам,
Чей меч и чьи сердца не знают притупленья,
Но в чьей крови живет одна лишь жажда мщенья.
Жизнь средь изгнанников ужель вас не страшит?
Известно ведь, что я в глазах властей — бандит.
В то время как меня Испания изгнала,
В своих глухих лесах, в ущельях и провалах,
Среди своих вершин, где лишь орлу летать,
Мне Каталония явилась, словно мать.
Средь горцев вырос я, свободных и суровых, —
Три тысячи из них всегда прийти готовы
На помощь мне, едва я затрублю в свой рог.
Вам страшно? Знайте же, что впредь готовит рок:
Со мною жить в лесах, средь диких скал скитаться
С людьми, которые как чудища нам снятся,
Все, все подозревать — глаза, шаги, лучи;
Спать на сырой траве, пить из ручья; в ночи
Вдруг слышать, первенца в руках своих качая,
Как свищет у виска мушкета пуля злая;
Быть изгнанной, как я, и, если час придет,
Как я, вослед отцу, взойти на эшафот.

Пойду за вами я.

Но герцог славен, знатен,
На имени отца он не имеет пятен.
Он может все. Вам даст он со своей рукой
Богатства, титулы…

Так завтра в путь ночной!
Не возражайте, нет! Что герцог мне, зачем он?
Эрнани, с вами я. Вы ангел мой иль демон,
Не знаю… Я рабой везде за вами вслед
Пойду, куда б ни шли. Останетесь иль нет —
Я с вами. Почему? И спрашивать не буду.
Я видеть вас хочу — опять, везде, повсюду, —
И видеть вновь и вновь. Едва ваш шаг замрет —
И сердце у меня свой замедляет ход.
Когда вас нет со мной, то я не существую;
Но лишь уловит слух ту поступь молодую,
Я вспоминаю вдруг, вся радостью дыша,
Что я живу, что мне возвращена душа.

Мой ангел!

Завтра же, с людьми, вооруженным,
Я в полночь буду ждать вас под своим балконом.
Стучите трижды.

Но… вы поняли иль нет,
Кто я?

Мне все равно. Иду за вами вслед.

Нет! Коль хотите вы идти со мною рядом,
Узнайте имя, род, укрытые нарядом
Эрнани, пастуха. Он тайну мне хранил.
Бандит вам по сердцу? Изгнанник будет мил!

Я вижу, в болтовне вы опытны и ловки.
А мне легко ль сидеть в проклятой мышеловке?